— Не исключено, что у них с Томой уже был подобный опыт.

Затем я и сам подписался.

— Поздравляю, ваше благородие, — кивнул Эрнест Максимилианович и пожал мне руку. — Вы стали счастливым обладателем двух рабских душ!

Затем повернулся к мрачному фоксу, но при виде сощуренных глаз Яра и обнаженных клыков тут же одернул руку.

— Что ж… — закашлялся он. — Если я больше не нужен, то, пожалуй, поговорим насчет дел вашего дяди? Софья Филипповна, Лев Александрович?

Это намек, что нам с Яром неплохо бы свалить. Пора бы — мы уже добились ровно того, чего хотели. Остальное зависит только от нас.

Мы направились в коридор, но тут раздался резкий звук — окно с грохотом вынесло в комнату. Зазвенело стекло и осколки посыпались на стол. Эрнест Максимилианович с кряхтением бросился на пол, а Ленский, выругавшись, принялся его поднимать.

На полу в окружении осколков лежал кирпич, и на нем было написано всего одно слово — «Нелюди».

Я бросился к окну, но смог разглядеть только несколько фигурок исчезнувших в переулке.

— Разглядела кто это? — спросил я Метту.

— Угу, ушастики. Из тех, что попались нам на пути. Что-то не очень хорошее готовится…

Следом заголосил телефон. Трубку взял Лев.

— Да, Ленский на проводе… Марлинский? — удивленно приподнял он бровь. — Да, здесь, а откуда вы… А, вы из ШИИРа? Хорошо. Илья, это тебя.

И он протянул мне трубку.

— Марлинский у аппарата, — ответил я и услышал знакомый веселый голос:

— Илья Тимофеевич, это Вернер! А я звонил в Таврино, но не смог застать вас. Как вы? Удалось обосноваться? Как в деревне? Что аукцион⁈ Юлия уже сказала, что вы победили, но все как-то скупо, на бегу! Вы-то не обижайте — рассказывайте и не стесняйтесь подробностей!

— Все благополучно. Прошу прощения, Альберт Борисович, но я сейчас немного занят…

— Понимаю-понимаю! Вам нужно спешить, а в городе сейчас и впрямь творится черт знает что! Еще чуть-чуть, и наш с вами общий знакомый Геллер поедет усмирять этих буянов.

Так… Каких это буянов? Это о чем он?

Я скосил глаза на кирпич. Он и об этом в курсе⁈

В дверях показался дворецкий с веником. За ним сверкли глаза горничных.

— Я всего лишь хотел передать, — продолжал Вернер, пока слуги убирали стекло, — что Юлия Константиновна готовиться к рейду в Амерзонию, и вам бы неплохо заскочить в ШИИР, если вы намерены проходить у нас практику. Все, не задерживаю! Надеюсь, вы благополучно выберетесь из города!

И не успел я открыть рот, как на том конце провода послышались частые гудки.

— Вернер? — пшикнул Эрнест Максимилианович. — Ах он жук, как обычно звонит в самый неудобный момент!

— Или уж в слишком удобный… — проговорил я.

— Знаете, как-то шел я по улице, — сказал юрист, с опаской поглядывая в окно, — и тут мне в голову пришла мысль: что-то давненько это нелюдимый жук не объявлялся. И что вы думаете? Раздался звонок на телефонный аппарат прямо передо мной. Решив, что мне напекло голову, я взял трубку и — ба!

Метта расхохоталась:

— Может, у него жучки по всему городу?

— Не исключено… — сказал я, и, попрощавшись, мы с Яром вышли в коридор.

Ладно, уже во второй раз директор ШИИРа сваливается на меня как снег на голову. Рейд в Амерзонию, говорите? Что ж, давно пора.

А пока в участок, и будем надеяться, что закон окажется крепче желания местного начальства повесить очередную нелюдь. И еще это предостережение от Вернера…

Сзади скрипнула дверь, и раздался осторожный голос:

— Илья, можно вас?..

Это была Софья. Отпустив Яра в машину, я отошел с девушкой на лестницу. Слуги странно на нас косились.

— Спасибо, что спасли… — проговорила Ленская, пряча глаза. — Простите за ту вечернюю выходку. Это желание дяди. Он…

— Ни слова больше. Я сделал то, что должен был, — кивнул я. — Лучше развейте мои сомнения — вы же не обвиняете Тому?

Софья замотала головой.

— Нет, и причин желать зла у нее не было. Многие говорят, что нелюди — звери по своей природе. Вот каждый раз, когда их ловят на преступлении, даже мотивов не выясняют. Просто списывают все на звериный нрав. Однако дядя всегда учил меня, что нелюди такие же люди.

— А вам лично как кажется?

— Я верила дяде. И среди нелюдей у меня есть пара приятелей.

— Уже кое-что, — кивнула Метта.

— Илья Тимофеевич, все это какой-то бред, — проговорила Софья. — Вы думаете, что это и впрямь был мимик?

— Типичнейший. Сначала превратился в Тому, а потом в огромного волка.

И ложью это не было. Странник един во многих лицах. С другой стороны, следов этот мудак тоже не оставил.

Софья же вздохнула:

— Вы меня успокоили… Признаюсь, я сомневалась. Может быть, вам нужна моя помощь?

— Только лишь если от вас потребуют показаний.

— Я уже дала их в письменном виде и передала следователю. Если хотите, могу написать еще одно. Никоим образом Тому я не обвиняю!

— Отлично. Значит, вы сделали все, что могли. Увидимся в ШИИРе.

Мы пожали друг другу руки, и я направился вниз.

— Видел, как она на тебя смотрела? — улыбнулась Метта. — Видать, задел ее сердечко.

Пух! — и она приобрела черты Софьи.

— О, мой сир! — замурлыкала она и прижалась к моему плечу. Грудь при этом была вдвое больше.

— Лучше скажи, что там с Горбатовыми? Чисто?

Моя спутница вновь стала собой и вытащила планшет. Я же почувствовал на себе взгляд и обернулся.

Из окна на меня смотрела Рина. Только заметив, что я ее раскрыл, девушка мигом пропала.

— Во дворе расхаживает охрана, а вот дом как-будто вымер, — сказала она, когда мы уселись в броневик. — Пока тихо, но… это мне не нравится. Этот Роман Арнольдович явно не из тех людей, которые будут смирно сидеть, сложа руки. Ой…

— Что такое?

— Проблема… Большая проблема!

— Да о чем ты? Что задумал этот старый пес⁈

— Нет, это не Горбатов. Это толпа. Их сотни, и вот-вот прольется кровь!

Она показала мне картинку на планшете. Я выругался. Ситуация действительно пахла керосином.

Тому снова бросили на нары, и эти отбросы в камерах как по команде затянули свою шарманку:

— Ай, девушка! Ай, персик! Подойди, такое покажу!

Еще и на улице раздаются какие-то крики, но через ее махонькое окошко виден только кусочек неба. Да и стены тут очень толстые, а окна законопачены так, что и не разберешь ничего.

Мудаки по соседству взорвались хохотом, а Тома, попытавшись отрешиться от всего вокруг, прижалась спиной к шершавой стене и закрыла глаза. Из темноты выплыло лицо брата, а потом…

Марлинский? А он-то как ей поможет? Возьмет околоток штурмом? Смешно! Ей уже никто не поможет!

Назавтра назначен суд, а там с вероятностью девяносто девять и девять десятых ее признают виновной в нападении на человека (даже больше — на аристократа!), а затем ее ждет петля. Иного и быть не могло. Если дело касалось нелюдей, то оправдательные приговоры скорее исключение, чем правило.

Сколько Тома ни слышала о делах с участием нелюдей, в них решающим всегда было одно обстоятельство: все нелюди — звери по своей сути и поэтому исправлению не поддаются. А значит, приговор один — смерть!

Были, конечно, случаи, когда из ежовых лап закона обвиняемых вырвут хозяева аристократы, но и там участь их ждала не слаще.

Но Тому с Яром это не грозило.

— Дурачки, — хмыкнула Тома, вспомнив как они радовались, когда им дали вольную.

Даже если сейчас раскроется дверь и через порог переступит неожиданно воскресший из мертвых граф Воронцов, их бывший барин, ситуации это не изменит.

Тома нахмурилась. А что если его сын, от которого они с Яром насилу сбежали, предложит ей выбор: влачить остаток дней у него на поводке или умереть в петле? Что она выберет?

— Лучше смерть, — твердо проговорила она и победно улыбнулась.

В конце концов, они с Яром выбрали волю, а кто сказал, что дорога свободных нелюдей посыпана розами? Очень многие друзья и знакомые из ушедших на вольные хлеба быстро оказывались либо за решеткой, либо в числе разбойников, но все это — верный путь в могилу.