– Я назову свой корабль «Леди», – он сказал это вслух – не удержался.

Спустя двое суток Торанага проверял подпруги своего седла. Он ловко ткнул лошадь коленом в живот, мускулы у нее расслабились, и ему удалось затянуть ремень еще на две дырки. «Глупое животное! – подумал Торанага. Он презирал лошадей за их постоянные хитрости и уловки, от их неуравновешенного характера только возникают опасности. – На этот раз здесь я, Ёси Торанага-нох-Миновара, а не какой-нибудь пустоголовый младенец!» Он подождал и снова сильно ударил лошадь коленом. Та фыркнула, звякнув уздечкой, и он затянул ремни до отказа.

– Хорошо, господин! Очень хорошо, – одобрил его главный охотник, грубый старик, старый и обветренный, как мешалка для рассола. – Многие перестали бы подтягивать после первого раза.

– Потом седло бы соскочило и этот дурак свалился, а может, к обеду и сломал бы себе позвоночник – Самурай засмеялся:

– И заслуженно, господин!

Вокруг конюшни суетились телохранители, сокольничие несут ястребов и соколов с колпачками на головах. Тетсу-ко – сокол-сапсан, самка, – сидела на почетном месте и рядом с ней, подчеркивая ее размеры, – единственная самка ястреба-перепелятника Кого с незакрытой головой, – ее золотистые безжалостные глаза внимательно осматривали все вокруг.

– Доброе утро, отец. – обратился к нему Нага, подводя свою лошадь.

– Доброе утро, мой сын. Где твой брат?

– Господин Судару ждет в лагере, отец.

– Хорошо. – Торанага улыбнулся юноше. Потом, чувствуя к нему особую симпатию, отвел его в сторону, – Слушай, мой сын: вместо того, чтобы ехать на охоту, напиши боевые приказы, а я подпишу их, когда вернусь сегодня вечером.

– О, отец! – Нага чуть не лопался от гордости – ему оказали честь формально поднять перчатку, брошенную Ишидо: собственным почерком тот изложил решение вчерашнего военного совета – армиям выдвинуться к перевалам, – Спасибо, отец, спасибо!

– Далее: мушкетному полку приказано на рассвете выступить в Хаконе. Еще: обоз из Эдо придет завтра после обеда. Проверить, чтобы все было готово!

– Да, конечно. Когда мы начнем бой?

– Очень скоро. Вчера вечером я получил известие; Ишидо и наследник выехали из Осаки – провести смотр войскам. Началось…

– Пожалуйста, простите меня, что я не могу полететь в Осаку, как Тетсу-ко, и убить его, Кийяму и Оноши – решить всю эту проблему так, чтобы не беспокоить вас.

– Спасибо, мой сын! – Торанага не собирался говорить ему о тех чудовищных проблемах, которые на самом деле надо решить, прежде чем эти убийства осуществятся. Он осмотрелся вокруг. Все сокольничие готовы, телохранители – тоже. Он окликнул главного охотника:

– Сначала я заеду в лагерь, потом мы проедем по дороге вдоль берега, на четыре ри к северу.

– Но загонщики уже в горах… – Главный охотник проглотил окончание своей возмущенной фразы и попытался исправиться: – Прошу меня простить… Э-э-э… я, наверное, съел что-то несвежее.

– Да, наверное. Может быть, вам стоит передать ваши обязанности кому-нибудь другому? Или на вашу голову действует геморрой, прошу прощения? – Если бы Торанага не использовал охоту как прикрытие, он сразу сменил бы его.

– Прошу прощения, господин. – Старый самурай был смущен. – Могу я спросить… э… вы собираетесь охотиться в тех местах, что выбрали вчера вечером, или, э… хотели бы поохотиться вдоль побережья?

– Вдоль побережья.

– Конечно, господин. Прошу меня простить, теперь я могу внести все изменения. – Он кинулся исполнять. Торанага проводил его взглядом. «Пора ему в отставку», – подумал он беззлобно. Потом заметил Оми: он входил на конюшню вместе с сильно хромающим молодым самураем, с глубокой свежей раной на лице – след схватки в Осаке.

– Ах, Оми-сан! – Торанага ответил на его приветствие. – Это тот человек?

– Да, господин.

Торанага отвел их обоих в сторону и со знанием дела допросил самурая. Он делал это из любезности к Оми: он уже говорил с этим самураем, еще в первый вечер, и пришел к твердому выводу; он и Анджин-сана спрашивал, что в письме Марико, из вежливости, – он знал во всяком случае то, что сообщил ему Анджин-сан.

– Пожалуйста, изложите мне все своими словами, Марико-сан, – потребовал он, перед тем как она выехала из Эдо в Осаку.

– Я собираюсь отдать корабль его врагам. Это правильно, господин?

– Нет, госпожа. – Он видел, как ее глаза наполняются слезами. – Нет. Я повторяю: вы должны сообщить все эти секреты, о которых рассказали мне, Тсукку-сану – здесь, в Эдо; потом – главному священнику и Кийяме в Осаке; скажите всем, что без корабля Анджин-сан им не опасен. Я вам предлагаю – напишите ему сейчас письмо.

– Тогда они уничтожат корабль.

– Они попытаются сделать это. Они ведь все равно об этом думают, вы не сообщите им ничего нового.

– Вы можете спасти его корабль, господин?

– Я буду охранять его четырьмя тысячами самураев.

– Но если им это удастся… Анджин-сан никому не нужен без своего корабля. Я буду просить, чтобы ему сохранили жизнь.

– Вы не должны этого делать, Марико-сан. Заверяю вас, что мне он нужен, с кораблем или без корабля. Обещаю вам. В письме напишите ему: если корабль будет уничтожен, – пожалуйста, постройте новый.

– Что, господин?

– Вы говорили мне – он это умеет. Вы уверены? Если я дам ему плотников и кузнецов?

– О да. О, как вы умны! Да, он много раз говорил, что учился строительству кораблей…

– Вы совершенно уверены, Марико-сан?

– Да, господин. Так вы думаете, что священники-христиане добьются своего, несмотря на четыре тысячи человек охраны?

– Да. Прошу прощения, но они ни за что не оставят корабль в покое или его – в живых, пока он может выйти в море. Это будет слишком большая угроза им. Этот корабль обречен – придется уступить его им. Но только вы и я знаем и должны учитывать: его единственная надежда – построить новое судно. Я единственный человек, который может помочь ему в этом. Решите для меня это дело с Осакой, и я прослежу, чтобы он построил свой корабль.

«Я сказал ей правду… – подумал Торанага теперь, в Иокогаме, на рассвете, среди запаха лошадей, навоза и пота… Он едва слушал теперь раненого самурая и Оми, – он тосковал о Марико. – Жизнь так печальна… Он устал от этих людей, от Осаки, от игр, которые приносят столько страданий живым… Но ставки в этих играх очень велики…»

– Благодарю вас, Косами. – Он дождался, когда самурай кончил свой рассказ. – Вы хорошо со всем справились. Пожалуйста, пойдемте со мной, вы оба.

Торанага подошел к своей кобыле и еще раз пнул ее коленом в живот. Она тихонько заржала, но подтянуть подпругу он уже не смог.

– Лошади еще ненадежнее, чем люди! – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, вскочил в седло и поскакал, сопровождаемый телохранителями, Оми и Косами.

На плато он остановился. Все приветствовали его: Бунтаро с соколом на руке, Ябу, Хиро-Мацу и Судару.

– Доброе утро! – бодро ответил он и сделал знак Оми, что хочет с ним поговорить.

Он уже знал, что все готово, Судару послал своих людей в горы, проверить, как ведут себя загонщики. И вот теперь он заявил Судару:

– Благодарю тебя, мой сын, но я решил поохотиться на побережье.

Судару отправил гонца верхом – снимать всех с гор и перебрасывать на побережье.

– Извините, отец, мне следовало бы об этом подумать и приготовиться. Прошу меня простить.

– Да, мой сын. Так что, Хиро-Мацу, как идет подготовка?

Старый генерал, с неизменным мечом в руках, был зол.

– Думаю, все это бесчестно и не нужно. Скоро мы забудем об этом. Мы плюнем на Ишидо и без такого предательства.

Ябу возразил:

– Прошу меня извинить, но без этих ружей и нашей стратегии, Хиро-Мацу-сан, мы проиграем. Это современная война, таким способом мы имеем шанс ее выиграть, – Он оглянулся на Торанагу, который еще не слезал с лошади. – Я слышал сегодня ночью, что умер Джикья.