Когда мы расстались с Зеннером, наступил уже ранний вечер, но я все же позвонил в приемную Питера Рэндалла. На месте его не оказалось. Я сказал, что у меня очень срочное дело, и тогда работавшая с ним медсестра посоветовала мне позвонить в лабораторию. По вторникам он имел обыкновение задерживаться до поздна у себя в лаборатории.

Я не стал звонить, а сразу же поспешил по указанному мне адресу.

Питер Рэндалл был единственным из семейства Рэндаллов, с кем мне доводилось видеться и прежде. Я встречал его один или пару раз на какой-то из вечеринок, устроенных врачами. Не обратить внимания не него было не возможно сразу по двум причинам: во-первых, из-за его совершенно замечательной внешности, а во-вторых, хотя бы потому, что он очень любил ходить в гости и не пропускал ни одного подобного мероприятия.

Он был очень грузным, очень тучным человеком с добродушным лицом, на котором более прочего были заметны толстые щеки с проступавшим на них ярким румянцем и двойной подбородок. Он постоянно курил, много пил, от души смеялся, слыл замечательным рассказчиком и в целом был настоящим кладом для любой хозяйки. Питер мог задать тон вечеринке. Он мог даже вдохнуть жизнь в незаладившийся было праздник. Бетти Гейл, чей муж был главным врачом у нас в «Линкольне», как-то сказала: «Ну чем не изумительное светское животное?» Она имеет обыкновение изрекать вещи подобные этой, но тогда, один единственный раз за все время, она была права. Питер Рэндалл и в самом деле был светским животным — общительным, привыкшим к своей стае, интересующимся только внешней стороной дела, раскрепощенным и жизнерадостным. Подобная манера общения позволяла ему почувствовать себя свободным от условностей.

К примеру, Питер мог прилюдно рассказать любой самый грубый, самый пошлый и неприличный анекдот, но вы все равно стали бы смеяться. Про себя вы, разумеется, подумали бы: «Какая пошлость!», но тем не менее все равно стали бы смеяться над ним, и все присутствовавшие при этом женщины тоже стали бы смеяться. Он мог также приударить за вашей женой, пролить коктейль, выступить с критикой по адресу хозяйки, или натворить еще что-нибудь. И вы отнесетесь к любой его выходке совершенно спокойно, потому что на него невозможно рассердиться.

Теперь я раздумывал, над тем, что он смог бы рассказать мне о Карен.

Его лаборатория находилась в здании медицинского факультета, на пятом этаже того крыла, где располагалась кафедра биохимии. Я прошел по коридорам, чувствуя запах лабораторий — пахло ацетоном, горелками Бунзена, мылом для мытья пипеток и реактивами. Острый, стерильный запах. Рэндалл занимал крохотный кабинет. Девушка в белом лабораторном халате сидела за стоящей на столе пишущей машинкой и печатала письмо. Она была очаровательна, даже очень, хотя, в общем-то, это наверное было совсем не удивительно.

— Да? Чем могу вам помочь? — она говорила с легким акцентом.

— Я хотел бы видеть доктора Рэндалла.

— Он ожидает вашего прихода?

— Точно не знаю, — сказал я. — Я звонил еще раньше, но, возможно, он не получил моего сообщения.

Она смерила меня оценивающим взглядом. В целом, исследователи снисходительно относятся к врачам-клиницистам, глядя на них с некроторым высокомерием. Ведь вы же сами понимаете, что клиницистам не приходится работать мозгами. Вместо этого они растрачивают время на совершенно ненаучные и неблагодарные занятия, типа возни с пациентами. Исследователя же, напротив, окружает мир чисто интеллектуальных рассуждений, столь близких его исследовательскому сердцу.

— Пойдемте, — сказала она, вставая из-за стола и направляясь по коридору. На ногах у нее были деревянные сабо без каблука — это было достаточным объяснением ее акцента. Шагая сзади, я разглядывал ее бедра и жалел о том, что на ней был халат.

— Он готовится начать новую серию опытов с культурами, — объявила она мне, оглянувшись через плечо. — Он будет очень занят.

— Я могу подождать.

Мы вошли в лабораторию, находившуюся в самом конце коридора. Это была просторная комната, окна которой выходили на автостоянку. К этому часу машин на стоянке уже почти не осталось.

Рэндалл стоял у стола, склонившись над белой крысой. Увидев на пороге девушку, он сказал:

— А, Бриджит. Ты очень вовремя, — тут он увидел меня. — И какие же у нас тут дела?

— Меня зовут Берри, — начал было я. — Я…

— Ну как же, как же. Я вас прекрасно помню.

Он выпустил крысу и пожал мне руку. Крыса тут же побежала по столу, но остановилась у самого края, глядя вниз и принюхиваясь.

— Джон, если не ошибаюсь, — продолжал Рэндалл. — Да, мы с вами виделись несколько раз. — Он снова взял крысу в руки и усмехнулся. — Вообще-то, мой брат только что звонил мне насчет вас. Вам удалось его сильно растревожить — сопливый проныра, да-да, он именно так и сказал.

По всей видимости, его это крайне забавляло. Он снова рассмеялся и сказал.

— Это вам за то, что вы позволили себе потревожить покой его наидражайшей возлюбленной. Очевидно, вы ее чем-то очень огорчили.

— Весьма сожалею.

— Не извиняйтесь, — весело сказал Питер. Обернувшись к Бриджит, он сказал: — Позови остальных, ладно? Пора начинать.

Бриджит недовольно наморщила носик, и Питер подмигнул ей. Когда девушка скрылась за дверью, он сказал:

— Восхитительное создание эта Бриджит. Благодаря ей мне удается поддерживать форму.

— Форму?

— Правда-правда, — подтвердил он, похлопав себя по животу. — Одна из величайших проблем современного, лишенного проблем и трудностей существования — ослабление глазной мускулатуры. Всему виной телевидение; мы просто сидим перед дурацким ящиком и не даем глазам никакой тренировки. В результате зрение портится, и это поистине трагедия. Но Бриджит препятствует этому. Она сама и есть профилактическое средство высшего сорта. — Он мечтательно вздохнул. — Но я теряюсь в догадках, чем я могу быть вам полезен. Понятия не имею, что вы во мне нашли. Я бы понял вас, если бы вы пришли сюда из-за Бриджит, но я…

Тогда я сказал:

— Вы были лечащим врачом Карен.

— Совершенно верно.

Он взял крысу и посадил ее в маленькую клетку. Проделав это, он начал разглядывать выстроенные в ряд клетки большего размера, выбирая следующее животное.

— Вот ведь дрянные девчонки. Сколько раз можно повторять, что краситель никуда не годится, но они все равно наносят его недостаточно. Вот, смотрите! — Рэндалл просунул руку в клетку и вытащил еще одну крысу. — Необходимо выбрать всех крыс с помеченными хвостами, — пояснил он, переворачивая крысу так, чтобы я мог видеть фиолетовое пятнышко на хвосте. — Вчера утром им был введен паратиреоидный гормон. И теперь, как это не прискорбно, им придется предстать перед своим Творцом. Вы понимаете что-нибудь в технике убийства крыс.

— Немного.

— Тогда может быть прикончите и этих? Я терпеть не могу приносить их в жертву.

— Нет, благодарю вас.

Он вздохнул.

— Я так и думал. А теперь, что касается Карен: да, я лечил ее и что из того?

Мне показалось, что он настроен весьма дружелюбно и благожелательно.

— Может быть она попала в аварию этим летом и лечилась потом у вас?

— В аварию? Нет.

В лабораторию вошли девушки. Их было трое, включая саму Бриджит. Все они были очень симпатичные, и то ли случайно, то ли так и было задумано, но одна была блондинкой, вторая брюнеткой, а третья и вовсе рыжей. Они остановились перед Питером, который милостиво улыбнулся каждой, с таким видом, как будто он собирался начать раздачу подарков.

— Сегодня будет шесть, — объявил он, — и после мы все сможем со спокойной душою разойтись по домам. Оборудование для препарирования подготовлено?

— Да, — отозвалась Бриджит. Она указала на длинный стол с придвинутыми к нему тремя стульями. У каждого места на столе лежала небольшая пробковая подстилка, булавки, пара щипцов, скальпель и стоял лоток со льдом.