Уверенный голос шамана накрыл толпу как зонтик:

-

Нам подан

— Я не опоздал? Пропустите! — воскликнул кто-то в толпе.

К шаману протиснулся юноша-метис в городской одежде.

— Кто ты? — строго спросил Ксексео. — Почему мешаешь нам в этот священный час?

— Ксексео, это же я, Каозиньо!

— Каозиньо?

— Бывшая Каозинья, дочь Зетвары и Лазаро Сабино, белого человека.

В толпе послышались смешки. Шаман поднял руку, и всё смолкло.

— Ты похож на дочь Зетвары, но ты не женщина! Как это может быть?

Каозиньо кивнул на телегу с грузом, накрытым парусиной.

— Это сделала безумная богиня. Я стал мужчиной, а отец — женщиной. Потом мы переехали в город, и отец, то есть, мать поменяла профессию и пошла работать в дом сеньоры Граки. Мы с сеньором Велосо ездили закупать товар и вернулись только вчера вечером. Мать рассказала мне, что случилось, и я сразу же вскочил на коня и помчался сюда. Я хочу помочь вам укротить богиню.

Ксексео глубоко задумался, потом важно произнёс:

— Ты не можешь нам помочь. В твоих жилах течёт кровь белого человека — она не нужна богу, которого мы хотим сотворить.

Каозиньо опустил голову. Вождь Пайве вышел вперёд и положил руку ему на плечо.

— Ты не разделишь нашу судьбу, сынок, но сделаешь дело не менее благородное. Будь свидетелем сегодняшнего дня и расскажи миру о нашей жертве.

Лицо Каозиньо просветлело, он выпрямил спину.

— Мы должны доставить богиню к морю. — сказал Ксексео. — Расчистите путь.

Толпа бросилась выполнять приказ, растаскивая на части и унося в стороны лёгкие хижины, которые загораживали путь телеге. Иксай подошёл к шаману.

— Мы не уедем далеко. Колёса застрянут в песке.

— Что ты предлагаешь?

— Снять колёса и тащить телегу волоком.

— Хорошо.

Через час всё было готово. Через деревню, словно след пронёсшегося урагана, проходил широкий путь к морю. Телега превратилась в импровизированные сани, в оглобли запрягли свежих лошадей. Кнут щёлкнул, лошади рванулись вперёд, и богиня двинулась в путь, последний в её нынешнем земном воплощении. Самые сильные из мужчин налегали плечами на стойки телеги, помогая упряжке, остальные торжественно шагали сзади. Музыканты с флейтами и барабанами наигрывали мелодию, окрашенную в цвета волшебного дерева — белый, красный и чёрный. Процессия медленно продвигалась к берегу океана. Ксексео приказал установить сани у самого края волн открытым концом вперёд. Лошади не хотели заходить в воду, и лишь Туликава смог уговорить их. Наконец сани остановились.

Толпа молча ждала приказов шамана. Каозиньо стоял поодаль, там, где начинались травянистые дюны.

— Откройте её!

Узлы легко поддались умелым пальцам. Десятки рук вцепились в парусину и разом дёрнули.

Обугленное лицо, сожжённые груди, обгоревший живот, покрытые струпьями бёдра — женщине давно следовало быть мёртвой. Тем не менее, она дышала, чуть слышно, но ровно.

— Нож!

Ученик подал шаману острое мачете.

— Последними подойдут те, кто избран, чтобы столкнуть её в воду. Тогда они успеют потом присоединиться к нам. Пусть встанут отдельно, чтобы я их видел.

Несколько человек, в том числе Иксай, отошли в сторону.

— Хорошо. Остальные по очереди подходите ко мне.

Ксексео подошёл к великанше, похлопал её по боку, словно мясник, выбирающий лучший кусок от туши, потом начал резать. Первой в очереди причащавшихся была древняя старуха с отвисшими сосками. Она нерешительно взяла мясо в рот, пожевала и проглотила. Увидев, что с ней ничего не случилось, люди стали подходить увереннее. Очередь постепенно двигалась. Иина в вышитом платке сидела верхом на Туликаве. Кентавр взял два куска и поделился со своей всадницей. С улыбкой глядя друг другу в глаза, они положили в рот мясо богини. К полудню свои порции получили все, включая рабочих Иксая. Остался один Ксексео. Отбросив посох и нож, он с неожиданной лёгкостью вскарабкался на тушу, прошёл по хрустящей обугленной коже к подбородку и бесстрашно запустил обе руки в полуоткрытый рот. Поднатужившись, вытащил на свет кончик языка и вцепился в нею острыми зубами. Набил полный рот и с натугой проглотил жёсткий ком.

— Толкайте!

Рабочие бросились вперёд и налегли на сани…

Когда первые солёные брызги попали на сожжённую кожу, по всему гигантскому телу, с головы до пяток, прошла крупная дрожь. Не удержавшись, шаман с плеском полетел в воду.

— Глубже! — крикнул он, кашляя и отплёвываясь.

Мужчины повиновались. Они заходили всё дальше, толкая перед собой плот, пока не потеряли дно, потом развернулись и поплыли к берегу.

Тело богини начато вздуваться и опадать, будто терзаемое изнутри штормом. Дальнейшее рассмотреть не удалось. Высокая волна перевернула плот, и монументальная женская фигура исчезла в глубине, оставив за собой мощный водоворот.

Люди на берегу вдруг засуетились, заметались — им явно становилось не но себе.

— Все сюда, ко мне! Я семя! — скомандовал Ксексео.

Привыкнув подчиняться и ощущая новые непонятные желания, жители деревни начали собираться вокруг шамана, вскоре заслонив его полностью. Они облепили его как клейкие зёрна варёного риса, стараясь прижаться теснее. Те, кто были снаружи, стремились проникнуть глубже, словно сперма, атакующая яйцеклетку.

Каозиньо смотрел с холма, поражённый небывалым зрелищем.

Суматоха на берегу приобретала сверхчеловеческие масштабы. Плоть теряла границы, люди сливались друг с другом, притягиваясь к единому центру. Хаотическое мельтешение форм постепенно приобретало симметрию. Скоро всё было кончено. Толпа людей превратилась в огромный полупрозрачный ком с сальными прожилками, похожий на медузу, выброшенную на берег. Внутри протобога можно было различить медленно плавающие тени — последние следы человеческих тел.

Некоторое время ком плоти лежал неподвижно. Потом начал меняться: вытянулись лапы, выдвинулись челюсти с острыми клыками, уши поднялись торчком, ощетинились усы, развернулся хвост, удлинился пенис в кожаном чехле, глаза зажглись зелёным светом, бледная кожа стала покрываться густым чёрным мехом…

Гигантский ягуар-самец, вобравший в себя сотни человеческих тел, сел и замер у воды, направив взгляд туда, где исчезла женщина. Он напоминал домашнего кота, затаившегося возле мышиной норы. Его хищное возбуждение выдавал лишь кончик огромного хвоста, который нервно ходил из стороны в сторону, разбрасывая песок.

Каозиньо тоже неотрывно смотрел вдаль, встав на цыпочки и дрожа от нетерпения.

Поверхность моря начала кипеть. Ягуар вскочил на ноги, хлеща хвостом по бокам. Из волн выстрелило длинное щупальце, потом другое, третье… На свет показались блестящие бахромчатые складки нежного золотисто-пурпурного оттенка. Чувствительные отростки разной формы то появлялись, то пропадали, заставляя морскую воду бурлить и пениться. Попав в родную среду, рукотворный Протей, разделявший личность Керри Хэкетт, резвился, наслаждаясь здоровьем и свободой.

Распластавшись в мощном прыжке, ягуар с громовым всплеском обрушился в воду. Он шёл вброд, полоща в волнах брюхо, потом поплыл… Когда, наконец, добыча оказалась в пределах досягаемости, огромный кот, рванувшись вперёд, впился клыками в морскую тварь. Немедленно среагировав, она растеклась по его морде как тесто и окутала голову. Лишённый возможности видеть, но нисколько этим не смущаясь, ягуар развернулся и поплыл назад. Выбравшись на мелководье, он вцепился в песок всеми четырьмя лапами и с силой тряхнул головой. Болтая щупальцами, Протей взмыл в воздух и обрушился в густые заросли за первой полосой дюн недалеко от того места, где стоял Каозиньо. Юноша испуганно втянул голову в плечи, но остался на месте.

Несколько минут из чащи слышался треск и какие-то непонятные звуки. Потом ветки с хрустом раздвинулись… Острые уши, горящие глаза, оскаленные клыки — над искалеченными деревьями поднялась ещё одна огромная кошачья голова. Из зарослей вышел второй чёрный ягуар. Два величественных зверя сверлили друг друга глазами, издавая утробный рык, подобный отдалённым раскатам грома. Потом ягуар поменьше, который когда-то был Керри Хэкетт, повернулся и пустился бежать. Это была самка. Её выступающие половые органы покраснели и припухли, как в период течки. Ягуар-самец бросился за ней, оставляя в болотистой почве следы величиной с тележное колесо. Рычание, брызги слюны, резкий мускусный запах… Оба гигантских зверя промчались совсем рядом с Каозиньо. Юноша распластался по земле, чувствуя, как она трясётся. Когда он решился встать, в дальних зарослях мелькали лишь кончики хвостов да слышался треск сломанных деревьев.