Пол Ди Филиппо

Рот, полный языков

Снова всё тот же сон — глубокий, тяжкий, тревожный.

Слежавшаяся лесная подстилка шуршит под ногами, мелкие сучки и шелуха от семян покалывают босые подошвы. Радужно-слепящий солнечный свет прожигает дыры в плотном лиственном пологе над головой, обдает расплавленной бронзой морщинистые древесные стволы, рикошетом отражается от блестящей кожуры плодов и орехов, проникает сквозь густую чащу, сочится янтарными искрами по змеистым лианам. Тайный язык насекомых звучит в ушах церковным хором, птицы сопровождают каждый шаг непонятными пронзительными комментариями. Тёплое влажное одеяло тропического воздуха окутывает тело — обнажённое? — да, совершенно обнажённое.

Шаг за шагом она погружается всё глубже в пышные манящие заросли, упиваясь покоем и счастьем, теряя ощущение времени. Беспечно раскинув руки в стороны, ласково проводит ладонями по тёплому золоту коры и вощёному нефриту листьев. Опустившись на колени и зарывшись лицом в щекочущие тычинки, благоговейно прикладывается к сверкающей чистотой чаше цветка, полной ароматной дождевой влаги. Угрюмые ящерицы срываются с насиженных мест на горячих плоских камнях и прячутся под приветливой сенью широких листьев. Красноклювый попугай, не отставая от гостьи, перепархивает с ветки на ветку и следит за её непонятными блужданиями, внимательно наклонив голову. Бабочки, величиной с дамские носовые платки и столь же изящно разукрашенные, возникают в воздухе, мерцая всеми цветами радуги, и тут же исчезают.

Что это? Она застыла на месте. Впереди, на полоске голой земли, чётко отпечатался след огромной лапы.

Солнце поспешно скрывает за облаком свой испуганный лик. Отрывисто кашляет какой-то невидимый зверёк. Тропинку пересекает полосатая змея — скользящий росчерк, соединивший две неизвестности. Пронзительно хохочет обезьяна. Кажется, что след разрастается вширь, заполняя всё поле зрения. От него веет ледяным холодом. Пустое пространство, будто негатив, воссоздаёт то, что оставило отпечаток: мощную пятку-подушечку шириной с чайное блюдце, четыре основных пальца, вооружённые страшными когтями, и один боковой, рудиментарный, прочертивший тонкую полосу по земле.

Край следа крошится, несколько песчинок одна за другой скатываются внутрь. Внезапно ожившее время пускается вскачь. Охваченная ужасом, она бежит, не разбирая дороги.

Лес отбросил фальшивое гостеприимство — теперь он открыто враждебен. Ветки хлещут по рукам, оставляя рубцы, шипы впиваются в кожу. Скрытые норы грызунов угрожают переломом щиколотки. Деревья сближаются, загораживая путь.

Воздух с хрипом вырывается из лёгких, едкий пот заливает глаза. Она ловит языком струйку крови, медленно сползающую по верхней губе, словно первые капли из готовой прорваться плотины.

Преодолев, наконец, плотную завесу зелени и вырвавшись на широкую поляну, она осознаёт, что совершила смертельную ошибку. Слишком поздно: упругий барьер из сплетенных ветвей не даёт вернуться. В отчаянии она бросается вперёд, надеясь найти спасение в дальних зарослях. На полпути невольно оглядывается через плечо…

Ягуар.

Выделяясь на фоне зелени, будто рухнувший на землю сгусток космической тьмы, огромный кот царственно шествует в своей меховой мантии, сотканной из вечной ночи. От него трудно отвести взгляд, всё окружающее кажется мелким и незначительным. Густые блестящие усы торчат по обе стороны широкой морды как пучки стекловолокна, гранатовые глаза сверкают, ноздри влажно раздуваются, глотка пульсирует в такт толчкам мощного сердца. Язык вывешивается из пасти бархатным полотенцем, и, качнувшись из стороны в сторону, снова исчезает. Хвост рассекает неподвижный воздух — извилистый мазок кисти на холсте старого мастера.

Почти парализованная страхом, не в силах изгнать из души кошмарный образ, она пытается бежать дальше, но, сделав лишь несколько шагов, спотыкается и падает на четвереньки.

Ягуар уже здесь, прямо над ней — окутывает, как жаркое одеяло, тяжёлое, неподъёмное. Охваченная ужасом, не в силах даже вскрикнуть, она инстинктивно сжимается, ожидая удара клыков, рассекающего шею и позвоночник. Однако хищник почему-то медлит. Вся мокрая от едкого пота, она немного приходит в себя и начинает прислушиваться к своим ощущениям.

Передние лапы зверя обхватывают её влажное горячее тело подмышками, словно тугие меховые обручи. Тяжёлая голова покоится на правом плече, человеческое и кошачье ухо стиснуты как две створки раковины. Стоит повернуться, и её глаза встретят взгляд узких вертикальных зрачков. Щёку обдаёт жарким мясным духом. Ноги прижаты к земле мощными задними лапами, один боковой палец больно впился в икру. И ещё…

Что-то с силой раздвигает её ягодицы, и она знает, что это.

Быстро разбухая и сочась смазкой, половой орган ягуара выдвигается из своего шерстяного чехла. Ближе к основанию на нём есть утолщение, похожее на сдвоенный грецкий орех. Прикосновение горячей плоти обжигает, и женщина чувствует, как её щель предательски увлажняется, не признавая различий между зверем и человеком.

Не ослабляя хватки передних лап, кот слегка отодвигается — теперь его колючий подбородок упирается женщине в затылок. Острый конец члена, скользнув по выступающей кромке ануса, безошибочно находит вход во влагалище и останавливается на мгновение, увлажняя соком разгорячённые губы. Мощный толчок — член скользит внутрь, задерживается в тесном отверстии. Женщина вскрикивает, руки её подкашиваются. Ещё толчок — ягуар вводит член полностью.

Правой щекой она лежит на траве, соски трутся взад-вперёд о землю. Из груди вырываются нечленораздельные возгласы. Внутренние губы влагалища растягиваются то внутрь, то наружу под жёстким напором кошачьего пениса. Движения всё ускоряются, ягодицы женщины колышутся в такт. Ещё одно яростное, почти непереносимое вторжение — и могучее орудие ягуара взрывается спермой, заставляя её тело сотрясаться в фантастическом по силе оргазме. По мере того, как обжигающий вязкий сок проникает всё глубже через узкие каналы, закупоренные разбухшей головкой фаллоса, с женщиной происходит странное, возможное лишь во сне превращение. Руки и ноги тают, меняют форму, тело удлиняется, челюсти вытягиваются… Проходит несколько секунд, и любовники расслабленно падают в мягкую густую траву — пара ягуаров, один большой, другой поменьше. Сплетая гибкие чёрные тела, блестящие на солнце, они нежно вылизывают друг друга.

Керри Хэкетт открыла глаза. По её телу всё ещё пробегает дрожь, затихая внизу живота — последний отголосок удивительного сна. Шея и грудь пышут жаром, приходится откинуть одеяло, несмотря на зимний холод в квартире. Топить начнут только с полудня — режим экономии. Простыня между ног вся мокрая, что если Танго заметит? Вряд ли: он крепко спит, вытянувшись во весь рост на своей половине кровати, похожий на длинный иссохший труп, требующий усердной работы бальзамировщика, хоть и сохранивший бледные остатки былой красоты.

Рдеют цифры в темноте — шесть тридцать, ещё полчаса до тонка. Отключив будильник, Керри выскальзывает из постели. Грубый деревянный пол оскорбляет её нежные подошвы, и она спешит в ванную, где тряпичный коврик хоть немного защитит от суровой действительности.

Ужасно холодно. В тусклом электрическом свете виден пар изо рта. Присев на ледяной унитаз, она орошает гладкую керамическую поверхность дымящейся струёй. Туалетной бумаги опять нет — не хватает денег, да и в магазине не найдёшь, сразу разбирают. Ничего страшного, всё равно идти в душ. Если, конечно, снова не отключили газ.

Глядит вниз, прежде чем встать — нет ли признаков месячных? Нет, пока ничего.