А вот глаза, сверкавшие из-под густых бровей, были такими, как и ожидал Фридрих. Глаза Рала…

Фридрих почувствовал укол ревности. Этот человек знал Алтею задолго до того, как с нею познакомился он, Фридрих; этот человек знал ее, когда она была молода и притягательно красива. Тогда она была колдуньей в расцвете сил, женщиной, за которой ухаживали и волочились многие мужчины. Женщиной, которая знала, чего хочет, и добивалась этого со всей страстью. Фридрих не был так наивен, чтобы поверить, будто он стал первым мужчиной в ее жизни.

— Мы разговаривали несколько раз, — сказал Натан, словно отвечая на невысказанный вопрос и заставляя Фридриха задаться новым (не может ли человек таких способностей читать мысли?). — У нее был исключительный дар предсказательницы, особенно для колдуньи. Но по сравнению с настоящими пророками она была похожа на ребенка, пытающегося играть в недетские игры. — Колдун смягчил свои слова улыбкой. — Я не хочу преуменьшить ее ум или способности, говорю просто для того, чтобы все расставить по местам.

Фридрих оторвался от глаз колдуна и посмотрел на могилу.

— Вы знаете, что случилось? — Ответа не последовало, и он снова глянул на высокого мужчину. — И если вы знали, то могли ли остановить ее?

Натан обдумал вопрос:

— Вы когда-нибудь видели, чтобы Алтея меняла свои решения после того, как бросила камни?

— Нет, — признал Фридрих. Несколько раз он утешал жену, когда она плакала от того, что увидела, и от того, что не могла ничего изменить. Она часто говорила ему, когда он спрашивал, что все далеко не так просто, как может показаться людям без дара. Фридрих не мог понять многих сложностей, связанных с ее способностями, но знал: временами предсказания давили на нее невыносимо мучительным грузом.

— Вы знаете, почему она так поступила? — спросил он, надеясь получить объяснение, которое смягчит боль. — Кто был причиной того, что она сделала?

— Она сделала выбор, как умереть, — просто сказал Натан. — Вы должны верить, она сделала это по доброй воле и по очень веским причинам. Вы должны понять, что она сделала это потому, что так было лучше не только для нее и для вас, но и для других.

— Для других? Что это значит?

— Вы оба знаете, что любовь дает жизнь. Своим выбором она сделала все возможное, чтобы и у других был шанс узнать жизнь и любовь.

— Я не понимаю.

Натан посмотрел вдаль и медленно покачал головой:

— Я знаю только кусочки случившегося, Фридрих. В этой истории я чувствую себя слепым, я никогда не чувствовал такого раньше.

— Вы хотите сказать, что происшедшее как-то связано с Дженнсен? 

Брови Натана сошлись, он взглянул на Фридриха и резко спросил:

— Дженнсен? — в его голосе звучало подозрение.

— Одна из дыр в мире… Алтея говорила, что Дженнсен — дочь Даркена Рала.

Колдун откинул назад плащ и уперся рукой в бедро:

— Значит, ее зовут Дженнсен… — Он улыбнулся. — Я никогда не слышал термина «дыра в мире», но вижу, что он очень подходит для языка колдуньи с ограниченным даром. — Волшебник покачал головой. — Несмотря на талант, Алтея не могла понять, что связано с такими, как Дженнсен. Она понимала одно: одаренные не могут увидеть разные аспекты жизни подобных людей. Потому и называла их «дырами». Но это — все равно что бычий хвост. Хвост — наименее важный орган быка. Дыра — не совсем точно. Вакуум, пустота — было бы лучше.

— Не думаю, что вы правы. Алтея общалась с такими, как Дженнсен, долгое время. Возможно, она была более осведомлена, чем вы думаете. Она объясняла мне и Дженнсен, что она знает не слишком много, но самое важное — то, что одаренные слепы по отношению к ним.

Натан коротко усмехнулся, отдавая дань уважения женщине, рядом с могилой которой он находился.

— Да, Алтея знала гораздо больше. Все эти разговоры о дырах были лишь ширмой для того, что знала Алтея.

Фридрих не возражал волшебнику. Колдуньи и в самом деле хранили секреты, никогда не раскрывая полностью того, что знают. И Алтея поступала так же. Даже с Фридрихом. И вовсе не из-за недостатка уважения или любви, просто такими были все колдуньи. Его не обижало то, что было частью ее натуры.

— Значит, с такими, как Дженнсен, все гораздо серьезнее?

— О да… У быка есть не только хвост, но и рога. — Натан вздохнул. — Однако, хотя я и знаю больше Алтеи, моих знаний тоже недостаточно, чтобы я понимал происходящие события. Эта часть предсказаний мне неясна. Но я знаю достаточно, чтобы понимать: происходящее может изменить саму природу существования.

— Вы же — Рал. Откуда вы можете знать о таких вещах?

— В детстве сестры Света забрали меня в Древний мир, и я был заключен во Дворце Пророков. Я — Рал, но я мало знаю о земле моих предков, о Д’Харе. Многое я узнал по книгам пророчеств. Пророчества молчат о таких, как Дженнсен. Я только недавно начал понимать, почему так происходит, и осознал все ужасные последствия. — Волшебник спрятал руки за спину. — Значит, эта девушка, Дженнсен, приходила к Алтее? Откуда она узнала о ней?

— Дженнсен и была причиной случившегося с Алтеей. — Фридрих отвел взгляд, не зная, как отнесется колдун к его словам о родственнике, но решил сказать все, даже если это вызовет гнев Натана. — Когда Дженнсен была маленькой, Алтея пыталась защитить ее от Даркена Рала. За это Даркен Рал сделал Алтею калекой и заключил среди болот. И лишил всей ее магии, кроме дара предсказания.

— Я знаю, — прошептал Натан, явно опечаленный. — Хотя причин я никогда и не знал, но о случившемся мне рассказывали.

Фридрих шагнул к нему:

— Тогда почему вы не помогли ей?

На этот раз Натан отвел взгляд:

— Я пытался. За это меня и заключили во Дворце Пророков, когда она пришла ко мне…

— Почему заключили?

— Потому что боялись. Я — исключение, пророк. Меня боялись, как диковинки, как сумасшедшего, как разрушителя. Все потому, что я вижу то, чего не видят другие. Временами я не могу удержаться и не изменить увиденное.

— Если это пророчества, как их можно изменить? Если их изменишь, значит, пророчество уже не пророчество, оно становится неправдой.

Натан посмотрел на холодное небо. Ветер бросал ему в лицо длинные белые волосы.

— Я не смогу полностью объяснить это неодаренному, только маленькую часть. Существуют книги пророчеств, им много тысяч лет. В них описываются события, которые еще не случились. Для того, чтобы существовала свободная воля, выбор, должны оставаться открытые вопросы. Это частично достигается с помощью двойных предсказаний, развилок.

— Развилок? Это значит, что события могут идти по двум путям? 

Натан кивнул:

— По меньшей мере… обычно путей много. Это ключевые события. В книгах содержатся предсказания для нескольких линий, которые могут стать результатом свободного выбора. Когда выбирается определенная линия, она реализуется, а другие теряют смысл. До этого же момента они все — действующие предсказания. Если бы был сделан другой выбор, реализовалась бы иная ветвь. Другие ветви засыхают, хотя книги с этими предсказаниями остаются. Пророчество, таким образом, связано с мертвыми ветвями прошедших веков, со всеми нереализованными возможностями, со всем, что могло бы произойти, но не произошло.

Во Фридрихе снова поднялся гнев.

— И вы знали, что произойдет с Алтеей? Значит, вы могли предупредить ее?

— Когда она приходила ко мне, я рассказал ей о развилке. Я не знал, когда она достигнет развилки, но знал, что на обеих дорогах ее ждет смерть. С той информацией, которую я дал ей, она могла узнать, когда придет ее время. Я надеялся, что она сумеет найти другой путь. Иногда бывают скрытые развилки, которые мы не видим. Я надеялся, что у нее тот самый случай, и она сумеет найти другой путь.

Фридрих не мог поверить тому, что услышал.

— Вы могли сделать хоть что-нибудь! Вы могли предотвратить случившееся!

Натан указал на могилу:

— Это и есть результат попыток изменить то, что должно было случиться. Не сработало.