Торанага следил за ней, не опечаленный, но все-таки немного жалея. Это было дикое создание, и Торанага, как все соколятники, знал, что он был только временный земной хозяин. Когда-то он забрался на охотничий участок ее родителей в горах Хаконе и взял ее из гнезда только что оперившимся птенцом, готовил, лелеял и дал ей возможность убить первую добычу. Теперь он мог едва видеть ее, кружащуюся наверху, так величественно парящую в восходящих потоках теплого воздуха, и хотел, до боли хотел, чтобы он тоже мог парить в эмпиреях, вдали от земных несправедливостей.

Но тут старый фазан-петух спокойно взлетел с дерева, собираясь кормиться дальше. И Тетсу-ко бросилась, падая как свинец, маленьким обтекаемым орудием смерти, ее когти были готовы для нанесения смертельного удара.

Петух-фазан умер мгновенно, перья разлетелись при ударе, но сокол схватил его, падая с ним, крылья рассекали воздух, перед тем как бешено затормозить в самую последнюю секунду. Потом он сложил крылья и сел на свою жертву.

Он держал ее в когтях и начал ощипывать перед тем, как начать есть. Но еще до этого подъехал Торанага. Сокол остановился, недовольный. Его безжалостные коричневые глаза с желтой каймой следили за тем, как он спешился, его уши слушали, как хозяин воркующим голосом хвалил его искусство и смелость, и потом, поскольку он был голоден, а Торанага давал пищу, а также потому, что Торанага был терпелив и не делал резких движений, но мягко сел на колени, сокол позволил ему приблизиться.

Торанага осторожно расхваливал птицу. Он вынул свой охотничий нож и надрезал фазану голову, чтобы дать Тетсу-ко мозг. Когда птица уступила его прихоти и начала есть это лакомство, он отрезал голову и птицу удалось без всяких усилий заманить к нему на руку, где та привыкла принимать корм.

Торанага все время нахваливал птицу и, когда та кончила есть этот лакомый кусочек, он мягко погладил ей спину и продолжал расхваливать. Она раскачивалась и свистом выражала свое удовольствие, радуясь, что опять в безопасности сидит на руке, где можно поесть, так как с тех пор, как она была взята из гнезда, рука была единственным местом, где ей позволяли кормиться, пищу ей всегда давал только сам Торанага. И сокол начал чистить перья, готовясь к новой охоте.

Поскольку Тетсу-ко охотилась так успешно, Торанага решил дать ей переварить лакомство и больше в этот день не выпускать. Он вскрыл уже ощипанную маленькую птичку и отдал ее соколухе. Когда та полностью погрузилась в еду, Торанага натянул на нее колпачок, и птица продолжала есть через него. Когда она кончила есть и снова начала охорашиваться, Торанага поднял фазана, положил в мешок и поманил к себе сокольничего, который ждал вместе с загонщиками. Опьяненные успехом, они обсуждали и подсчитывали добычу. Им удалось добыть зайца, пару перепелов и петуха-фазана. Торанага отпустил сокольничего и загонщиков в лагерь, отдав им соколов. Телохранители ждали его, укрывшись от ветра.

Теперь он смог опять заняться сыном: «Ну?» Нага стал на колени около его лошади, поклонился: – Вы совершенно правы, господин, в том, что вы сказали обо мне. Я приношу свои извинения за то, что оскорбил вас.

– А не за то, что дал мне плохой совет?

– Я прошу вас направить меня к кому-нибудь, кто может научить меня не давать вам плохих советов. Я никогда не хотел давать вам плохих советов, никогда.

– Хорошо. Ты будешь проводить часть дня, разговаривая с Анджин-саном, обучаясь тому, что он знает. Он может быть одним из твоих учителей.

– С ним?

– Да. Это сможет приучить тебя к дисциплине. И если ты сможешь научиться у него, несмотря на то что у тебя между ушами камень, ты, конечно, узнаешь ценные для тебя вещи. Ты можешь даже научиться чему-нибудь полезному для меня.

Нага угрюмо уставился в землю.

– Я хочу, чтобы ты узнал все, что он знает о ружьях, пушках и военном снаряжении. Ты будешь моим экспертом. И я хочу, чтобы ты стал очень знающим экспертом.

Нага ничего не ответил.

– И я желаю, чтобы ты стал его другом.

– Как я это смогу?

– Почему ты об этом не подумаешь сам? Почему ты не используешь свою голову?

– Я попытаюсь. Я клянусь, что попытаюсь.

– Я хочу, чтобы ты сделал даже лучше. Тебе приказано преуспеть в этом деле. Используй «христианское милосердие». Ты уже должен был достаточно хорошо научиться этому. Не так ли?

Нага посмотрел на него сердито.

– Этому невозможно научиться, сколько я ни пытался. Правда! Все, что ни говорил Тсукку-сан, это была догма и вздор, от которых человека тошнит. Христианство для крестьян, не для самурая. Не убий, не пожелай больше одной женщины и пятьдесят других глупостей. Я тогда послушался вас и теперь послушаюсь – я всегда слушаюсь! Почему просто не позволить мне делать то, что я могу, господин? Я стану христианином, если это то, чего вы хотите, но я никогда не смогу поверить в христианство – это все дерьмо и… прошу прощения за то, что я говорю. Я стану другом Анджин-сана. Я хочу этого.

– Хорошо. И помни, что он стоит в двадцать тысяч раз больше своего веса в сыром шелке и он знает больше, чем ты узнаешь за двадцать своих жизней.

Нага держал себя под контролем и послушно кивнул в знак согласия.

– Хорошо. Ты будешь командовать двумя батальонами, Оми-сан тоже двумя и один будет в резерве у Бунтаро.

– А еще четыре, господин?

– У нас для них не хватает ружей. Это был финт, чтобы сбить с толку Ябу, – сказал Торанага, озадачив сына.

– Что?

– Это просто предлог для того, чтобы привести сюда еще тысячу самураев. Они прибудут завтра. С двумя тысячами человек я могу блокировать Анджиро и уехать, если мне потребуется. Так?

– Но Ябу-сан может все-таки… – Нага замолчал, зная, что сразу, не подумав, он наверняка скажет что-то не то. – Почему я такой глупый? – спросил он с горечью. – Почему я не могу видеть все так, как вы? Или как Судару-сан? Я хочу помочь, быть вам полезным. Я не хочу все время подводить вас.

– Тогда научись терпению, мой сын, и обуздывай свой характер. Скоро придет твое время.

– Да?

Торанаге внезапно надоело все время проявлять терпение. Он поглядел на небо: – Я немного посплю пока.

Нага сразу же расседлал коня, снял и положил на землю попону, эту постель самурая. Торанага поблагодарил его и отправил расставить часовых. Удостоверившись, что все сделано правильно и он в безопасности, лег и закрыл глаза.

Но он не хотел спать, только спокойно подумать. Он знал, что то, что он вышел из себя, было плохим признаком. «Тебе повезло, что это было только перед Нагой, который многого не знает. Если бы это случилось при Оми или Ябу, они бы сразу поняли, что ты почти на грани безумия от беспокойства. И это могло легко толкнуть их на измену. На этот раз тебе повезло. Тетсу-ко все привела в норму. Что за красивый полет! Вспомни, как учил ее; и с Нагой нужно обращаться, как с соколом. Разве он не кричал и не злился, как самые лучшие из них! У Наги только одна трудность, его могут втянуть в неправильную игру. Его игра – сражение и внезапная смерть, и скоро этого будет достаточно».

К Торанаге снова вернулось беспокойство: «Что происходит в Осаке? Я сильно ошибся в дайме – кто примет и кто отвергнет вызовы. Я предан? Вокруг меня столько опасностей…

Что с Анджин-саном? Он тоже как сокол. Но он все-таки не сломается, чтобы сесть на кулак, как говорят Ябу-сан и Марико. Какова его «дичь»? Его дичь – Черный Корабль и кормчий Родригес, и этот уродливый высокомерный маленький адмирал, которому недолго предстоит жить на этой земле, все священники в черных сутанах, все эти священники с отвратительными волосами, все португальцы, все испанцы, турки, мусульмане и, конечно, Оми, Ябу и Бунтаро, Ишидо и я».

Торанага повернулся, устраиваясь поудобнее, и улыбнулся про себя: «Но Анджин-сан не длиннокрылый сокол, кидающийся на приманку, которую бросают вверх. Он больше похож на короткокрылого ястреба, который летит с вашего кулака, чтобы убить все, что движется, скорее ястреб-тетеревятник, который берет куропатку, зайца в три раза больше себя, крыс, кошек, собак, вальдшнепа, скворцов, грачей, догоняя их фантастическими бросками и убивая одним ударом когтей, ястреб, который не любит колпачка на голове и не принимает его, просто сидит на вашей кисти, надменный, опасный, самодовольный, безжалостный, желтоглазый, прекрасный товарищ, с отвратительным характером, если на него что-то найдет. Да, Анджин-сан короткокрылый. На кого я напущу его? На Оми? Нет пока. Ябу? Тоже рано. Бунтаро?