Сейчас Парис был этому рад. Если ему придётся убить ангела, он сделает это, и тогда, возможно, выбравшаяся на поверхность тьма ощутит радость, а не сожаление за содеянное.

— Ты тьма, — произнёс Захариил.

— Ты читаешь мои мысли? — Вторжение будет стоить ему очень многого.

— Нет, — ответил ангел, тем самым спасая себе жизнь. — Твои глаза. В них темнота. Ты знаешь, что это означает, воин? Ты знаешь, с чем играешь? Нет? Тогда позволь мне объяснить. Как человеческое тело вынашивает ребёнка, демонское вынашивает зло. Именно это ты и сделал. Ты позволил своему демону породить ещё одного. Он полностью твой. Твой ребёнок, и как первый демон, которым ты одержим, он никогда тебя не покинет.

Это должно было удивить Париса, но не удивило; не должно было разозлить ещё больше, но разозлило. Сиенна слышала эти проклятые слова.

— Если не хочешь личного знакомства с этим порождением, лучше отойди от моей женщины.

— Парис, — произнесла Сиенна с печалью в голосе.

Её печаль, а не гнев оставили Париса в замешательстве. Наплевать. Если Сиенна пыталась сказать ему, что не является его женщиной, что этот второй демон — или что бы это ни было — был разрушителем соглашения, он бы прервал её. Когда ему пришлось отпустить Сиенну, то ладно, неважно, он всё пересмотрел и отступил от своих собственнических инстинктов. Но здесь? Сейчас? Не будет никакого отступления. Он просто бы взял её, кончил бы в неё, заклеймил, и по-прежнему чувствовал во рту её декадентский вкус. Она бы выкрикивала его имя, хотела бы большего, и получила бы это от него.

— У меня есть твой подарок, — напомнила ему Сиенна. — Стоит ли мне… Ты хочешь, чтобы я… воспользовалась им? Я считала, что ангел твой друг, но…

Парис моргнул. Сиенна ранила бы ангела? Ради него? Эта мысль, вероятно, не должна была распалять его желание к ней, однако распалила. И то, что Сиенна сделала бы это после того, как Захариил осудил воина, грело ему сердце.

— Пока нет. — Парис услышал, как за спиной поднялся на ноги громила. Воин крепче обхватил оружие.

— Нет, — сказал Захариил, останавливая Париса. Наконец он отпустил Сиенну. — Красный цвет пропадает из твоих глаз. Это хорошо. Теперь ты не причинишь девушке вреда. Поэтому я заберу падшего с собой и вернусь позже. Что касается тебя, ты отправляешься к выходу из этой реальности. — Мгновенье спустя Захариил исчез, падший также исчез вслед за ним, хотя ангел к нему и не прикасался.

Как будто всё это время удерживался лишь присутствием Захариила, Парис рухнул на колени. Сиенна бросилась к нему и помогла лечь на землю. В глазах воина потемнело, в любой момент он мог потерять сознание.

— Я держу тебя, — сказала она. — Я о тебе позабочусь и не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Парис не хотел говорить то, что был вынужден сказать. Он не хотел портить ещё больше то, что уже произошло тем, что должно случиться сейчас. Воин оказывался в подобной ситуации тысячу раз. Раненый и умирающий… с единственным способом исцелиться.

— Я должен… Мне нужен… Секс. Мне нужен секс.

Демон Разврата был только "за", устремляя кровь в член. Это произошло так быстро, что Парис подозревал, демон не на жизнь, а на смерть будет в течение несколько дней биться за это. Однако это была неизведанная территория. До Сиенны Парис никогда не был с одно и той же женщиной дважды. Теперь, когда он мог это сделать, он знал, что поддержит свой уровень, получит силу, но если снова будет с Сиенной, излечит ли это его тело?

— Секс? Но ты не в состоянии для него. Тебе нужно отдохнуть.

— Никакого отдыха. Мне ненавистна мысль, что нет другого варианта, но мне этого не изменить. — Когда Парис получал подобные ранения, ему требовался полноценный, жёсткий секс со столькими партнёрами, сколько он мог заполучить. Но если бы его сейчас окружали тысячи красавиц, он бы по-прежнему хотел только одну — ту, что сейчас нависала над ним, молчаливо и нежно ощупывала его раны. Женщину, которой он не должен был доверять, особенно, находясь в таком состоянии, но единственную, которую он не мог, не хотел покидать.

Неважно, что случится дальше.

— Пожалуйста, Сиенна. Оседлай меня.

Всего лишь секундная заминка.

— Тебе не надо ни о чём меня молить, Парис, — ответила Сиенна, воспользовавшись словами, которыми он успокаивал её. — Я сказала, что позабочусь о тебе, и я это сделаю.

"Если я когда-нибудь увижу Париса абсолютно обнажённым," — мечтательно подумала Сиенна, расстёгивая пуговицу и молнию его чёрных, свободных штанов, — "вероятно, я самопроизвольно воспламенюсь".

Не желая беспокоить его, Сиенна развела ткань в районе ширинки в разные стороны, а не стащила штаны вниз по ногам, и освободила его громадный член, как ранее сделал он. Ни один мужчина не должен быть настолько красивым во всём, воплощением жёсткой силы и тёмной сексуальности, куда ни посмотри.

Парис положил руку на лицо, скрывая черты лица.

— Я ненавижу это.

Сиенна, потянувшаяся к нему, отпрянула.

— Прости. Я могу найти кого-нибудь другого, если для тебя так будет лучше…

— Нет, — выпалил Парис. Должно быть, он услышал ужас и страдание в её голосе. — Мне не ненавистно быть с тобой, и я не хочу никого другого.

Хорошо, потому что Сиенна не была уверена, что смогла бы пройти через это. Стать его сутенёром — адская пытка.

— Мне ненавистна мысль, что мы добиваемся чего-то важного и естественного чем-то беспристрастным и механическим. Чем-то вынужденным.

Её первой мыслью было, что он тоже получал удовольствие от секса и считал его значимым. Сиенну наполнило чувство радости и согрело каждую клеточку тела. Второй мыслью стало, что сейчас Парису стыдно, и радость испарилась. Они уже так многого добились, что Сиенна не могла позволить ему добавить такую ужасную эмоцию к этому сочетанию.

— Парис, ты не принуждаешь меня к этому. До того, как нас прервали, я была влажная. Я и сейчас влажная. — И не из-за воды. — Почему тогда этот раз должен оказаться менее значимым, чем те, другие, когда мы двигались в этом же направлении?

Парис застонал, узнав, что она влажная. Он расслабил руку и посмотрел на Сиенну удивительными глазами обжигающе голубого цвета.

— Ты так прекрасна.

Когда он смотрел на неё так, мечтательно, с полуприкрытыми веками, Сиенна и правда чувствовала себя прекрасной.

— Позволь показать тебе себя. — Она поднялась и начала раздеваться, а Парис следил за каждым её движением.

На протяжении веков он видел бесчисленное множество обнажённых тел. Сиенна знала это. Она видела их. Парис был с высокими женщинами, низкими, худыми, толстыми, чёрными, белыми и прочими.

В Сиенне не было ничего особенного, и всё же, когда он произнёс "Ты просто великолепна" с бисеринками пота на лбу, она поверила ему. Парис был честен. Её демон почувствовал бы ложь. К Сиенне вернулась радость.

— То же самое я думаю о тебе, — призналась она. Обнажённая, ободрённая его похвалой, Сиенна оседлала его бёдра, но не опустилась на толстый, возбуждённый член. Пока нет. Парису требовался секс, и время было на исходе, но ему требовалась и ласка. Требовалось заверение, что Сиенна здесь, с ним.

Возбуждённый член тёрся между её ног, его покрывала её влажность. Сиенна провела пальцами от основания до головки, и Парис судорожно втянул воздух.

— Придвинься к моему лицу, — прохрипел он. Парис накрыл ладонями её груди, начал перекатывать бисеринки сосков между пальцами. — Я снова хочу попробовать тебя на вкус.

Желание сделать это едва не уничтожило её. Кровь с бешеной скоростью мчалась по её венам, опасно нагревшись и отогнав оставшийся холод.

— Я сделаю тебе больно. Я тяжёлая… а у тебя рана на груди.

— А как насчёт того, что мне нужно снова почувствовать твой вкус, и меня не волнует, что болит грудь.

Сиенна облизнула губы.

— А как насчёт того, чтобы я попробовала тебя?