— На хрен этих старых халтурщиков! Они стали слишком самодовольны. Хочу попробовать кого-нибудь нового. Кто у нас на очереди?

— Ну, есть некий Молсберг.

— А, помню, пробивной молодой еврей, который работал на «Мередит» и набивался к нам. Хорошая папка статей, и мне нравится его напор. Дадим ему! Когда поймет, что должен выдавать хороший результат, он из штанов выпрыгнет, а мои старые пердуны в штаны могут только наложить. Потеха! Что дальше?

Альфи уже расстегнул все пуговицы блузы Минки и добрался до бюстгальтера производства «Мейденформ», у которого чашечки торчат как «плавники» автомобиля «студебекер». Он проворно играет с застежкой, ловко двигая пальцами под шелковой тканью.

— Так, фотографии Таити…

В это мгновение снаружи раздается приглушенная ругань, и дверь в кабинет резко распахивается. Внутрь врывается седая женщина в солнечных очках.

— Господин Бестер, знаете, кто я? — строго вопрошает она. — Вы представляете, какие последствия возымеет игнорирование моих писем? Вы заставили меня ждать!

— За кого, черт побери, вы меня принимаете, мадам? За телепата или ясновидящего?

Минки спокойно встает и принимается беспечно застегивать блузку. Такое происходит не первый раз и, вероятно, не последний. Вторжение очередной мелкой сошки, женщины, которую никто не замечает.

Затем незваная гостья произносит одно слово.

Безобидное существительное, от которого никто не стал бы дергаться. Альфи, однако, подпрыгивает в кресле и бледнеет, потому что именно этот пароль дало ему ЦРУ для связи со своими агентами.

— О черт! Минки, представь, что ты волшебница, и испарись. Никого не впускай.

Минки выходит и закрывает за собой дверь. Женщина садится, по-мужски закидывает ногу на колено и говорит:

— Дайте мне сигарету. И выпить. И вырубите эту несносную музыку.

Альфи радуется передышке. Надо прийти в себя и собраться с мыслями. Пока они курят и молча потягивают виски (он все-таки нашел для нее стакан в другом ящике), редактор обретает свою обычную беспечность и принимается рассматривать незнакомку. Хладнокровная. Привыкла распоряжаться. Явно не из мелких чертей. Назовем ее Вельзевулом.

Словно читая его мысли, женщина говорит:

— Зови меня Джейн Типтри. Это все, что тебе нужно обо мне знать. Если я скажу: «прыгай», спроси: «как высоко». Понятно?

Бестер, даже будучи оскорблен, остается мудрым.

— Вы — Джейн, но я не Тарзан. Чем могу быть полезен?

Она резко опускает задранную ногу на пол, наклоняется вперед и пронзает его взглядом под стать венгерскому «коктейлю Молотова», который в пятьдесят девятом отправил к праотцам Хрущева.

— Вы опубликуете статью о свабхавикакая. Автор — я. С чего начнем? У меня есть определенные соображения, однако я боюсь что-нибудь упустить.

— Боже, Джейн, вы нашли козла отпущения. Люди ничего слышать не хотят о свабхавикакая. Пришельцы наводят на них неописуемый страх. Это крест на уровне продаж! Даже «Тайм» не рискует поместить их на обложку. Хотя что там разглядишь на фотографии?

— Не надо читать мне лекции! Я все прекрасно знаю. И не стремлюсь к Пулитцеровской премии или рекордному увеличению тиража. Моя цель — спасти людей. Ваших сограждан.

Бестер выпускает кольцо дыма.

— Вас зовут Джейн или Жанна? Госпожа д'Арк, кажется?

Женщина закипает, и Альфи тотчас сдается.

— Хорошо, хорошо, — поглаживает он бородку. — Гм, если бы мне было нужно написать об инопланетянах, я бы подошел с точки зрения человеческого интереса. Сосредоточил бы внимание на жертвах. Это, возможно, подстегнет пришельцев навестить свабби…

Оживившись, Типтри спрашивает:

— Свабби? Кто они такие?

— Недавно сформированная группа психов, — злорадно отвечает Бестер. — Из бывших битников, наркоманов, забулдыг, лихачей, изгоев, беглых заключенных и поклонников лорда Бакли. Разве не знаете, каких отщепенцев интересуют подобные больные вопросы? Они, кажется, поклоняются свабхавикакая, поэтому и назвали себя свабби. Как любой уважающий себя культ, пророчат конец света. Естественно, в ожидании его они не особо придерживаются норм общества.

— Где они находятся?

— В Сан-Франциско. Район Хайт. Корабль свабхавикакая в Пресидио — единственное, что расположено не в столице. Они считают его особенным.

Джейн поднялась со стула.

— Идиоты, мои агенты просто идиоты, думают не головой, а задницей! Никакого от них толку.

В это мгновение Бестер узнает ее. Хотя она мало показывалась на публике, не позволяла себя фотографировать, однако как-то дала короткое показание на слушании дела Маккарти.

— Вы, вы ведь…

— Заткнись, а то я тебя когда-нибудь убью.

Альфи замолкает, потому что искренне верит угрозе.

— Прикажи своей «детке», — передразнивает его Джейн, — связаться с авиакомпанией «Пан Америкен». Мы летим на запад.

— Мы?

— Ты уже показал, чего стоишь. Что-то подсказывает мне, что ты можешь мне понадобиться. — Типтри перегибается через стол и колким пальцем тычет в его живот. — И я не имею в виду интим.

Кого она из себя корчит! Будто на нее можно запасть!.. Альфи отпивает виски, чтобы скрыть улыбку.

— Так у этих свабби есть лидер?

— Конечно, а у какой своры олухов нет? И как любой мессия, он взял псевдоним. Раньше был Эдом Уолдо, а теперь зовется Тедом Старджоном. Считает, что человечество — нечто вроде рыб, плывущих вверх по течению, чтобы доставить икру для свабхавикакая.

— Оригинально, — говорит Типтри. — Даже слишком оригинально.

Цветные ромбы драгоценными камушками дрожат в разводах на полу: это импрессионистское солнце пробивается сквозь витраж и колыхание листвы на улице. В большом ветхом викторианском доме, который находится в районе Хайт города Сан-Франциско, идет уборка, и мокрая швабра усиками медузы вмиг нарушает живописную гармонию ромбов.

Темнокожие ноги парня со шваброй босы, обнажены и его мускулистые руки и грудь. Только джинсовые шорты с обрезанными махристыми краями, из-под которых спереди торчат белые внутренние карманы, пытаются сохранить приличие, хотя и они не могут до конца скрыть его мужские достоинства.

Но лицо…

Добродушное лицо юноши разрисовано завитушками яркого цвета в стиле маори: пестрые петли и дуги от бровей до подбородка, вокруг глаз, ушей, на переносице, у кончиков рта, на сонных артериях.

Уборщик идет к лестнице, в солнечном свете его вьющиеся волосы напоминают корону. Сверху доносится музыка: корявые ноты, выдавленные из электрогитары.

Раздается звонок. Юноша прислоняет швабру к перилам и направляется к входу.

В широких громоздких дверях стоят женщина и мужчина. Он — крупный, модно одетый, толстый, как цирковой медведь. Она — кожа да кости, напряжена как лебедка, как динамитная шашка.

Мужчина в дверях тянет руку.

— Привет! Мы из журнала «Холидей», ищем Теда Старджона. Он, кажется, здесь проживает…

Уборщик молча улыбается, и краска растягивается вместе с лицевыми мышцами.

— Здесь живут свабби? — спрашивает женщина.

Снова нет ответа. Толстяк начинает терять терпение, поднимает голос:

— Послушай, сопляк! Ты пригласишь нас войти, или мне прорываться силой?

— Бестер, не надо, позволь мне уладить…

— Уладить что? — звучит чей-то голос.

Из темноты возникает фигура мужчины, встает позади негра, который продолжает беспечно улыбаться. У появившегося незнакомца лицо сатира с такой же бородкой, как и у незваного гостя. Но если у Бестера черные волосы на бледной от сидения в офисе коже, то заступник загорелый, с рыжими кудряшками, искрящимися глазами и улыбкой всегда наготове, о чем говорят морщинки у рта. Длинный кафтан, расписанный цветами, явно скрывает спортивное тело. Держится мужчина раскованно.

— Слава богу, наконец кто-то с языком! Я Альфред Бестер, редактор журнала «Холидей». Это, э-э, Джейн Типтри, наш репортер. Мы хотели бы поговорить с Тедом Старджоном. Планируем написать статью о нем и его свабби.