Тиг Пинни скорчился за своим столом. Издатель, сморщенный, отягощенный годами человечек, одетый в костюм, который стоил больше месячного дохода Диего, походил на воскового гомункулуса[219] со скелетом из нержавеющей стали. В эту минуту Пинни заканчивал препирательства с другим автором, в котором Диего с удивлением узнал Йейла Драмгула.

Драмгул уже поднялся и наклонился над столом, чтобы пожать руку издателю.

— Превосходно, Тиг, пятьдесят тысяч — это вполне годится. Увидимся вечером в клубе? Замечательно!

Повернувшись, Драмгул заметил Диего и поспешил к нему с выражением неподдельной радости на лице. Стройный, рафинированный блондин, безукоризненно одетый, с загаром, полученным благодаря многим часам, проведенным в соляриях и в лодочных прогулках по Реке, он излучал жизненную силу и уверенность в себе.

— Диего! Вот так сюрприз! Я тебя так и не видел после нашего маленького дебоша зимой. Слишком, слишком долго. Я уже все знаю про твою будущую книжку. Достойный и честный дебют. Куда ты отсюда направишься?

— В Центр.

— Блестяще! Я пока подышу свежим воздухом на улице, а потом мы с тобой пройдемся несколько Кварталов.

Драмгул вышел, сияя; Диего и Компаунс приблизились к Пинни.

Вблизи престарелый издатель, неморгающий и невозмутимый, производил впечатление не столько живого существа, сколько автомата для игры в шахматы. Только крошки в уголках рта и полоска пота возле высокого воротника рубашки свидетельствовали о ложности такого восприятия.

— Здравствуйте, мистер Петчен. Мой коллега, мистер Компаунс, настоял на том, чтобы вы высказались до заседания редакционного совета.

Диего пожал и отпустил руку, твердую и сухую, как доска. Словоохотливость Пинни привела его в замешательство, и он не сразу нашел, что сказать.

— М-м, благодарю вас, сэр. Моя книга… А, ну да, моя книга… Что ж, я очень благодарен за то, что издательство «Пинни» так последовательно поддерживает «Космогонический вымысел».

— Да, да, конечно. Мы — издательство широкого профиля, выпускаем и качественную художественную литературу для элиты, и разного рода развлекательную массовую продукцию. Похоже, этот жанр «иных миров» хорошо продается, поэтому мы, естественно, считаем себя обязанными развивать его. Нельзя же уступать прибыль конкурентам, ведь верно? Мы не позволим какой-нибудь второсортной фирме, скажем, такой как «Чугай и Мансон», бросать нам вызов. Нет, ваша книга, безусловно, заполнит определенную нишу в наших планах.

Компаунс протянул хозяину кабинета лист бумаги.

— Это составленный нами проект содержания, сэр.

Пинни аккуратно извлек из нагрудного кармана свои очки для чтения с захватанными стеклами, развернул их, нацепил на нос. Следующие десять секунд у него ушли на изучение списка названий.

— Не сомневаюсь, Компаунс, все это — достойные образчики жанра. Вы же знаете, я полагаюсь на ваше мнение в трудных областях.

Диего почувствовал, что ему пора проявить практичность — во всяком случае, хотя бы минимальную заинтересованность в материальной стороне вопроса.

— Мистер Пинни, могу я поинтересоваться условиями?

— Ну, я думаю, будет достаточно стандартного контракта на такого рода произведения. Тысяча быков аванса и потиражные десять процентов. В бухгалтерии вам все наверняка разъяснят подробно.

Желая поспорить относительно чересчур скромного аванса, Диего в ожидании поддержки взглянул на Компаунса, но редактор дал ему понять, что оспаривать предложение не следует.

— И когда моя книга выйдет?

— Какой у нас сейчас месяц? Август? Ну, если говорить откровенно, когда рукопись будет набрана, когда мы сварганим сколько-нибудь приемлемое оформление, тираж уйдет в печать сразу, как только типография окажется свободна от других заказов. Пять тысяч экземпляров — предельный тираж для всех «иных миров». Так что ваша книга может выйти уже в декабре. Или, самое позднее, весной.

В Диего боролись противоречивые чувства. Гордость за перспективу подержать в руках экземпляр своей первой книги в течение ближайших месяцев столкнулась с досадой на далеко не идеальное отношение к детищу его ума. Ему хотелось задать множество вопросов, касающихся разных аспектов проекта — рекламы, обозрений, спонсорской поддержки, — но он видел, что терпение Пинни на исходе. Поэтому в конце концов просто сказал:

— Для меня честь внести вклад в издательскую политику «Пинни», сэр.

— Разумеется, так оно и есть, молодой человек. Так что держитесь уровня ваших последних достижений, и вы непременно найдете достойную нишу в рамках вашего жанра.

В приемной Диего увидел поджидавшего его Драмгула; тот болтал с хорошенькой рыжеволосой секретаршей, которая раскраснелась от его речей.

Компаунс на прощание пожал Диего руку, еще раз отметил достоинства его творчества, упомянул о радужных перспективах, спросил, не готово ли что-нибудь для октябрьского номера «Зеркальных миров», и они расстались.

В августе жизнь на Бродвее бьет ключом. Дети в маечках и трусиках играют возле ревущего пожарного гидранта. Уличные продавцы неподвижно стоят под тентами своих передвижных киосков. Размягчившийся асфальт превращается в мусоросборник: крышки от бутылок, обгорелые спички, нитки, обрывки газет. Диего снял галстук. Драмгул даже не ослабил узел своего, но тем не менее сохранял непоколебимое хладнокровие.

— Ну, как у тебя сладилось со стариком Тигом? Сумел поджарить ему пятки, чтобы он согласился на твои условия?

— Я бы не сказал. Просто принял его предложение.

— Выше нос, Ди! Жаловаться не на что. Да что там, помню я мою первую книгу, «Венки для влюбленных». Всего-то десять тысяч аванса, а за второй тираж я даже не требовал повысить процент! Да уж, я тогда был цыпленком! Но ты быстро сориентируешься.

Hа эту тираду Диего буквально выпалил:

— Йейл, как ты можешь писать одну только рутину? Ты же парень неординарный. Неужели тебя не интересуют крупные сюжеты?

Драмгул широким жестом обвел открывающийся перед ними городской пейзаж.

— Что может быть интереснее, чем пестрота у тебя перед глазами? Бесконечная вереница угасших мечтаний и испарившихся вожделений. Ох, Диего, я исследую глубины человеческого сердца. Вот что хочет получить читатель. Повседневные заботы. Как люди зарабатывают на жизнь, приобретают друзей, женятся, умирают. Посмотри правде в глаза: большинству твой абсурд, твои полеты фантазии не нужны. Открой им то, что находится у них под носом, только предоставь новаторское, мощное освещение. Вот где ключ к успеху.

— Да оглянись ты вокруг! Ведь весь наш мир — одна гигантская загадка! Как он образовался, как мы попали сюда, что мы найдем в других областях Вселенной? Разве может иметь какое-то значение что-нибудь вне этих космических таинств?

— Все это, Диего, — вопросы для первокурсников философских факультетов. А со временем человек обретает зрелый взгляд, который сводится к по-настоящему жизненно важным вопросам. Ты до сих пор не хочешь признать, что ты и прочие Полоумные Космогоники застряли в области юношеских грез. Впрочем, для людей твоего темперамента и извращенных способностей это самое место, так я считаю. Ты потеряешься, если попробуешь справиться с прозой обыденности.

От таких оскорблений Диего сжал кулаки и вспомнил синяк под глазом Драмгула, появившийся у того при их последней встрече. Но все-таки он заставил себя расслабиться.

— Йейл, здесь я спускаюсь в Метро. Как-нибудь увидимся.

— Конечно. Передавай горячий привет твоей мускулистой и не обделенной характером подруге. Как поживает Куш?

— У них все нормально, у обоих. Счастливо.

Диего вышел из Метро на станции, расположенной рядом с лотком Снарки Чаффа. Стоявший за прилавком Чафф был в футболке, под которой угадывались очертания впалой груди, и в холщовых шортах, открывающих худые ноги.

— Снарки, расскажи-ка мне, что за народ покупает «Зеркальные миры».

— Чудаки. Замечательные личности. Двух одинаковых не встретишь, и каждый из них — самый свободомыслящий. Ну, понятно, многие собирают последние гроши, чтобы купить последний номер. Но мои разговоры с покупателями такого рода заставили бы покраснеть любых профессоров.