– Ах, гомен насаи, хи га курете кара ни итасимасу. Блэксорн увидел, как она показала на солнце, и понял, что она сказала: «После заката». Он кивнул и хмыкнул, что японцы сочли за вежливое: «Спасибо, я понял». Марико снова повернулась к Блэксорну:

– Моему мужу хотелось бы, чтобы вы рассказали ему о битвах, в которых участвовали.

– Они все в том руководстве по военному делу, Марико-сан.

– Он говорит, что прочитал его с большим интересом, но там содержатся только краткие данные. В ближайшие дни он хочет узнать обо всех ваших сражениях. А об одном сейчас, если вы не возражаете.

– Они все в военном руководстве. Может быть, завтра, Марико-сан, – ему нужно было время, чтобы обдумать ослепившую его мысль об Осакском замке и этой битве, ему надоело разговаривать, он устал от перекрестного допроса, но больше всего он хотел есть.

– Пожалуйста, Анджин-сан, может быть, вы расскажете снова, еще раз, для моего мужа?

Он услышал в ее голосе осторожный намек, мольбу и сжалился над ней:

– Конечно. Какая из них, по-вашему, ему понравится?

– Та битва в Нидерландах. Около Зеландии – вы это так произносите?

– Да, – сказал он.

И он начал рассказывать о битве, которая была похожа на все другие битвы, в которых люди гибли из-за ошибок и глупости командиров.

– Мой муж говорит, что здесь не так, Анджин-сан. Здесь командиры очень хорошие, или они очень быстро гибнут.

– Конечно, моя критика распространяется только на европейских командиров.

– Бунтаро-сама говорит, он расскажет вам как-нибудь на днях о наших войнах и наших командирах, особенно о господине Тайко. Честный обмен на вашу информацию, – сказала она уклончиво.

– Домо, – Блэксорн сделал легкий поклон, чувствуя, что глаза Бунтаро впиваются в него: «Что на самом деле хочет от меня этот сукин сын?»

Обед оказался сущим наказанием. Для всех. Еще на выходе из сада, когда они переходили на веранду для еды, появились дурные предзнаменования.

– Извините меня, Анджин-сан, но что это? – показала Марико. – Мой муж спрашивает, что это такое, вот там?

– Где? Ах, это! Это фазан, – сказал Блэксорн. – Господин Торанага прислал его мне вместе с зайцем, которого мы приготовили по-английски и съели – по крайней мере я, хотя там было достаточно для всех.

– Спасибо, но… мы, мой муж и я, мы не едим мяса. Но почему фазан висит там? При такой жаре, не надо ли его убрать и приготовить?

– Вот так и надо готовить фазана. Вы вешаете его, чтобы мясо дошло.

– Что? Таким образом? Извините меня, Анджин-сан, – сказала она, вспыхнув, – извините, но это быстро сгниет. Тем более он еще в перьях и не… очищен.

– Мясо фазана сухое, Марико-сан, так что его приходится подвешивать на несколько дней, может быть пару недель, в зависимости от погоды. Потом вы ощипываете его, чистите и готовите.

– Вы оставляете его на воздухе? Гнить? Прямо так…

– Нан дза? – нетерпеливо спросил Бунтаро. Она виновато заговорила с ним, он вздохнул, потом встал, посмотрел на фазана и ткнул в него пальцем. Несколько мух взлетело с жужжаньем, потом они снова уселись на фазана. Фудзико нерешительно объяснила что-то Бунтаро, и он вспыхнул.

– Ваша наложница говорит, что вы приказали никому не трогать его, кроме вас? – спросила Марико.

– Да. Разве вы не подвешиваете у себя дичь? Не все же у вас буддисты?

– Нет, Анджин-сан, я не думаю, чтобы кто-то подвешивал.

– Некоторые люди считают, что фазана нужно подвешивать за хвостовые перья до тех пор, пока он не упадет, но это бабушкины сказки, – сказал Блэксорн. – Правильнее подвешивать за шею, тогда все соки остаются, где им и положено быть. Некоторые дают ему висеть, пока шея не оторвется, но я лично не люблю такое мясо. Мы привыкли… – Он замолчал, так как она вдруг позеленела.

– Нан дес ка, Марико-сан? – быстро спросила Фудзико.

Марико объяснила. Они все нервно засмеялись, Марико встала, слабым движением смахнула пот со лба: – Извините, Анджин-сан, вы не разрешите мне на минуту…

«Ваша пища такая странная, – хотел сказать он ей. – Ну, вот хотя бы вчера, этот сырой моллюск – белое, слизистое, почти безвкусное, пережеванное мясо без ничего, только с соевым соусом? Или эти рубленые шупальцы осьминога, тоже сырые, с холодным рисом и водорослями? А эта ваша почти живая медуза с желто-коричневым «торфу» в бульоне – с заквашенными бобовыми стручками, которые выглядят как собачья блевотина? О, да, подано на хрупком красивом блюде, но все же выглядит как собачья блевотина! Да, ей-богу, этого достаточно, чтобы человека замутило!»

В конце концов они перешли на веранду, и после обычных бесконечных поклонов, незначительных разговоров, зеленого чая и саке начали подавать еду. Маленькие подносики с пустым рыбным супом, рисом и сырой рыбой, как всегда. И потом его тушеное мясо.

Блэксорн поднял крышку горшка. Поднялось облако пара, золотистые шарики жира заплясали по блестящей поверхности. Густая вызывающая слюну подливка покрывала куски нежного мяса и жира. Он с гордостью предложил его гостям, но все покачали головами и попросили его есть одного.

– Домо, – сказал он.

Считалось правилом хорошего тона пить суп прямо из маленьких лакированных чашечек, а все твердое есть палочками. На подносе лежал черпак. С трудом сдерживая голод, он налил себе в чашку и начал есть. Потом он увидел выражение их глаз.

Они следили за ним с зачарованным видом, безуспешно пытаясь скрыть чувство тошноты, охватившее почти каждого. Его аппетит сразу начал исчезать. Он пытался не замечать их, но не мог, его желудок возражал. Скрывая свое раздражение, он отставил свою чашку, закрыл крышку и грубо сказал, что ему не нравится.

– Фудзихо спрашивает, может быть, его тогда выбросить, – с надеждой сказала Марико.

– Да.

Фудзико и Бунтаро расслабились.

– Вам не хочется еще рису? – спросила Фудзико.

– Нет, спасибо.

Марико обмахивалась веером, ободряюще улыбаясь, она снова налила чашку саке, но Блэксорн не смягчился и на будущее решил готовить тайком в горах, есть в одиночку и только охотиться в открытую.

«Бог с ними, – подумал он, – Если Торанага может охотиться, я тоже могу. Когда я увижусь с ним? Сколько мне еще ждать?»

– Черт с ними и с Торанагой, – сказал он по-английски вслух и почувствовал себя лучше.

– Что, Анджин-сан? – спросила тут же Марико по-португальски.

– Ничего, – ответил он, – я только интересуюсь, когда я повидаю господина Торанагу.

– Он мне не сказал. Очень скоро, я полагаю. Бунтаро громко прихлебывал саке и суп, как это и было принято у японцев. Это начало раздражать Блэксорна. Марико оживленно разговаривала со своим мужем, который бурчал, едва обращая на нее внимание. Она ничего не ела, и это, а также то, что обе они, Марико и Фудзико, чуть ли не пресмыкались перед Бунтаро, а он сам тоже должен был считаться с незваным гостем, очень раздражало Блэксорна.

– Скажите Бунтаро-саме, что в моей стране хозяин произносит тост в честь почетного гостя, – он поднял свою чашку со зловещей улыбкой. – Долгих лет жизни и счастья! – и выпил.

Бунтаро выслушал объяснения Марико. Он кивнул, соглашаясь, поднял в свою очередь чашку, улыбнулся сквозь зубы и осушил ее.

– Ваше здоровье! – опять произнес тост Блэксорн. И так несколько раз.

– Ваше здоровье!

На этот раз Бунтаро не выпил. Он поставил полную чашку и посмотрел на Блэксорна своими маленькими глазками. Потом позвал кого-то со двора. Седзи тут же раскрылись. Его телохранитель, всегда бывший настороже, поклонился и протянул его огромный лук и колчан. Бунтаро взял его и что-то быстро и горячо сказал Блэксорну

– Мой муж говорит, что вы хотели видеть, как он стреляет, Анджин-сан. Он думает, что завтра будет слишком поздно. Сейчас подходящее время. Вот там ворота вашего дома. Он спрашивает, какой столб вы выбираете?

– Я не понимаю, – сказал Блэксорн. Главные ворота находились на расстоянии в сорок шагов, через сад, но сейчас они были совсем не видны через закрытые седзи правой стены.