– Кто же этот чертов Дуг Моркле?

Экройд помотал головой.

– Черт меня возьми. Известите меня, если что-то узнаете.

– Ладно. – Бреннан взглянул на Дженифер, затем на Экройда. – У вас все?

– Ага. Кроме нескольких вопросов.

– А именно?

– Например, знаете ли вы, что Хризалис встречалась с Даунсом-Копателем?

– Кто это?

– Работает под маской репортера журнала «Тузы».

– Я не мог этого знать, – сказал Бреннан. – Я не встречался и не говорил с Хризалис с октября 86-го.

Экройд кивнул.

– Элмо сказал, что она отчаянно пыталась узнать что-либо о вас. – Он внимательно рассматривал Бреннана. – Ладно. Всем известно, что вы хорошо владеете луком. А как насчет циркулярной пилы?

Бреннан нахмурился.

– Полагаю, это шутка?

Экройд пожал плечами.

– Нет. Не совсем. И последнее. Что вы знаете о соседях «Дворца»?

Бреннан устал от причудливых вопросов Экройда.

– У «Дворца» нет соседей, – заявил он. – Он занимает весь квартал.

– Это правда, – сказал Экройд. – Совершеннейшая правда.

Бреннан взял Дженифер под руку.

– Мы в расчете, – произнес он, направляясь к выходу.

– Это вам так кажется, – сказал Экройд, когда они задержались у двери. – Я вас не услал сейчас в Гробницы, но при следующей встрече все может быть иначе.

– До встречи, – кивнул, улыбнувшись, Бреннан. – С нетерпением ее жду.

– До свидания, – произнесла Дженифер. И, послав Экройду воздушный поцелуй, вышла за дверь.

Бреннан, закрывая дверь, бросил последний взгляд на Экройда.

– Примите мой совет, – сказал он частному сыщику. – Бросайте пить либо пейте что-нибудь получше. От вас пахнет, будто вы искупались в формальдегиде.

– Замечательно, – сказал Экройд. – Еще немного, и из вас вышел бы сыщик.

Выполненная как подобает, в печально-готическом стиле, табличка перед трехэтажным вычурным викторианским особняком гласила: «ПОХОРОННОЕ БЮРО КОСГРОУВ. БРАТЬЯ КОСМО, ТИТУС И ВАЛЬДО КОСГРОУВ». В темном, как могильник, здании царила мертвая тишина. Бреннан залез на окружающую дом террасу и осторожно крался вдоль нее, обнаружив свое присутствие лишь однажды, когда под ним скрипнула старая половица.

Он отжал фомкой окно и проник через него в вестибюль. Постоял, затем включил фонарик и осмотрел небольшое помещение. Он было задрапировано темными обоями и заставлено старинной мебелью и безделушками. Хризалис понравилось бы, подумал он.

В висевшем на стене застекленном расписании перечислялись прощания. Нужное имя – Джори – относилось к Западной гостиной. Он выключил фонарик, переждал несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте, затем направился внутрь похоронного заведения.

Здесь была характерная для подобных заведений смесь запахов химикалий и смерти. Тишина давила, не нарушаемая движением жизни. Бреннан заставил себя двигаться медленно и тихо. Ему отчаянно хотелось поскорее получить ответ на свой вопрос и убраться отсюда к чертям на грязный, но живой воздух города.

Западная гостиная была длинной залой с высоким потолком, все еще целиком заполненная букетами. Цветы, как и все в этом месте, были мертвыми и увядшими. Их запах во мраке вызывал уныние. Они были расставлены по всей зале, но большая их часть сосредотачивалась у стоящего вдоль одной из стен гроба. Бреннан облегченно вздохнул, заметив гроб. Он боялся, что уже поздно, что его уже перенесли в церковь. Это бы усложнило задачу.

Бреннан молча подошел ко гробу, остановился, глядя на него. Какое-то время он не мог себя заставить открыть крышку. Но он должен узнать, Хризалис ли лежит там, он должен видеть собственными глазами.

Он открыл крышку и высоко поднял ее. Темнота не позволяла различить детали, и Бреннан подумал, что это к лучшему. Он вынул ручку-фонарик.

На трупе, скрывая его от шеи до лодыжек, было надето стильное платье. Выше шеи ничего не было. Очевидно, не было никакой надежды восстановить голову, поэтому ее и не было совсем. Однако руки, сжимающие лежащую на впалом животе Библию, представляли собой ясную невидимую мертвую плоть. Это были ее руки, уверился Бреннан, руки Хризалис, хоть и не бежала по их артериям уже кровь. Жидкость, их наполняющая, была чиста и неподвижна.

– Это была нелегкая работа, – произнес мягкий голос позади Бреннана. Бреннан встрепенулся, чуть не уронил крышку. Он с трудом умудрился удержать ее, когда включил фонарик и пошарил лучом по сторонам.

Что-то издало звук, быстро отодвигаясь от света, и голос продолжал:

– Пожалуйста, не надо, свет меня раздражает.

Голос звучал с такой искренней мольбой, что Бреннан не мог не послушаться.

– Хорошо, – сказал он и выключил фонарик.

Говорящий показался из-за дивана с прямой спинкой. Он смутным пятном вырисовывался в темноте, очень белый, очень высокий и очень худой. Хотя от него и исходил сильный запах странных химикалий, голос был чистым, как у юноши.

– Вы здесь работаете? – спросил Бреннан.

– О да. Я – бальзамировщик. Свет мне вреден, и большей частью я работаю ночью. Я остановился, чтобы последний раз попрощаться с Хризалис, – это была трудная работа, но я сделал все, что мог.

– Возможно, вы сочтете вопрос странным, – сказал Бреннан, – но уверены ли вы, что в гробу Хризалис?

– Вполне, – сказал бледный человек своим мягким голосом. – А почему вы спрашиваете?

Бреннан покачал головой.

– Не берите в голову. Просто хотел убедиться.

Бледный человек кивнул в ответ.

– Оставляю вас проститься в уединении, хоть и вне обычного расписания. – Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и взглянул на Бреннана.

Бреннану были видны его розовые глаза, блестевшие в отраженном свете фонарика.

– Я старался собрать ей голову, но, видите ли, убийца был ужасно основателен. Недоставало многих деталей. Мне приходилось иметь дело с множеством жертв жестоких убийств, но это – самое дикое. Убийцу следует поймать. Поймать и наказать, г-н Йомен.

– Я знаю, – сказал Бреннан, глядя на то, что осталось от Хризалис, – я знаю.

В стылом болезненном лунном свете пальцы деревьев тянулись к нему, когда он проходил мимо.

Он не смотрел в эти мрачные беззвездные небеса, где луна пульсировала как живая, переливаясь всеми бледными оттенками разложения. Он знал, что лучше не смотреть и не прислушиваться к мрачным тайнам, которые нашептывали ему деревья своими голыми и тонкими, как прутья, ветвями. Он шел по земле, черной и пустынной, где мертвая серая трава опутывает ступни, и в душе его черным червем рос страх.

Огромные рваные кожистые крылья колыхали мертвый воздух. Восьминогие охотники, тощие и жестокие, как псы, перелетали с дерева на дерево на границе зрения. Сзади царил нескончаемый вой, возвещая эру ужаса и вечную власть боли. Он знал это место, ужаснейшее из всех на свете.

Завидев впереди павильон метро, он бросился бежать. Бежал он медленно, каждый шаг занимал час, но вот он добрался до цели и устремился вниз по ступеням. Спускаясь, он крепко держался за поручень. В немыслимой пропасти внизу ревели поезда. Он все еще спускался по бесконечным, выстроенным в спираль ступеням, когда заметил другого пассажира. Он попытался догнать его, но ступени сделались уже и круче и стали такими холодными, что прикосновение их к голым ступням обжигало, и с каждым шагом он оставлял на них куски окровавленной плоти.

И вот он опять здесь, на платформе, подвешенной в нескончаемом подземном мраке, и перед ним стоит другой. Не оборачивайся, беззвучно умолял он, а внутри все кричало от страха: ну пожалуйста, не оборачивайся.

Тот обернулся, и Джэй увидел белое, лишенное черт лицо, сужающееся к одинокому красному отростку. Оно задрало голову и начало выть. Джэй закричал…

…и захрипел оттого, что, падая с кровати, сильно ушибся локтем о паркетный пол. Он сложился пополам и схватился за локоть, издав ноющий звук горлом. Было чертовски больно, но этому он был почти благодарен. Ничто так не изгоняет кошмар, как сильная острая боль.