— Турбо, только давай без фуфла! Ничего я такого не…

— Заткнись, я думать буду.

Пока Турбо думал, все его мышцы шевелились — как будто под кожей ползали змеи.

Выгнав из меня шлаки вместе с потом, Турбо сказал:

— Полагаю, честь нашей организации будет спасена, если мы тебя затащим на мост Джорджа Вашингтона и…

— О, радиационные отходы! Турбо! Чувак, кореш, ну что ты, в самом деле?! Какая необходимость…

Турбо поднял ладонь, заставив меня умолкнуть:

— Но нас могут замести экомусора — за сбрасывание дерьма в реку.

Все боди-артисты от души поприкалывались над этой шуткой. Я пытался поржать заодно, но вышло только жалкое «хи-хи-хи».

— А с другой стороны, — кисть и предплечье поднятой руки Турбо описали дугу в двести семьдесят градусов — в той же плоскости, где находилось плечо, — если хочешь стать боди-артистом, то знай: твоя кандидатура всегда была в списке, даже когда ты разбрасывался своими дурацкими похвальбами.

— Ой, правда?! Турбо, да! Я согласен! Ты даже не представляешь, как я…

Турбо вскочил на ноги, да так резко, что Шаки кубарем покатилась через весь клубный зал.

— Джитер, Хек! Будете эскортировать кандидата. Эй, все! Возвращаемся в сеть!

Мы вылетели из клуба «ГаАс», как пробка из бутылки с шампанским. У меня кружилась голова, точно польская космическая станция. Я с боди-артистами! Просто не верится! И плевать, что я не знаю, куда лежит наш путь. Пускай даже они меня втянут в авантюру и до конца жизни придется штрафы платить! Я не рыпаюсь, я — паинька!

Город мне теперь казался воплощенной психоделической сказкой, порождением буйной фантазии голобрухо. Средиземьем, Волшебной Страной, Небесами Обетованными. А воздух-то до чего холодный! Как робопаранейроны на моих голых руках.

Мы двигались на восток, к прибрежному парку. Я вскоре не выдержал бешеного темпа, приотстал. Но Джитер и Хек вернулись, подхватили меня под руки, и мы понеслись дальше.

Вскоре очутились среди деревьев. Бежали по безлюдным аллеям под грязными натриевыми лампами. Справа тянуло запахом Гудзонова залива. Над головами ревели турбинами полицейские, но до нас им, похоже, не было дела.

Наконец мы остановились в темном местечке, под неработающим фонарем. Последние полмили Джитеру и Хеку приходилось меня нести; я еле дышал, а никто другой даже не запыхался. И вот я снова на ногах.

Кто-то нагнулся и потянул кверху металлический люк со сломанным замком. Боди-артисты спустились один за другим. Я, волнуясь, точно ребенок, впервые в жизни закидывающийся тропом, тоже полез вниз, зажатый с боков Хеком и Джитером.

Тиви-Сити занимал сотни акров земли, которая раньше полого спускалась к Гудзонову заливу. Восточная половина Телевизионного Города была построена на твердой почве, а западная стояла на огромной платформе, возведенной над путями для магнитолевитационных поездов транспортной компании «Конрейл».

Спустившись на пятнадцать ступенек, я увидел подбрюшье Тиви-Сити в свете нескольких заключенных в защитные клетки ламп: ржавое созвездие заклепок в чешуйчатом стальном небе. Лестница уперлась в двутавровую балку шириной с мою ладонь. Я осторожно сошел на нее, но отпустить лестницу не рискнул. Поглядел вниз.

Там, в сотне футов, бесшумно делал сто восемьдесят миль в час освещенный поезд.

Я полез назад.

— Ты куда это, чувак? — поинтересовался сверху Хек.

— Обратно… А разве мы не?..

Я возвратился на двутавр, сделал два вихляющих шажка в манере слюнявчика, осторожно лег и обвил железя-ку руками и ногами.

Хек и Джитер не уговаривали меня подняться. Как бежали бок о бок, так и дальше побежали, буксируя бедолагу Деза точно вагон по монорельсу. Мне оставалось только закрыть глаза и молиться.

Наконец я почувствовал остановку. А затем меня подняли, словно куль. И в следующее мгновение отпустили. Я в ужасе прикинул, сколько лететь до земли или проходящего поезда, и каков будет удар в ощущениях. Если выживу — запросто можно будет в ампутаторы подаваться.

Лететь, как выяснилось, надо было считанные футы. До сети. Я врезался в нее, и меня подбросило. Несколько раз качнуло. Дождавшись неподвижности, я осмелился раскрыть глаза.

Боди-артисты находились здесь же — кто стоял, кто лежал в хитросплетении тросов из углеродного волокна. Каждый великолепно сохранял равновесие. С красивого лица Турбо не сходила улыбочка пожирателя радиационных отходов. — Добро пожаловать в сеть, кандидат. А ты не так уж и плохо держишься. Знавал я чуваков, которые в обморок падали, когда впервые оказывались на нашей лесенке. Сейчас мы двинем дальше, не отставай.

И боди-артисты помчались по сети. Им каким-то образом удавалось координировать и компенсировать сотни самых разнонаправленных импульсов; каждый шаг делался стремительно — и безошибочно. Как аэросерфингисты, они взлетали на гребни волн движения друг друга.

Что же до меня, то я ухитрялся как-то перемещаться, в основном на четвереньках.

Мы достигли платформы, прикрепленной к одному из гигантских столбов, подпирающих город. И там боди-артисты взялись за дело. То есть за ширяние крутой дурью.

Я и не подозревал о том, что Зигги — лепила у боди-артистов. А теперь вижу, как он шарится среди хромоварок и аминорезок, точно рыба в ухе, и ясен пузырь: не кто иной, как этот биобрухо, поддерживает огонь в нейротопках моих новых корешей.

Пока Зигги трудился, мне оставалось только наблюдать, как трутся Турбо и Шаки. Понятное дело, они это специально для меня устроили, захотели сыпануть песочку в мои дюзы. Но я старался давить в себе чувства. Даже когда Шаки… Ладно, не буду описывать подробно, скажу лишь одно: такая поза в человеческом исполнении — это нечто из разряда невероятного.

Наконец пришел Зигги с чашкой неразбавленного багьего киселя.

— Отведай, чувачок, — проговорил он с гордой улыбкой творца, — чтобы маленько получше представлять себе, каково это — быть боди-артистом.

Смаковать неразведенный кисель не хотелось, поэтому я вылакал единым духом. Но даже от послевкусия едва не вытошнило.

Через полчаса я уловил перемену.

Я встал и двинулся по сети. Турбо и остальные принялись дергать тросы — кверху и книзу.

Но я удержался на ногах. Даже поднял одну. А потом встал на руки!

— Наш пацан! — саркастически произнес Турбо. — Мне и невдомек было, что ты такой козырный. Мы тебя ведь лишь самую малость подкрепили — экстеро, интеро и проприо. Ну, еще добавили миофибриллового усилителя и кой-чего для вывода токсинов усталости. И все это недолговечно, как любовь шлюхи. А сейчас — дуй за мной!

Турбо помчался по сети, я — вдогонку.

— Больше никто? — спросил я.

— Нет, Дез, только я и ты — верные кореша.

Мы спустились на землю. Я, когда без посторонней помощи чесал по двутавру, казался себе владыкой мира.

И снова мы промчались по улицам Тиви-Сити. В этот раз я без труда держался вровень с Турбо.

Впрочем, может быть, он просто не спешил, хотел, чтобы у меня создалось ложное ощущение безопасности. Я решил приглушить восторг и вести себя осмотрительнее — если получится.

Но вот мы остановились на южной границе Тиви-Сити. Перед нами высилась самая высокая хаза Нуэво-Йорка — сто пятьдесят этажей из стали и органобетона.

— Нам предстоит небольшое восхождение, — сообщил Турбо.

— Чувак, да за кого ты меня держишь? За Кинг-Конга навороченного? Стенка — зеркало!

— И так, и не так! В этом-то и прелесть старых постмодернистских зданий. Блеск нас замаскирует, а зацепок и опор тут достаточно, полезешь — убедишься.

Он взлетел по водосточной трубе на следующий этаж. Слишком резво — мне не угнаться.

Но зато я мог просто следовать за ним! Прикиньте, чуваки, мне это удавалось. Я сбросил обувь и полез за Турбо. Врать не стану, было страшно, но я словно обезумел, в экстазе был, витал в своей собственной микрогравитации.

Первые пятьдесят этажей сдались легко. Я карабкался за Турбо, смотрел, как он выбирает опору за опорой, и делал так же. Когда он улыбался мне, я улыбался в ответ. Даже смекнув, что он просто прикалывается.