Пожелайте мне удачи и скрестите пальцы (сращенные и все прочие)!
Ваш любящий сын-гость, УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ.
Адресант: мобильный узел МВФ,
сист. 01-4591П
Адресат: Биосфера Мак-Мердо.
Дата/час: 070865/0300
Статус передачи: OK.
Дорогая мать-хозяйка!
Нам всем сделали уколы олдисина, нового тропа от доктора Сакса, несмотря на высокую вероятность летального исхода.
Но другого выхода не было. Ведь мы все телесно ослепли.
Вы, наверное, сейчас спрашиваете: «Что такое телесная слепота?»
Это абсолютная потеря проприоцепции, сложной связи мозга с мускулами и нервами, кожей и костями, позволяющая нам судить (в основном подсознательно), что делает наше тело в данный момент.
А теперь мы изолированы в своих головах, словно кукловод, у которого запутались идущие к куклам нити, или словно телефактор-оператор, утративший сенсорный контакт со своей аппаратурой. И при этом мы можем шевелить конечностями. Это вовсе не паралич. Мы всего лишь (всего лишь!) не способны контролировать ни одну свою клетку. В таких условиях управлять своим телом ничуть не проще, чем чужим. Грустно смотреть, как мои друзья-товарищи не держатся на ногах, как промахиваются мимо стульев, не могут отправить пищу в рот, добраться до утилизатора отходов.
Но, вероятно, ко всему можно привыкнуть. И спецы уверены, что олдисин не допустит новых нейродефицитов.
Положа руку на сердце, я даже рад, что Пингвиниха не испытывает этих мук. Раньше я не успел Вам рассказать — прежде, на гражданке, она была танцовщицей.
Наконец из Брюсселя поступил приказ на вывод нашего подразделения. Ходят разговоры, что если телесная слепота окажется неизлечимой, всем нам попробуют вживить микросхемы-стабилизаторы и наносенсоры для симуляции нормальной проприоцепции. До чего только не додумаются эти лепилы, правда, мама?
Ваш любящий сын-гость, УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ.
Адресант: мобильный узел МВФ,
сист. 02-999Z.
Адресат: Биосфера Мак-Мердо.
Дата/час: 071065/2400
Статус передачи: СОЛНЕЧНЫЙ ШУМ. ПОМЕХИ (*) = –10 %
Доро**я Ма*ь-хозяйка!
Как вы, наверное, уже до***ались по задержке этого вокса, у нас изменился маршрут.
Нас переводят в УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ, там б***т обеспечен надлежащий медиц****** уход. Оказалось, все, кто остался жив в нашем подразд******, страдают дегенеративным нейрофибриллярным переплетением белковых молекул, вроде того, что наблюдалось у пораженных ныне почти исчезнувшей болез**** Альц*******. УДАЛЕНО Ц****РОЙ — это что-то вроде санатория, с персоналом из людей и кибов. По словам лепил, средний срок пребывания в УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ — *** месяцев, но мы там можем задержаться и на **** лет. О, бешеные гены! За это время Вы, мама, наверняка усп**** перейти в другое симбионт-семейство! Впрочем, так далеко в будущее я не заглядываю — у нашего *****зделения очень ****** прогноз. Связь работает неважно, поэтому на всякий с****й повторю: у нас **** шансов выздороветь.
К сожалению, некоторое время я не смогу принимать входящих вокс-сообщений и отправлять вам свои. Впрочем, не беда — я сейчас плохо воспринимаю информацию. Почти ничего не соображаю. Но начальство обещает в с***** времени полн***** восстановить метамедиумный контакт.
Так что не надо вол********. Вы сможете в любой момент связаться с Брюсселем и узнать новости о Вашем мальчике, УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ.
Уличная жизнь
Хозяин Коуни — Поэт Виртуальности. Причем один из лучших. Тягаться с ним по части философской глубины, яркости образов и блеска композиции могут только Планксти и Бинго-Бантам, да и то редко. Об этом хозяин частенько рассказывал Коуни, особенно под воздействием какого-нибудь тропа вроде «самомнина» или «эго-пучина», вызывавших у него желание читать вслух отзывы прессы о его персоне, а также мелодраматически расправлять громадные складки бархатистой кожи, свисавшей, точно крылья летучей мыши, из-под мышек.
— «Последний мозговоротный опус Хопкрофта — это настоящий клеточный парализатор! «Визит на Грибную Планету» открывается сценой, в которой тенниелова Гусеница, курильщица кальяна, встречает перципиента клубом ароматного дыма. Вот развеивается бурый чад, и перец обнаруживает, что перенесся на Грибную Планету! Представители туземных форм жизни торопливо отращивают нити, чтобы опутать ими путешественника. Но тот, к счастью, обладает свободой управления конструктом, превышающей стандартные десять процентов, и это — благодаря поистине креативному использованию умной среды от фирмы «КоСенСис». Поэт широко применяет роскошные текстуры и богатейшую палитру ложнокрасок собственного изготовления, благодаря чему достигаются прямо-таки синопсодробительные ощущения, особенно если вы, как этот счастливчик-перец, одновременно используете сопроцессор «селлсмарц». Созданием этого конструкта Хопкрофт выполнил все свои недавние обещания, и теперь не может быть никаких сомнений: поэт достоин своей когорты!»
А далее, швырнув гибкий экран через всю комнату в угол (где его вскоре подбирал аккуратный киберуборщик от фирмы «Браун»), хозяин Коуни расправлял перепонки во всю ширь и восклицал:
— Поэт достоин своей когорты! Коуни, ты слышал?
— Да, полноправ Хопкрофт, я слышал.
— Хорошо сказано! Но это не просто высокие слова, это еще и правдивые слова. В нашем поэтическом цеху я — самый совершенный. И это сомнению не подлежит, верно, Коуни?
— Не подлежит, хозяин. Все так, как сказал полноправ критик.
Обычно после этого — особенно если троп успевал выдохнуться — хозяин падал в сверхудобное кресло «приласкай чресла» (ни разу не расстроился настолько, чтобы шлепнуться на пол), закутывал голову в складки кожи и плакал.
— Но какой мне с этого прок, а, Коуни? Наше варварское общество не уважает поэтов, не удостаивает их материальным или моральным вознаграждением. С нами никогда не обращались и не будут обращаться, как должно. У меня абсолютный вкус, и таких, как я, единицы. Мои друзья-сограждане в массе своей мещане, приземленный и примитивный народ. Их идеал поэзии — «Секси-сиуксы»! Ответь, Коуни, как с этим может мириться столь тонкая натура, как я? О, до чего же трудна моя жизнь — уж куда потруднее, чем ты, глупый трансген, можешь себе вообразить. Денег хватает только на оплату доступа к цифреальности! А ведь мое искусство суеты не терпит, вот и приходится то и дело строить из себя вирт-жиголо!
Коуни уже давно зарубил на носу: в такие минуты хозяина перебивать нельзя. И трансген со свойственной его народу терпеливостью ждал, когда слезливый поэт закончит представление.
— Да, — продолжал свой монолог хозяин Коуни, — я, РАМ-бо своей когорты, чтобы сводить концы с концами, лезу в Мешок и встречаюсь со старыми нимфоманками, которым не терпится похвастать перед своими выжившими из ума подружками телепоревом с очередным таренто, чье великое искусство они даже не в состоянии постичь!
В этом месте трансген мог позволить себе комментарий, в надежде, что это поднимет самооценку хозяина, а самого Коуни избавит от «рывка за ошейник»:
— Полноправ Хопкрофт делает только то, что он обязан делать для совершенствования своего искусства.
Если бы хозяин находился в этот момент под воздействием такого тропа, как «селявин», он бы с экстравагантным вздохом согласился. В ином случае мог последовать страшный нервный припадок с воплями «Знай свой шесток, ничтожество!» и «Не твоего ума дело, паршивая помесь!»
Нынешним же погожим июньским вечером (стохастический прогноз исключал дождь), к большому облегчению Коуни, его реплика дала желаемый результат. Сцена, давным-давно ставшая привычной, разыгрывалась по благоприятному для него варианту.
— Ты прав, маленький Дэу-Думбинни, каждый из нас выполняет свой долг. Искусство требует жертв — и не только человеческих.
Из последней фразы Коуни ничегошеньки не понял, но все равно согласно закивал. Хозяин Коуни встал и произнес: