– Что более важно, брат, – спросил Торанага, – продолжение моего рода или сохранение государства?

Над долиной нависло уныние. С неба лило, облака висели так низко, едва ли не в трехстах футах от земли, полностью закрывая путь к перевалу. Площадь и двор гостиницы были заполнены толкающимися, хмурыми самураями. Лошади в возбуждении били копытами. Офицеры с излишней грубостью выкрикивали приказания. Испуганные носильщики метались, готовясь идти с отправляющейся колонной. До наступления темноты оставался всего лишь час.

Торанага написал цветистое послание и отправил его Затаки, невзирая на просьбы Бунтаро, Оми и Ябу, которыми они одолели его во время тайного совещания. Он молча выслушал их доводы и, когда они кончили, сказал:

– Я не хочу больше говорить. Я выбрал свой путь. Выполняйте приказы!

Он сказал им, что немедленно возвращается в Анджиро, чтобы собрать остатки своих людей. Завтра он направится по дороге вдоль восточного побережья в сторону Атами и Одавары, потом через горные перевалы в Эдо. Бунтаро будет командовать сопровождающими его людьми. Завтра мушкетный полк должен погрузиться на галеры в Анджиро и выйти в море, чтобы ждать его в Эдо, командиром будет Ябу. На следующий день Оми должен будет выступить к границе по центральной дороге, собрав всех имеющихся в Идзу воинов. Он должен помогать Хиро-Мацу, который был главнокомандующим, и следить за тем, чтобы враждебный им Икава Джикья не помешал нормальному продвижению. Сам Оми должен обосноваться в Мисиме на какое-то время, чтобы охранять эту часть дороги на Хоккайдо и готовить носилки и лошадей в количестве, достаточном для Торанаги и большой свиты, необходимой для официального появления Торанаги.

– Предупредите все станции вдоль дороги и соответственно подготовьте их. Вы понимаете?

– Да, господин.

– Убедитесь, что все в полном порядке.

– Да, господин. Вы можете положиться на меня, – даже Оми вздрогнул под его грозным пристальным взглядом.

Когда все было готово к отправлению, Торанага вышел из своих комнат на веранду. Все поклонились. Он угрюмо сделал им знак продолжать свои занятия и послал за хозяином гостиницы. Тот услужливо подал счет, встав на колени. Торанага проверил его пункт за пунктом. Счет был составлен правильно. Он кивнул и передал кассиру для оплаты, потом позвал Марико и Анджин-сана. Марико было разрешено поехать в Осаку.

– Но сначала вы поедете отсюда прямо в Мисиму. Передайте это личное письмо Хиро-Мацу-сану, потом поезжайте в Эдо с Анджин-саном. Вы отвечаете за него, пока не приедете туда. Возможно, в Осаку вы поедете морем – это я решу позднее. Анджин-сан! Вы взяли словарь у священника?

– Повторите, пожалуйста. Простите, я не понимаю.

Марико перевела.

– Извините. Да, книгу я получил.

– Когда мы встретимся в Эдо, вы будете лучше говорить по-японски, чем сейчас. Вакаримас ка?

– Хай. Гомен насаи.

В отчаянии Торанага затопал ногами, выходя со двора, самураи держали над ним большой зонтик от дождя. Все как один – самураи, носильщики и крестьяне – еще раз поклонились. Торанага не обратил на них внимания, просто прошел в свой крытый паланкин во главе колонны и задвинул занавески.

Сразу же семь полуголых носильщиков подняли паланкин и вприпрыжку побежали вперед, их крепкие босые ноги расплескивали воду в лужах. Сопровождающие колонну самураи ехали верхом впереди, другие, тоже на лошадях, охраняли сам паланкин. Сменные носильщики и обоз шли сзади, все спешили, были напряжены и испуганы. Оми вел авангард, Бунтаро командовал арьергардом. Ябу и Нага уже направились к мушкетному полку, который все еще стоял в засаде, перекрыв дорогу и затаившись в ожидании, когда Торанага будет пересекать гребень хребта. Они должны были присоединиться после, образуя арьергард.

– Арьергард против кого? – ворчал на Оми Ябу в те редкие минуты, когда они оказывались наедине.

Бунтаро подошел к высоким резным воротам гостиницы, не обращая внимания на дождь:

– Марико-сан!

Она послушно заторопилась к нему, капли сильного дождя барабанили по ее оранжевому зонтику из промасленной бумаги.

– Да, господин?

Его глаза скользнули по лицу Марико, выглядывавшему из-под зонта, потом обратились к Блэксорну, наблюдавшему за ними с веранды:

– Скажите ему… – Он запнулся.

– Что?

Он снова пристально посмотрел на нее:

– Скажите ему, что я считаю его ответственным за вас.

– Да, господин, – сказала она, – но, пожалуйста, извините меня, я сама отвечаю за себя.

Бунтаро отвернулся и смерил глазами расстояние до вершины горы. Когда он снова обернулся к Марико, на лице его были заметны следы терзавших его мук:

– Теперь наши глаза никогда не увидят падающих листьев, да?

– Все в руках Бога, господин?

– Нет, все в руках господина Торанага, – сказал он надменно.

Она, не дрогнув, выдержала его взгляд. Дождь продолжал идти. Капли падали с краев ее зонтика, словно завеса слез. Низ ее кимоно был забрызган грязью. Бунтаро наконец сказал:

– Сайонара – до Осаки.

Она удивилась:

– О, извините, разве мы не увидимся в Эдо? Конечно, вы будете там с господином Торанагой, приедете туда почти одновременно со мной, да? Там я и увижу вас.

– И в Осаке, когда мы встретимся там, мы начнем все снова. Вот тогда я по-настоящему и увижу вас, правильно?

– А, я понимаю. Извините.

– Сайонара, Марико-сан, – сказал он.

– Сайонара, мой господин, – сказала она и поклонилась. Он в последний раз поклонился и быстро зашагал по грязи к своей лошади, взлетел в седло и поскакал, не оглядываясь.

– Иди с Богом, – сказала сна, провожая его взглядом.

Блэксорн видел, как она смотрит на Бунтаро. Он ждал, стоя под крышей. Дождь ослабевал, вершина исчезла в облаках, потом скрылся и паланкин Торанага, и он облегченно вздохнул, все еще пораженный поведением Торанага и всем этим так плохо начавшимся днем.

Охота с ястребами в этот день начиналась очень хорошо. Он выбрал небольшого длиннокрылого сокола, похожего на кречета, и пустил его на жаворонка. Стремительно несущийся сокол, увлекаемый ветром, оказался далеко на южной стороне неба. Ведя погоню, как ему и полагалось по правилам охоты, Блэксорн скакал через лес по хорошо утоптанной дорожке, где изредка попадались пешие крестьяне. Но вдруг измученный непогодой продавец масла на усталой взъерошенной лошади перегородил дорогу, ворча что-то про себя, не уступая ему. В горячке погони Блэксорн закричал на него, чтобы он убрался с дороги, но тот не двинулся с места, и Блэксорн грубо обругал его. Продавец масла ответил так же грубо, что-то прокричав в ответ, но тут рядом оказался Торанага, он указал на своего телохранителя и сказал:

– Анджин-сан, дайте-ка ему на минутку свой меч, – и что-то еще, чего Блэксорн не разобрал. Блэксорн тут же выполнил его просьбу. И прежде чем он понял, что происходит, самурай бросился на торговца. Его удар был так яростен и ловок, что продавец масла успел отступить на шаг, уже перерубленный надвое в талии.

Торанага стукнул кулаком по луке седла, на секунду восхитившись, потом снова впал в свою меланхолию, тогда как другие самураи, напротив, выражали громкое одобрение. Телохранитель Торанага аккуратно почистил лезвие о собственный шелковый пояс, чтобы не портилась сталь. Он с удовольствием вложил меч в ножны и вернул его, произнеся что-то, что потом объяснила ему Марико.

– Он просто сказал, Анджин-сан, что гордится тем, что ему позволили попробовать такой клинок. Господин Торанага предложил вам назвать меч «Продавец масла», потому что такой удар и такую остроту меча будут вспоминать с уважением многие годы. Ваш меч теперь станет легендарным, правда?

Блэксорн припомнил, как он кивнул, стараясь спрятать свой ужас. Он носил теперь «Продавца масла» – этот меч теперь навсегда получил такое имя – тот самый меч, который ему подарил Торанага. «Я хотел бы, чтобы он никогда не давал его мне, – подумал он. – Но это не только их вина, но и моя тоже. Я кричал на этого человека, он грубил в свою очередь, а с самураем не могут обращаться так грубо. Как еще можно было поступить?» Блэксорн знал, что иного выхода не было. И все равно происшедшее убило радость от охоты, хотя это и пришлось тщательно скрывать, так как Торанага весь день был в плохом настроении, с ним трудно было общаться.