Вместе с Томом мы занялись изучением моих ребер. Было установлено, что седьмое, восьмое, девятое, десятое и одиннадцатое ребра у меня разбиты.

— Стоять можешь? — спросил меня Том.

— Не могу, — застонал я от боли.

— Сидеть можешь?

— Не могу.

— Ну, тогда кричи, вой, ругайся от боли! Может, это поможет тебе.

Не помогло. Мы находились в двадцати восьми милях от лагеря, и все это расстояние мы должны были проехать шагом, без конца делая остановки. Через три часа этих ужасных мук мы, наконец, были в лагере.

Я старался пересилить боль — африканцы очень суеверны и могли подумать, что меня покарали злые духи, потом бы я их ни за что на свете не вытащил на охоту. Но скрыть от них ничего не удалось.

Том пошел обрабатывать рану на губе, а меня дотащили до палатки.

— Принеси мне фиксирующий бинт, — сказал я одному из африканцев.

Он посмотрел на меня, ничего не понимая, покрутил головой и с состраданием улыбнулся, решив, по-видимому, что у меня все перевернулось в голове. Тогда я ему сказал более понятно:

— Принеси мне сюда ящичек.

Африканец нерешительно подал его мне. Я выбрал бинт и приказал ему:

— Повернись!

Химическим карандашом обрисовал те места, на которые нужно было наложить повязку. А потом, как учитель перед таблицей, с указкой в руке начал объяснять другому африканцу:

— Теперь завяжешь здесь… на этом месте. Хорошо проверь.

Они не могли понять, что у бваны такая же спина, как у них. Бвана — это бвана. Это была долгая процедура, но, в конце концов, нам все-таки удалось ее осилить.

А потом! Я не мог ни лечь, ни встать, ни ходить — ничего не мог… А в буше столько прекрасных животных! Я выдержал около пяти дней. Потом позвал самого сообразительного из своих африканских помощников и сказал ему:

— Принеси мне две доски.

Он принес их поразительно быстро. Но так же поразительно быстро он собрал весь лагерь. Обмотав обе доски одеялом, я приложил их к спине и туго завязал на себе веревкой. Африканцы смотрели на меня с разинутыми ртами.

— Ну, как я выгляжу? — попытался я пошутить.

Никто мне не ответил. Потом я сел за руль и при гробовой тишине отправился в путь.

Так я вел машину около пятисот пятидесяти километров. Мне нужно было срочно попасть в наше посольство. Невозможно даже описать, какое я произвел там впечатление, когда появился со своим сооружением на спине!

— Куда ты спешишь? — спросили меня, когда я уже собрался в обратный путь.

— Как куда? Конечно, в лагерь!

— Нет. Отправишься в больницу.

Я отправился. Оказалось, что диагноз, который мы поставили с Томом, был правильным, за исключением одного ребра.

У меня были сломаны не пять, а четыре ребра. С любопытством я ждал, что со мной будут делать. Однако хирург после осмотра сказал мне:

— Профессор, ваше изобретение — отличное. Ставьте свой сарай обратно на спину!

Я вернулся в лагерь. Из тонких легких досок я соорудил себе новую конструкцию и стал охотиться дальше…

Интересно, что в каждом стаде животных существует строгая иерархия, которая беспрекословно всеми соблюдается. Жираф, находящийся на более высокой «социальной» ступени, при встрече с жирафом, находящимся на более низкой ступени, обязательно продемонстрирует ему свое превосходство. Высоко задрав подбородок, первый посмотрит на него «свысока», а тот, другой жираф, совсем наоборот, покорно опустит голову. «Вышестоящий» жираф передвигается быстрым, энергичным шагом, помахивая хвостиком, и никогда ему не посмеет пересечь дорогу жираф, занимающий «низкое» положение.

Стадо жирафов живет по законам, напоминающим матриархат. Когда стадо переходит на новое пастбище, то впереди всегда идет старшая, опытная самка, за которой следуют самки, занимающие более «низкое» положение, а в числе последних идет самец.

Стареющие самки не удерживают за собой положение ведущей… Когда приходит их время, они с пониманием и должной «самокритикой» уступают свое место более молодым самкам, опытным и физически сильным. Не раз мы проверяли, что может произойти, если стадо лишить его ведущей. Ничего не происходило. Никакого хаоса не возникало. Ее место быстро занимала другая опытная самка. Судя по всему, ведущая стада имеет несколько «заместительниц», готовых в любой момент приступить к исполнению своих обязанностей.

Часто нам встречались «мужские кавалькады». Самцы очень мирно сосуществуют, я никогда не видел между ними каких-либо «ссор» или поединков до тех пор, пока им не встретится самка, у которой течка. Спаривания добивается, в большинстве случаев, только самый сильный самец, и ни один из молодых поклонников не посмеет в его присутствии добиваться благосклонности «дамы». А если кто-нибудь и решится на это, тогда соперники встречаются в поединке, который, правда, больше напоминает поединок рыцарей. Выглядит это, примерно, так… Соперники некоторое время стоят неподвижно и смотрят друг на друга, потом вскидывают головы, выдвигают подбородки и медленно начинают приближаться друг к другу. Человек ждет, что поединок этих самых высоких на свете животных будет страшным кровавым зрелищем. Но ничего подобного. Животные лишь толкают друг друга, а все вместе напоминает детские годы и нашу игру «кто сильнее»…

После поединка победитель с достоинством провожает противника с поля боя и уже целиком посвящает себя своей избраннице. Легким ударом копыта он выражает ей свой интерес, и любовная игра начинается…

Удар передних ног жирафа обладает невероятной силой. У меня связаны с ударами жирафов и с их отловом вообще свои собственные невеселые воспоминания. Вот как это случилось. В группе из пяти животных мы увидели прекрасного черного жирафа. Нас было трое — Эди, помощник и я.

Я представил себе, как будет выглядеть этот великолепный жираф в нашем чехословацком сафари, и крикнул Эди:

— Поехали! Ты возьмешь лассо, а я поведу машину!

Ему не надо было объяснять, о каком жирафе идет речь. Он сверкал издалека, словно черный драгоценный камень. Осторожно обогнув стадо, мы помчались за ним на предельной скорости. Однако жираф оказался очень сообразительным — вы это увидите из дальнейшего хода событий. Он моментально понял, что ему грозит опасность, рванулся вперед и помчался через плоскогорье в сторону густых зарослей. Буквально за несколько шагов до них нам удалось набросить на жирафа лассо. Мы выскочили из джипа, и тут началось…

Жираф с олимпийским спокойствием ударил африканца копытом в спину, только что не сказав: «На, получай…». Африканец, описав дугу в воздухе, с криком упал в кусты. То же самое жираф собирался проделать с Эди, но тот успел схватить его за ногу. А я тотчас повис у него на хвосте. Если бы вы видели, что жираф начал вытворять! В одну секунду он избавился от Эди. Ему ничего уже не мешало на пути к свободе — только какой-то «муравьишко», висевший у него на хвосте. Он помчался по бушу. Я оторвался от земли, взлетел в воздух и, сделав петлю, упал на землю. Потом все повторилось еще раз. Я висел на хвосте, как на качающемся канате. Всякий раз, когда мне предстояло упасть, я старался посильнее оттолкнуться от жирафа, чтобы «путь», который я проделывал в воздухе, был как можно длиннее.

Одновременно я произносил страстный монолог:

— Эди ударил! Африканца покалечил! Не пущу тебя! Слышишь?

Не всегда удавалось мне приземлиться на ноги. Чаще всего я падал на спину. Жираф весело молотил меня об землю, но я все же крепко держался за него. Разве мог я его выпустить! Какой у него великолепный характер! Какое упорство! Какая ярость! Разве я мог упустить такого жирафа! Я представил, какое он будет иметь потомство. Да, и дети его тоже будут иметь такой же твердый характер, как у него!

Мое восхищение жирафом росло, но одновременно росла и скорость его бега. Мы неслись по бушу уже более полукилометра, и силы начинали мне изменять.

— Не пущу тебя! Я тебе покажу! Ты… Ты!

Я не видел, что происходило за моей спиной. Помню только, что жираф еще раз прилично шлепнул меня об землю так, что у меня все поплыло перед глазами, а потом мы остановились. Сопровождающий нас джип пришел мне на помощь.