– На мой взгляд, политически неразумно господам Оноши и Кийяме идти сейчас против Торанаги. Они должны следовать старой поговорке о поддержании линии отступления открытой, правда? Я могу предложить им предоставление Торанаге двадцати пяти процентов – тогда каждый будет иметь равные доли – Оноши, Кийяма, Харима и Торанага, это будет небольшой уступкой для смягчения влияния их «временного» объединения с Ишидо против него.

– Тогда Ишидо будет не доверять им и возненавидит нас даже больше, чем когда он обнаружит это.

– Ишидо и теперь безмерно ненавидит нас. Ишидо не доверяет им больше, чем они не доверяют ему, а мы не знаем еще, почему они приняли его сторону. При согласии между Оноши и Кийямой мы можем формально сделать предложение, как если бы это была только наша идея сохранять беспристрастность между Ишидо и Торанагой. Мы можем тайно сообщить Торанаге об их великодушии.

Дель Аква рассмотрел все достоинства и недостатки этого плана.

– Превосходно, – сказал он наконец. – Давайте действовать. Теперь с этим еретиком. Отдайте его морские журналы сегодня же Торанаге. Сразу же пойдите к Торанаге. Скажите ему, что они были присланы нам секретно.

– Как я должен объяснить ему отсрочку в их возвращении?

– Вы и не должны. Просто скажите правду: они были доставлены Родригесом, но никто из нас не понял, что в запечатанном пакете лежат пропавшие бумаги. Действительно, мы не открывали их два дня. Их просто забыли в суматохе с этим еретиком. Журналы доказывают, что Блэксорн был пиратом, вором и убийцей. Его собственные слова раз и навсегда откроют, кто он такой и что его наверняка ждет правосудие. Скажите Торанаге правду – что Мура дал их отцу Себастьяну, как на самом деле и произошло, который послал их нам, зная, что нам известно, что с ними делать. Это обезопасит Муру, отца Себастьяна, всех. Мы сообщим Муре голубиной почтой, что произошло. Я уверен, Торанага поймет, что мы всеми силами соблюдали его интересы, а не Ябу. Он знает, что Ябу заключил соглашение с Ишидо?

– Я сказал вполне определенно. Ваше Преосвященство. Но ходят слухи, что Торанага и Ябу теперь подружились.

– Я не доверяю этому сатанинскому отродью.

– Я уверен, что Торанага тоже. Никто не сделал больше заговоров против него, чем Ябу.

Их неожиданно отвлекли звуки, сопровождающие ссору за дверью. Дверь открылась, и монах с накинутым капюшоном вошел босиком в комнату, отмахиваясь от отца Солди.

– Благословение Иисуса Христа на вас, – сказал он, его голос прерывался от злости. – Он может простить вам ваши грехи.

– Брат Перес, что вы здесь делаете? – взорвался дель Алвито.

– Я пришел в эту помойную яму Земли, чтобы снова нести этим неверным слово Божье.

– Но вы попадете под действие указа, запрещающего вам возвращаться сюда под угрозой немедленной смертной казни за организацию мятежа. Вы чудом избежали казни в Нагасаки, и вам было предписано…

– Это была Божья воля, и мерзкий языческий указ мертвого маньяка ничего не может сделать со мной, – сказал монах. Это был низенький, худой испанец с длинной неопрятной бородой. – Я здесь, чтобы продолжить дело Божье, – Он взглянул на отца Алвито. – Как торговля, отец?

– К счастью для Испании, очень хорошо, – холодно ответил Алвито.

– Я не трачу время на подсчет доходов, отец. Я трачу его на свою паству.

– Это похвально, – резко сказал дель Аква. – Но тратьте его там, где указал папа, – за пределами Японии. Это исключительно наша провинция. И это португальская, а не испанская территория. Должен ли я напомнить вам, что три папы приказали всем верующим всех исповеданий покинуть Японию, кроме нас? Король Филипп также издал такой указ.

– Поберегите свои легкие, Ваше Преосвященство. Дело Бога выше земных приказов. Я вернулся, и я распахну двери церквей и буду призывать толпы народа подняться против безбожников.

– Сколько раз вас можно предупреждать? Вы не можете вести себя в Японии как в протекторате инков, населенном дикарями из джунглей, у которых не было ни истории, ни культуры. Я запрещаю вам проповедовать и настаиваю, чтобы вы повиновались указам Его Святейшества.

– Мы будем обращать неверных. Слушайте, Ваше Преосвященство, в Маниле еще сотня моих братьев, ждущих отправки сюда, все добрые испанцы, и много наших славных конкистадоров, готовых защищать нас, если потребуется. Мы открыто проповедуем и открыто носим нашу одежду, не прячемся в идолопоклоннические шелковые брюки, как иезуит

– Вы не должны агитировать против властей, или вы разрушите мать-церковь!

– Я заявляю вам в лицо, что мы вернемся в Японию и останемся здесь. Мы будем проповедовать миру, несмотря на вас – несмотря ни на какого прелата, епископа, короля или даже папу, во славу Бога! – Монах хлопнул дверью, уходя.

Покраснев от ярости, дель Аква налил стакан мадеры. Несколько капель вина пролились на полированную поверхность его стола. «Эти испанцы погубят нас всех». Дель Аква медленно выпил, пытаясь успокоиться. Наконец он сказал:

– Мартин, пошли наших людей проследить за ним. И тебе лучше предупредить Кийяму и Оноши сразу же. Не стоит говорить, что случится, если этот глупец станет появляться на публике.

– Да, Ваше Преосвященство, – У двери Алвито заколебался, – Сначала Блэксорн, теперь Перес. Это слишком много для совпадения. Может быть, испанцы в Маниле знали о Блэксорне и пустили его сюда, чтобы досадить нам.

– Может быть, но, может быть, и нет. – Дель Аква допил свой стакан и аккуратно поставил его. – В любом случае, с помощью Бога и усердия, ни одному из них не удастся повредить святой матери-церкви – чего бы это ни стоило.

«Пусть я стану проклятым испанцем, если это не жизнь!» Блэксорн лежал, испытывая ангельское блаженство, лицом вниз на толстом футоне, частично закутанный в хлопчатобумажное кимоно, опираясь головой на руки. Девушка перебирала пальцами по его спине, трогая иногда его мускулы, смягчая его кожу и душу, заставляя его чуть ли не мурлыкать от удовольствия. Другая девушка наливала саке в тонкую фарфоровую чашку. Третья ждала, держа лаковый поднос с бамбуковой корзиной, наполненной сушеной рыбой по-португальски, еще одной бутылкой саке и палочками для еды.

– Нан дес ка, Анджин-сан? – Что это, почтенный кормчий, что вы сказали?

– Я не могу сказать этого на нихон-го, Рако-сан. – Он улыбнулся девушке, которая предложила саке. Вместо этого он указал на чашку. – Как это называется? Намае ка?

– Сабазуки. – Она произнесла это три раза, после чего другая девушка, Аза, предложила рыбы, но он покачал головой. – Ё, домо. – Он не знал, как сказать: «Я уже сыт», поэтому попытался сказать: «Я больше не голоден».

– А! Има хара хетте ва орани, – объяснила Аза, поправляя его. Он произнес фразу несколько раз, и они все засмеялись над его произношением, но в конце концов он добился, что это зазвучало правильно.

«Я никогда не выучу этот язык», – подумал он. Ничто не связывало эти звуки ни с английским, ни даже с латынью или португальским.

– Анджин-сан? – Аза опять предложила ему поднос. Он покачал головой и с серьезным видом положил руку на живот, но взял саке и выпил. Соно, девушка, которая массировала ему спину, остановилась, тогда он взял ее руку, положил на шею и сделал вид, что стонет от удовольствия. Она сразу поняла и продолжила массаж.

Каждый раз, когда он допивал чашку, ее немедленно наполняли снова. «Давай полегче, – подумал он, – это же третья бутылка, и я уже чувствую тепло в пальцах на ногах».

Эти три девушки, Аза, Соно и Рако, пришли на рассвете, принесли зеленый чай, про который Фриар Доминго сказал ему, что китайцы называют его иногда тьии и это национальный напиток в Китае и Японии. Его сон после случая с покушением был очень плохим, но горячий пикантный напиток начал восстанавливать его силы. Они принесли небольшие скатанные горячие полотенца, слегка ароматизированные. Поскольку он не знал, что делать с ними, Рако, старшая из девушек, показала, как пользоваться ими, на собственном лице и руках.