Она не отвела от него пронизывающего взгляда.

— Возможно, ему было известно, что ты станешь слушаться голосов, Оба. Убив тебя, он бы пресек это. Он думал, так будет лучше…

— Ты была подругой моей матери?

— Нет. Я не знала ее. С нею была знакома Латея. Твоя мать оказалась одной из молодых женщин, которые попали в неприятности и которым угрожала смертельная опасность. Я помогла им. За это Даркен Рал сделал меня калекой. Если ты сомневаешься в его намерениях относительно тебя, то можешь тешиться любым ответом собственного изобретения.

Оба обдумал ее слова, сопоставляя их с событиями из своего мысленного списка. Прямой связи не было.

— Вы с Латеей помогали детям Даркена Рала?

— Мы с Латеей были очень близки одно время. Мы обе взяли на себя обязательство помогать тем, кто попал в беду. Но Латея стала ненавидеть подобных тебе отпрысков лорда Рала из-за тех бед, которые он наслал на меня. Она не могла смотреть на мои страдания и уехала. Я знала, что она не сможет пересилить себя. Я любила ее и никогда не просила навестить меня, хоть и отчаянно скучала. Мы никогда больше не встречались. Единственное доброе дело, которое я могла сделать для нее, — это позволить убежать. Я предполагала, что она не слишком добра к тебе. У нее были на это причины, хоть, возможно, и не очень веские.

Рассказ не вызвал у Обы никакого сочувствия к этой ужасной женщине. Он внимательно рассмотрел темный камень и протянул его Алтее.

— Эти три раза… это просто случайность. Брось снова.

— Ты бы не поверил мне, даже проделай я это сотню раз. — Она вернула ему камень. — Брось сам.

Оба тщательно потряс кулаком, в котором находился камень, — так же, как делала колдунья. Алтея откинулась назад, опершись спиной о ножку стула. Глаза ее потускнели.

Оба швырнул камень на доску с такой силой, чтобы тот выкатился за ее пределы и доказал, что колдунья ошибается. Когда камень вылетел из его руки, блеснула молния — так ослепительно, что Оба вздрогнул и посмотрел на потолок, опасаясь, что она ударила в крышу. Тут же грянул гром, сотрясая дом до самого основания. Затем все затихло, и только дождь продолжал яростно колотить в окна и по крыше.

Оба облегченно улыбнулся, посмотрел на доску и увидел проклятый камень на том же месте, что и в предыдущие три раза. Парень подскочил, словно его ужалила змея, и вытер внезапно вспотевшие ладони о бедра.

— Фокус, — сказал он. — Всего лишь фокус. Ты колдунья и всего лишь проделываешь магические фокусы.

— Этот фокус проделал ты сам, Оба. Ты сам открыл свою душу тьме.

— И что с того?

Алтея улыбнулась этому признанию:

— Ты можешь слушаться голоса, но избран не ты. Ты всего лишь его слуга, не больше. Он должен избрать посредника, если хочет принести тьму в мир.

— Ты не знаешь, о чем говоришь!

— Нет, знаю. Ты способен быть дырой в мире, но тебе не хватает одного компонента.

— Какого?

— Грушдева…

Оба почувствовал, как на затылке зашевелились волосы, хотя и не понял значения этого слова…

— Бессмысленное слово. Оно ничего не значит.

Колдунья смерила его взглядом, которого он испугался, потому что за ним стоял целый мир тайных знаний. По железной решимости, которая светилась в ее глазах, Оба понял, что ножом это знание не вырвешь.

— Давным-давно, далеко отсюда, — спокойно сказала Алтея, — одна колдунья научила меня кое-чему из языка Владетеля. Это одно из его слов, а язык очень древний. Если ты не слышал раньше этого слова, то избран не ты. Грушдева. Оно означает месть. Ты не тот, кого он избрал.

Оба начал злиться. Она, наверное, просто смеется над ним…

— Ты понятия не имеешь, какие слова я слышал. Ты не знаешь об этом ничего. Я — сын Даркена Рала. Законный наследник. Ты не знаешь, что я слышал. У меня будет сила, которую ты представить не можешь.

— Свобода — вот чем платишь при сделке с Владетелем. Ты продал то бесценное, что принадлежало только тебе, за горстку мусора. Ты продал себя в самый худший вид рабства, Оба, всего лишь за иллюзию собственной значимости. Ты не избран. Избран кто-то другой. — Алтея вытерла пот со лба. — Но все же еще многое можно изменить.

— И ты осмеливаешься думать, будто можешь изменить сделанное мною? Будто можешь диктовать мне, что делать? — Эти слова удивили самого Обу. Они вырвались прежде, чем он подумал, что хочет сказать.

— Такие вещи не подвластны таким, так я, — признала Алтея. — Во Дворце Пророков я научилась не вмешиваться в то, что выше меня и неуправляемо. Грандиозность жизни и грандиозность смерти — законные территории Создателя и Владетеля. — Колдунья казалась довольной. — Но своей волей я управлять могу.

Оба выслушал уже достаточно. Она пыталась запутать его, сбить с толку, а он непобедим… И тем не менее он не мог заставить трепыхающееся сердце биться медленнее.

— Что такое дыры в мире?

— Они — конец для таких, как я, — ответила колдунья. — Они конец всего, что я знаю.

Это было типично для колдуньи — отвечать бессмысленными загадками.

— Кого изображают другие камни? — требовательно спросил Оба.

Наконец-то колдунья отвела от него выразительные глаза и глянула на камни. Движения ее казались странно-неуклюжими. Тонкие пальцы выбрали один из камней. Алтея взяла его, тут же подняла вторую руку и приложила к животу.

Оба понял, что ей больно.

Она делала все возможное, чтобы скрыть это, но больше уже не могла. И бисеринки пота на ее лбу были от боли. И короткий стон — от боли. Оба наблюдал за колдуньей с любопытством.

Затем, видимо, ей стало легче. С усилием она выпрямилась и вытянула руку ладонью вверх. В центре ладони лежал камень.

— Это, — сказала она, с трудом дыша, — я.

— Ты? Этот камень — ты?

Алтея кивнула и бросила камень на доску, даже не посмотрев на него. Камень покатился по доске, на этот раз без молний и грома.

Оба почувствовал себя дураком из-за того, что был напуган этими эффектами. Теперь он улыбался. Это все — лишь глупая игра, а он неуязвим.

Камень остановился в углу квадрата.

— Ну и кого же он изображает? — махнул рукой Оба.

— Защитника, — выдавила Алтея, задыхаясь. Дрожащими пальцами она схватила камень и протянула руку прямо к лицу Обы. Камень, ее камень, лежал на ладони. Она пристально смотрела на него.

А когда на него взглянул Оба, камень обратился в прах.

— Почему он сделал это? — прошептал Оба, округляя глаза.

Алтея не ответила. Она неожиданно качнулась, наклонилась и упала, широко раскинув руки. Прах в ее руке рассыпался по полу.

Оба вскочил на ноги, весь покрывшись мурашками. Он видел достаточно смертей, чтобы понять, что Алтея мертва.

Замелькали рваные вспышки молний, прочертили небо неистовыми ослепительными зигзагами. Свет их врывался в окна, бросая слепящие блики на распростертое тело мертвой колдуньи. По щеке Обы скатилась крупная капля пота.

Он стоял, не шевелясь, и смотрел на колдунью невыносимо долгую секунду. А потом развернулся и побежал.

Задыхаясь и почти без сил Оба выскочил их густых зарослей на луг и прищурился, внезапно ослепленный ярким дневным светом. Он проголодался, был напуган и готов разорвать ворюгу на кусочки. На лугу никого не было.

— Кловис! — Вопль вернулся эхом. — Кловис! Где ты?!

Ответом был лишь стон ветра между возвышающимися, как башни, скалами. Оба подумал, что ворюга, наверное, испугался и прячется где-нибудь, боясь, что хозяин обнаружил пропажу денег и подозревает, кто их украл.

— Кловис! Выходи! Нам пора в путь! Мне нужно попасть во дворец! Кловис!

Оба ждал ответа, глубоко дыша. Затем, сжав кулаки, снова выкрикнул имя малорослого ворюги.

Не дождавшись ответа, он опустился на колени у кострища, где Кловис утром разжег огонь, и попробовал пальцем пепел. На лугу не было дождя, но пепел был холодным.

Оба встал, вглядываясь в узкое ущелье, через которое они проскакали рано утром.