— Ты не ответила на мой вопрос, Алтея!

Ее руки еще крепче сжали его шею.

— Один из четырех камней-защитников, — прошептала она, — это я.

Фридрих повернулся и, широко раскрыв глаза, посмотрел на доску, где все еще лежали камни. И рот его широко раскрылся: он увидел, как один из четырех раскрошился в порошок.

Алтее и смотреть было не нужно.

— В числе четырех была моя сестра, — сказала она. Фридрих убаюкивал ее на руках, а она плакала от горя.

— А теперь нас осталось трое.

Дженнсен выбралась из людского потока, текущего по южной дороге. Прижавшись к Себастьяну, она пряталась за его широкой спиной от ветра. Часто ей хотелось просто свернуться калачиком на замерзшей обочине и заснуть.

Живот сводило от голода. Когда Расти начинала волноваться, Дженнсен, овладевая ситуацией, перехватывала поводья ближе к удилам. Бетти держалась поближе к бедру Дженнсен, ища поддержки. Коза стерла копыта, и иногда движущаяся мимо толпа начинала ее злить. Тогда Дженнсен поглаживала толстый бочок козы, и Бетти тотчас принималась помахивать хвостиком. Она смотрела снизу вверх на Дженнсен, высовывала язык, чтобы быстро лизнуть в морду Расти, а затем приседала, пытаясь прилечь на ногах Дженнсен.

Рука Себастьяна, будто защищая, лежала на плече девушки. Он смотрел на фургоны, телеги и людей, движущихся по направлению к Народному Дворцу. Грохот проезжающих фургонов, людской говор и смех, шарканье подошв и стук лошадиных копыт — все смешивалось в однородный гул, иногда прорезаемый звяканьем металла и ритмичным скрипом колес.

Все это тонуло в облаке пыли, запах еды смешивался с потом людей и животных, оставляя на языке Дженнсен мерзкий привкус.

— О чем вы думаете? — тихим голосом спросил Себастьян. Далеко впереди холодный рассвет заливал отвесные скалы огромного плато пылающим розовым светом. Казалось, скалы поднимаются на тысячи футов над Азритскими равнинами, но человек заставил их подняться еще выше. Это был город, лежащий на плато, — тысячи крыш, огороженных внушительными стенами, объединенные в огромный конгломерат. Возвышающиеся над городом мраморные сооружения уже освещало низко стоящее зимнее солнце.

Мать увезла Дженнсен отсюда, когда та была еще маленькой. И память детства, жившая в ней, не подготовила ее взрослое восприятие к роскоши дворца. Сердце Д’Хары стояло над бесплодной равниной гордо, благородно и торжествующе. На ее величие ложилось тенью только одно: это был родовой замок лорда Рала.

Дженнсен провела рукой по лицу, на мгновение закрыв глаза и пытаясь отогнать стучащую в виски боль — признак близости лорда Рала.

Путешествие получилось трудным и изматывающим. Когда они останавливались вечером на ночлег, Себастьян под покровом темноты ходил на разведку, а Дженнсен начинала разбивать лагерь. Несколько раз спутник приносил пугающие новости: преследователи находились очень близко. Несмотря на усталость и слезы разочарования, приходилось собирать вещи и вновь пускаться в путь…

— У нас была причина прийти сюда, — сказала Дженнсен. — И теперь не стоит терять мужество.

— Это последняя возможность его потерять, — заметил Себастьян.

Дженнсен вглядывалась в его внимательные голубые глаза, в которых и без слов читался ответ: снова броситься в движущийся по дороге людской поток. Бетти вскочила на ноги, внимательно наблюдая за толпой и все сильнее прижимаясь к левой ноге Дженнсен. Себастьян встал с другой стороны.

Пожилая женщина, сидящая в телеге, спросила Дженнсен:

— Помочь продать козу, дорогая?

Дженнсен держала в одной руке и веревку, к которой была привязана Бетти, и повод Расти, а другой придерживала капюшон плаща, защищаясь от порывов холодного ветра. Улыбнувшись, она отрицательно покачала головой. Женщина улыбнулась в ответ и поехала дальше. И тут Дженнсен увидела на телеге объявление: «Продажа колбасы».

— Госпожа! А сейчас вы колбасу продаете?

Женщина остановила лошадь, повернулась, сняла крышку с кастрюли, плотно завернутой в тряпки и одеяла, и вынула из нее кольцо жирной колбасы.

—Свежая, только сегодня сваренная. Будете покупать? Пенни серебром, и мы разойдемся.

Дженнсен решительно кивнула головой, и Себастьян вручил женщине требуемую сумму. Та разрезала кольцо надвое и дала половину Дженнсен. Колбаса была чудесно-теплой. Девушка проглотила несколько кусков практически не жуя. Наконец-то появилась возможность утолить этот жуткий голод. И только теперь она смогла оценить вкус колбасы.

— Восхитительно! — заявила она торговке. Та улыбнулась, казалось, даже не удивившись комплименту.

И тогда Дженнсен спросила:

—Вы, случайно, не знаете женщину по имени Алтея?

Себастьян украдкой бросил взгляд на людей, шагающих рядом. Торговка, совсем не удивленная вопросом, наклонилась к Дженнсен:

— Вам требуется предсказание?

Недолго мучаясь сомнениями, Дженнсен решила, что будет лучше подтвердить предположение собеседницы.

— Да, именно так… Вы не знаете, где ее можно найти?

— Дорогая, саму Алтею я не знаю, но знакома с ее мужем, позолотчиком Фридрихом. Он приезжает во дворец продавать свои поделки.

Похоже, что большинство людей, поднимающихся по дороге, собирались продавать свои товары. Дженнсен смутно помнила, что дворец и в ее детские годы был оживленным торговым центром: каждый день толпы людей продавали там все, что угодно — от еды до ювелирных изделий. В большинстве городов, возле которых Дженнсен жила в последующие годы, был специальный рыночный день. Однако в Народном Дворце торговля шла каждодневно. Как-то мать брала ее, собираясь купить съестное, а однажды они ходили за материалом на платье.

— Не могли бы вы нам подсказать, как найти дом этого Фридриха?

Женщина указала прямо на дворец:

— У Фридриха небольшая палатка на рынке. На самом верху. Думаю, вам потребуется приглашение, чтобы встретиться с Алтеей. Советую поговорить с Фридрихом.

Себастьян положил руку на плечо Дженнсен и спросил, перегнувшись через нее:

— Наверху?

Женщина кивнула:

— Наверху, во дворце. Сама я туда не пойду.

— А где же вы продаете колбасу? — спросил он.

— Я езжу вдоль дороги, продавая ее путникам, спешащим во дворец или возвращающимся оттуда. Если вы собираетесь встретиться с мужем Алтеи, имейте в виду, что вам не разрешат проехать туда верхом. И козу нельзя будет с собой взять. Там есть привязи для лошадей, на которых ездят солдаты и государственные служащие, однако фургоны с товарами и путники имеют право въезжать только по восточной дороге с другой стороны скалы. Здесь же вам проехать наверх не разрешат. Тут разрешено только солдатам.

— Хорошо, — сказала Дженнсен. — Нам надо поставить животных в стойло, раз уж мы собираемся искать мужа Алтеи.

— Фридрих не часто там появляется. Если вы его встретите, считайте, вам повезло. Большой удачей будет просто поговорить с ним.

Дженнсен проглотила еще один кусок колбасы:

— А вы не можете точно сказать, будет ли он сегодня? По каким дням он приходит торговать?

— К сожалению, дорогуша, не знаю. — Женщина завязала под подбородком развязавшийся красный платок. — Я его вижу то тут, то там. Больше ничего не могу вам сказать. Несколько раз я продавала ему колбасу: он брал ее для жены.

Дженнсен смотрела на вырисовывающийся в дымке Народный Дворец.

— Думаю, нам лучше пойти взглянуть.

У нее бешено заколотилось сердце. Она заметила, как пальцы Себастьяна забегали по плащу, нащупывая рукоять меча. Со своей стороны и она непроизвольно провела рукой по бедру, удостоверившись в том, что нож на месте. Дженнсен надеялась, что они задержатся во дворце ненадолго. Узнают, где живет Алтея, и продолжат свой путь. Чем скорее, тем лучше… Интересно, здесь сейчас лорд Рал или воюет на родине Себастьяна?..

Дженнсен сочувствовала людям, оказавшимся под властью лорда Рала — человека, у которого нет ни капли милосердия.

Во время путешествия она попросила Себастьяна рассказать о его родине. Он поделился с нею убеждениями и чаяниями людей Древнего мира, их искренностью и честностью, их страстным стремлением к Свету Создателя. Себастьян с волнением в голосе рассказывал о возлюбленном духовном лидере Древнего мира, брате Нареве. Брат Нарев учит тому, что забота о благополучии окружающих не только обязанность, но и священный долг всех людей. Раньше Дженнсен и представить не могла, что существуют места, где живут столь сострадательные люди.