— Солдаты выглядят такими… я не знаю… грубыми…

— Когда ты решишь всадить свой нож в сердце Ричарда Рала, — без паузы ответил Себастьян, — ты сделаешь реверанс, чтобы показать хорошие манеры?

— Конечно, нет, но…

Он посмотрел на нее своими пронизывающими голубыми глазами:

— Когда те негодяи пришли к тебе в дом и убили твою мать, каких мужчин ты бы хотела видеть рядом в качестве защитников?

Дженнсен смутилась:

— Себастьян, я не знаю, как это связано…

— Ты бы доверила защиту любимой матери разодетому хлыщу с начищенной шпагой и хорошим воспитанием, каких выставляют напыщенные короли на званых ужинах? Или согласилась бы на грубых солдат, лишь бы они защитили ее? Наверное, было бы лучше, если бы между нею и убийцами оказались те, кто привык к жестокостям войны…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Эти люди выполняют ту же роль — защищают тех, кого любят и кто остался в Древнем мире.

Неожиданное напоминание о том ужасе было таким болезненным, что Дженнсен с трудом обуздала свои чувства.

Она была пристыжена горячими словами Себастьяна. У нее здесь было дело. Очень важное дело. И если люди, которые собирались выступить против лорда Рала, грубы и жестоки, тем лучше!..

Когда они добрались до тщательно охраняемых палаток императора, Дженнсен увидела других женщин. Они представляли собой странную мешанину: и совсем молодые девушки, и согнутые возрастом старухи. Все они смотрели на подъезжающую Дженнсен — некоторые с любопытством, некоторые хмуро, а некоторые и вовсе с тревогой.

— Почему у всех женщин кольцо в нижней губе? — шепотом спросила Дженнсен у Себастьяна.

Его взгляд пробежал по женщинам у палатки.

— Это знак верности Имперскому Ордену и императору Джеганю.

Дженнсен подумала, что это не только странный способ выражать верность, но и весьма опасный. На большинстве женщин были поношенные платья. Лишь некоторые были одеты получше, но ненамного.

Когда путники спешились, солдаты забрали их лошадей. Дженнсен погладила Расти по уху и успокаивающе прошептала нервничающему животному, что незнакомый человек не сделает ей ничего плохого. Когда Расти успокоилась, Пит сам потянулся за нею к стойлам. Расставание с постоянной спутницей неожиданно напомнило Дженнсен о том, как она скучает по Бетти.

Женщины наблюдали за гостьей императора и отодвигались от нее подальше. Дженнсен привыкла к такому поведению: люди боялись ее рыжих волос. День был на редкость теплый, и Дженнсен мечтала о том, чтобы таких дней было больше. Но когда они приблизились к лагерю, она забыла накинуть капюшон. И теперь уже было подняла руки, однако Себастьян удержал ее.

— Не нужно. — Он указал кивком на женщин. — Многие из них — сестры Света. Они боятся не магии, а незнакомых людей, которые появляются на территории императорской ставки.

Теперь Дженнсен поняла причину странных взглядов со стороны женщин. Большинство из них обладали даром и видели, что она — дыра в мире. Их глаза видели ее, но дар не видел. 

Себастьян ничего этого не знал. Она так и не рассказала ему об одаренных и о потомках лорда Рала. Себастьян не раз показывал свое отвращение к магии. Дженнсен чувствовала себя неловко, когда разговаривала с ним о том, что узнала от колдуний и, в особенности, о чем догадалась сама. Ведь при этом она вступала в конфликт с самой собой. Ей казалось, что это — слишком личное дело. Она хотела поделиться, когда наступит подходящее время, но оно все не наступало и не наступало…

Дженнсен с трудом улыбнулась женщинам, которые смотрели на нее из тени палатки. Те попятились.

— Почему император изолирован от солдат? — спросила она у Себастьяна.

— Когда вокруг столько людей, никогда нельзя быть уверенным, что не найдется шпиона или сумасшедшего, который захочет причинить вред императору Джеганю. Такой поступок лишил бы нас великого лидера. Вот почему мы предпринимаем такие предосторожности.

Дженнсен это понимала. Себастьян и сам был шпионом в Народном Дворце. И найди он там какую-нибудь важную персону, дело бы закончилось убийством. Жители Д’Хары боялись такой возможности, потому и арестовали его.

К счастью, Дженнсен смогла вытащить его. Теперь она могла сказать, что это событие стало частью решения, к которому она пришла. Но у нее не было времени поделиться с Себастьяном. Да она и не думала, что он поймет. Он скорее всего не придает значения таким незначительным событиям.

Себастьян обнял ее и подтолкнул вперед, к двум высоким огромным стражникам, стоящим рядом с палаткой императора. Те поклонились Себастьяну. Он прошел между ними и приподнял тяжелую портьеру, расшитую золотом и серебром.

Дженнсен никогда не видела и даже не могла себе представить такой роскошной палатки. Вступив внутрь, она увидела, что здесь обстановка еще более пышная, чем можно было вообразить по внешнему виду палатки. Пол был покрыт многочисленными коврами. Стены украшены плетенками с изящными рисунками, изображающими экзотические места. Хрупкие стеклянные чаши, фарфор, высокие вазы стоят на полированных столиках. У стены — буфет с зеркальной панелью, заполненный разноцветными тарелками. На полу разбросаны подушки разных цветов и размеров. Отверстия над головой затянуты шелком. Повсюду мерцают ароматизированные свечи, а ковры и полотна придают величественность.

Это было священное место.

Внутри платки находились женщины, каждая с кольцом в нижней губе. Они занимались своими делами. Большинство казались глубоко погруженными в работу, и только одна женщина, чистившая коллекцию высоких хрупких ваз, холодно посмотрела на Дженнсен уголком глаза. Она была средних лет, с широкими плечами и была одета в простое длинное платье серого цвета, застегнутое на пуговицы до самой шеи. Ее темные с сединой волосы были небрежно разбросаны по плечам. Она показалась бы непримечательной, если бы не всезнающая, высокомерная гримаса, которая словно навсегда была вырезана на ее лице. Дженнсен задумалась.

Когда их глаза встретились, проснулся голос, который леденящим шепотом звал Дженнсен по имени и призывал ее сдаться. Почему-то Дженнсен мгновенно покраснела от чувства, что женщина знает, что говорит голос. Дженнсен отбросила странное чувство и решила, что это все из-за выражения превосходства на лице женщины.

Другая женщина маленькой ручной щеткой чистила ковры. Еще одна заменяла свечи, которые чадили. Третья — некоторые из них наверняка были сестрами Света — сновала туда-сюда и занималась подушками, лампами и цветами в вазах. Худой мужчина, одетый лишь в тонкие полотняные брюки, приводил в порядок гребнем ворс ковра, ведущего во внутренние покои.

Рука Себастьяна ободряюще поддержала Дженнсен, и они прошли дальше, в тускло освещенные покои. Потолок и стены легко колыхались от ветра. Сердце Дженнсен билось так, словно ее вели на казнь. Она обнаружила, что ее пальцы сжимают рукоятку ножа, и заставила себя отвести руку от пояса.

В конце комнаты стояло резное позолоченное кресло, задрапированное красным шелком. Дженнсен сглотнула и наконец-то заставила себя взглянуть на человека, который сидел там, опершись локтем о подлокотник и подпирая щеку большим и указательным пальцем.

Это был упитанный человек с толстой шеей. Дрожащий свет свечей отражался от его бритой головы, и создавалось впечатление, что он носит корону из язычков пламени. Две длинные тонкие полоски усов росли из углов рта и такая же полоска из центра подбородка. Через ноздрю и нос проходила золотая цепочка с кольцами, а мускулистую грудь украшали еще более массивные украшения. На каждом пальце было по кольцу. Безрукавка из шерсти ягненка оставляла открытыми мощные плечи и загорелые руки. Он казался невысоким, но его мускулы производили впечатление.

Ну а глаза его, несмотря на все рассказы Себастьяна, попросту заставили Дженнсен затаить дыхание.

Никакие слова не могли бы подготовить ее к тому, что она увидела.

В глазах императора не было ни белка, ни радужки, ни зрачка, только поблескивающая бездонная чернота. По поверхности этих темных дыр двигались какие-то тени. Как тучи по небу… Несмотря на отсутствие зрачков и радужки, он, без сомнения, смотрел прямо на Дженнсен.