После полудня въехали в край низких холмов и оврагов, стала попадаться тощая растительность и низкорослые деревья. Казалось, нетронутая целина Азритских равнин от скуки решила слегка разнообразиться. Голодные лошади на ходу пытались сорвать лист кустарника или пучок сухой травы. Пирог с мясом был давно съеден.

К вечеру пейзаж изменился еще больше, и путешественники поняли, что подъезжают к краю Азритских равнин.

Подножия гор они достигли еще до наступления темноты. Между двумя скалами — выходом горных пород на поверхность — разбили лагерь. Место для привала было отличное: скалы защищали от ветра, а рядом раскинулась покрытая травой лужайка. Расседланные лошади сразу же бросились объедать молодые побеги.

Дженнсен распаковывала вещи и доставала припасы, а Себастьян рыскал вокруг в поисках дров для костра. Вскоре он принес кучу длинных сухих веток, порубил их боевым топором и развел огонь рядом со скалой, там, где его будет труднее заметить. Потом он заботливо положил попону на плечи Дженнсен. Сидя у разгорающегося костра, она нанизывала на прутья кусочки соленой свинины и раскладывала их на камни вокруг огня. Себастьян уселся рядом.

— Трудно было добраться до дома Алтеи? — спросил он после долгого молчания.

Дженнсен вспомнила, что в суматохе последних двух дней так и не рассказала ему о событиях, произошедших за время его пребывания в тюрьме.

— Мне нужно было пройти через болото, и я прошла.

Ей совершенно не хотелось рассказывать о трудностях, страхах, битве со змеей, о том, как она чуть не утонула. Все осталось в прошлом. Главное — она победила. Себастьяну в ожидании пыток и смерти пришлось гораздо хуже. А Алтея и вовсе была вечным узником трясины.

— Болото, — задумчиво сказал Себастьян. — Интересное место… Должно быть, там лучше, чем в этом пронизывающем холоде. За всю свою жизнь я ни разу не был в болоте.

— Значит, на твоей родине, в Древнем мире, гораздо теплее?

— Да нет, зимой бывает холодно, однако, конечно, не так, как здесь. Случается, идет дождь. Но снегопадов и такого пронизывающего холода, как в Новом мире, не бывает. Не представляю, как может возникнуть желание здесь жить…

Дженнсен с трудом могла представить зиму без снега и холода. Она была озадачена самой возможностью существования такой зимы.

— Где же еще нам жить? У нас нет выбора.

— Понимаю, — коротко заметил он.

— Зима уже на исходе. Ты и не заметишь, как придет весна, вот увидишь.

— Надеюсь… Уж лучше оказаться в Очаге Владетеля… ты недавно упоминала об этой земле… чем на этих промерзших пространствах.

— Я упоминала? Никогда я не говорила ни о каком Очаге Владетеля.

— Да говорила же, говорила. — Себастьян мечом придвинул дрова поближе друг к другу, чтобы разгорелось пламя. — Во дворце, как раз перед поцелуем.

Сноп искр взлетел в темноту. Дженнсен протянула к огню руки, согревая пальцы над весело играющим пламенем.

— Не помню.

— Ты же сказала, что там была Алтея.

— Где?

— В Столпах Творения.

Дженнсен засунула руки под плащ, ее удивленный взгляд остановился на Себастьяне.

— Нет, этого я не говорила. Алтея рассказывала мне вовсе не о землях, которые посещала.

— А о чем же она тогда рассказывала?

Дженнсен неопределенно махнула рукой, явно не собираясь отвечать на вопрос.

— Да просто так болтала, ничего особенного. — Дженнсен убрала с лица прядь рыжих волос. — Столпы Творения — это такая местность?

Кивнув, Себастьян перемешал мечом белые от жара угли.

— Иначе ее называют Очаг Владетеля.

— И что это значит?

Себастьян пристально взглянул на спутницу:

— Представь себе очень сильную жару. О такой иногда говорят: сегодня жарко, как в очаге Владетеля. Именно поэтому в народе так называют местность, которая на самом деле носит имя Столпы Творения.

— Ты там был?

— Шутишь? Я не знаю ни одного человека, который бы побывал там. Страшное место!.. Некоторые полагают, что это действительно царство Владетеля, в котором нет ничего, кроме смерти.

— А где оно находится?

Себастьян мечом указал на юг:

— Это пустынное место в глубине Древнего мира. Люди часто очень суеверны в отношении таких заброшенных мест.

Дженнсен следила за игрой пламени, пытаясь мысленно свести все воедино. Что-то неправильное, волнующее было во всем этом разговоре.

— А почему оно называется Столпы Творения?

Себастьян недовольно пожал плечами:

— Говорят, это необитаемое место… — Он замолк.

— А если там никто не был, то откуда все это известно?

— Когда-то были люди, ходившие туда, или по крайней мере побывавшие поблизости. Они-то и поведали об этой земле. Ползли слухи, сведения накапливались. Это место — аналог ваших Азритских равнин…

— Азритских равнин?

— Да, там пустынно, как на Азритских равнинах, но всегда стоит жуткая жара. По окраинам этой бесплодной земли пролегает несколько торговых путей. Без специальной одежды, защищающей от палящего солнца и постоянных ветров, очень быстро изжаришься живьем. И без воды долго не протянешь.

— И такая пустыня называется Столпами Творения?

— Нет, это лишь начало пути. Чтобы попасть туда, нужно пройти сквозь эту пустыню, а там, в ее сердце, находится широкое ущелье, в котором еще жарче, просто смертельно жарко. Как в очаге Владетеля…

— Так почему же все-таки ее называют Столпами Творения?

Носком сапога Себастьян отправил обратно в пылающее сердце костра выкатившиеся из него угольки.

— Говорят, на дне ущелья находятся высоченные каменные столпы. В честь этих вздымающихся каменных глыб и называется вся эта земля.

Дженнсен перевернула прутики с соленой свининой:

— Тогда название имеет смысл.

— Мне доводилось видеть нечто подобное, но в других местах и гораздо меньшего размера. Стоят неровные каменные башенки. Будто столбики монет на столе… — Голос Себастьяна чуть дрогнул. — Говорят, там такое ощущение, словно весь мир вздыбился в знак благоговения перед Создателем. Некоторые полагают, что это святое место. Но поскольку там удушающе жарко, многим приходит на ум, что оно сотворено не одним Создателем. Каким-то образом оно связано и с Владетелем. Потому и Очаг… Кстати, помимо жары есть и другие причины не соваться туда. Говорят, там место потустороннего столкновения.

— Созидание и разрушение, жизнь и смерть — вместе?

Себастьян смотрел на Дженнсен, в его глазах плясали отблески пламени.

— Таковы слухи…

— Иначе говоря, люди считают, что это смертельное место пытается поглотить мир жизни?

— Смерть всегда идет по пятам жизни. Брат Нарев учит, что зло в человеке притягивает тень Владетеля. Если мы вступим на путь зла, то привнесем его силу в мир жизни, и Владетель получит возможность свалить Столпы Творения, и мир рухнет.

Холод этих слов пробрал Дженнсен до костей, будто к ней прикоснулась рука смерти. Будто ведьма наложила на нее тайное злое заклинание… Дженнсен не раз слышала от матери, что ведьмы никогда не открывают своих знаний, всегда утаивая самое важное.

Было совершенно непонятно, зачем Алтея мимоходом назвала ее, Дженнсен, одним из Столпов Творения. Тем не менее девушка была совершенно уверена: Алтея посеяла в ее голове этот росток — Столпы Творения — с вполне определенной целью. Вот только какова эта цель?..

— А что случилось с Алтеей? Почему она не смогла помочь тебе?

Вздрогнув, девушка отбросила тягостные мысли. Перевернула прутики с соленой свининой — она оказалась совершенно готовой, — прикинула, как точнее ответить на поставленный вопрос.

— Алтея сказала, что однажды, когда я была маленькой, она уже попыталась мне помочь. Даркен Рал узнал об этом и отомстил ей. Он лишил ее дара. Теперь, даже захоти она, у нее нет возможности помочь мне, используя магию.

— Похоже, сам того не понимая, Даркен Рал выполнил работу Создателя.

От удивления Дженнсен отпрянула:

— Что ты имеешь в виду?

— Имперский Орден стремится убрать из мира магию. Брат Нарев говорит, что мы выполняем работу Создателя, ведь магия — это зло.