– Может, Суаре говорил по телефону, – предположила Мэй. – Многие в это время пишут что-нибудь на первом попавшемся клочке бумаги. Болтал с приятелем, а тот, к примеру, киноман, упомянул Оливера Рида, и Суаре машинально написал его имя. Не ищи скрытый смысл в авторских каракулях на обороте.

– Ты права, – сказал Эдвин. – Наверное, так и было. Просто записал. Что общего у вервольфа и доктора Джекилла с Тупаком Суаре, верно? Да? Но все равно… – Эдвин задумался. Интуитивно он чувствовал, что за этим что-то стоит, возможно, смерть Оливера Рида – ключ к разгадке истинных намерений Суаре. Но где связь? «И мне что-то нездоровится» – что он хотел этим сказать? И почему будущий гуру, который якобы не признает алкоголь, написал эти слова явно под мухой…

– Прием! – сказала Мэй. – Вызывает Земля.

– Прости. – Эдвин вернулся в реальность. – Я задумался.

– Да уж вижу. Я, конечно, не самый интересный собеседник на свете, но, раз уж мы проводим вечер вместе, не хочется, чтобы ты каждые пять минут впадал в прострацию.

– А? – Эдвин снова погружался в размышления. Мэй улыбнулась.

– Я хочу сказать, что мы хорошо понимаем друг друга. У японцев есть выражение ah-un, то есть общение без слов, какое бывает у старых друзей и… – Она запнулась. Понятие относилось также и к любовникам.

Эдвин собирался ответить, но что-то привлекло его внимание. Что-то снаружи. Ночная бригада под свет мигалок и вой сирены вешала рекламный щит. Огромный щит, а когда его прикрепили на фасад заброшенного здания, Эдвин прочитал: «Новый уникальный проект Фонда Рори П. Уилхакера!» И забыл про Оливера Рида.

– Интересно, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Мэй, – банки еще открыты?

– Уилхакер? – произнесла Мэй. – А у нас не…

– Да, работал у нас уборщиком. Как ты думаешь, – обернулся он к ней, – Первый Национальный на Салливан-стрит еще открыт?

Она посмотрела на часы:

– Думаю, да. По-моему, они работают до одиннадцати. Но только те, что занимаются депозитами и переводом.

– Отлично! – Эдвин допил пиво. – Тогда я побежал. Пока.

И умчался – даже пальто не надел, и уже в дверях сигналил рукой таксисту. Мэй наблюдала его побег с недоумением. Вечер оборвался внезапно. Она не знала, что и подумать. Было обидно. Но хуже всего – чувство вины за то, что она съела так много чизкейка.

– Что ж, – вздохнула она, – хватит с меня женских хитростей, чтобы увлечь женатого мужчину. Разумеется, – сейчас она была сама язвительность, – «мужчину» в самом приблизительном смысле этого слова.

И снова Мэй задумалась: что она вообще увидела в этом дерганом, своенравном, тощем, насмешливом маньяке? И снова ответа не нашла. (И никто никогда не находит. Настоящего то есть.)

– Еще чизкейка! – махнула она официанту, словно раненый солдат, что зовет на помощь. – И побольше!

Выпрыгивая из машины перед Первым Национальным, Эдвин уже знал, как действовать. В такси он перечитал часть рукописи, посвященную органической экономике.

Свои небольшие сбережения – меньше двух тысяч долларов – Эдвин положил на новый счет, потом перевел в конвертируемые первоклассные акции, а затем в краткосрочные казначейские облигации (по 3,94%).

– Деньги поступят только завтра, – предупредила клерк за пуленепробиваемым стеклом.

– Хорошо. У меня ровно сутки, чтобы их прокрутить.

Рано утром Эдвин открыл оборотный счет. Затем вложил прибыль и обналичил все за среднесрочный период. Осторожно играя на разнице времени между Восточным и Западным побережьями, до конца недели Эдвин прокрутил свои деньги туда и обратно пять раз. В понедельник его первоначальная сумма превратилась в восемнадцать тысяч долларов. Во вторник – в сто шестьдесят семь тысяч. В среду составляла шестьсот восемьдесят. В четверг явились агенты ФБР.

Когда он неторопливо добрался до работы, его уже поджидали двое. Оба в стандартных темных очках, черных строгих костюмах, с подобающе мрачными лицами. Представители славного ФБР, чей девиз: «А нам это смешным не кажется».

– Мистер де Вальв, – начал первый, – я агент Нафиг, а это агент Нефиг. (Имена запоминать ни к чему.)

Эдвин бросил пиджак на стол и улыбнулся:

– Вы что, ходите к одному портному?

К сожалению, шутку не оценили. (См. девиз выше.)

– Довольно тесное и скромное рабочее место, – сказал один, оглядывая крохотную каморку, – для миллионера. Не находите?

Черт побери!

– Вот как? – осведомился Эдвин. – Миллион? Я подсчитывал вчера перед сном, но не был уверен, что сегодня уже набежит миллион. В арифметике я не силен, но мне казалось…

– Если быть точным, два с половиной миллиона, – сообщил агент Нафиг.

– Ха! Вот это да! Итак, джентльмены, соблаговолите минутку подождать, я только дерну кое-кого за хвостик и поколочу одного коллегу. Я мигом вернусь, соберу вещи, и мы продолжим разговор где-нибудь еще. Скажем, на борту частного авиалайнера в Южную Пасифику.

– На вашем месте я бы этого не делал.

– Сядьте, мистер де Вальв. – Агент занимал единственный в комнате стул.

– Я лучше постою.

– Как пожелаете, но имейте в виду: если вы сбежите, мы будем вынуждены открыть огонь.

Повисло молчание.

– Вы шутите?

– Мы никогда не шутим, мистер де Вальв.

– Будете стрелять?

– Будем стрелять.

– И пострадают ни в чем не повинные люди?

– Пострадают ни в чем не повинные люди.

– Ничего себе, – сказал Эдвин, – они же просто редакторы. Правда, не ахти какие, но все же… – И тут впервые с начала разговора он осознал, что, похоже, серьезно влип. Очень серьезно. Что закончить он может не на пляже в Бали, поедая охлажденную клубнику, пока слуга медленно обмахивает его большой веткой, а Найджел болтается вверх ногами над открытым мусорным баком. Сценарий может развиваться совсем по другой схеме.

– Ваш счет заморожен, мистер де Вальв. Будущие сделки блокированы, сейчас идет полная проверка.

– Я что – совершил преступление?

– Пока неясно.

Так что Эдвин подписал отказ, и его отвезли на допрос. Ему не светили ярким светом в глаза и не били резиновым шлангом, но зачем-то долго держали одного в комнате для допроса, куда транслировали мелодии из мюзикла «Кошки» в эстрадной обработке. Вряд ли это часть допроса, но как знать? Может, люди в наушниках и теннисках наблюдают за ним с той стороны одностороннего зеркала, ждут, когда расколется. «Еще не подписал? Прибавьте звук, увеличьте слащавость. Черт, если надо, включим полнотекстовый вариант».

Неожиданный капитал Эдвина завис неведомо где. Расследование может затянуться на годы, и тогда денег ему не видать. В данный момент в радиусе десяти миль от города таким же modus operandi[7] чуть ли не за ночь появилось множество свежеиспеченных миллионеров. Они проскользнули в щель, за неделю провернули состояние и теперь загребали миллионы – если не миллиарды, – воспользовавшись прорехами в банковском законодательстве. Некоторые лазейки оказались очень узкими – все равно что выпить море через трубочку. По мере наступления следователей концентрические круги вкладчиков сжались до одного человека – Рори Патрика Уилхакера. Все участники этого жульничества (если уместно такое определение) оказались друзьями, родственниками, бывшими соседями, друзьями соседей или соседями друзей Уилхакера. Целая сеть наворованных капиталов. К несчастью, когда за дело взялось правительство, большая часть денег растаяла, исчезла на офшорных счетах и в благотворительных фондах. Только за прошедшую неделю расплодилось более двухсот различных некоммерческих организаций. Все они утверждали, что борются за правое дело – по их словам, «заставляют деньги плясать». Однако ФБР и департамент по налогам и сборам им не поверили.

– Похоже на перевернутую пирамиду, – объяснил один из агентов. – Она увеличивалась, а не уменьшалась. Прирост основного капитала противоречит всем известным законам экспоненциальной функции. Будто экономическую теорию перевернули с ног на голову. И, обманув систему, сделали состояние.