— Проиграл? — Зигфрид так и замер с заведенной за голову рукой. — Ерунда. Это просто тренировочная дуэль, у меня хорошие баллы и проигрыш мне не навредит. А Вильям слишком силен, чтобы я с ним тягался. В чем проблема-то?

У Стефании даже голова закружилась от негодования. Она вынуждена уступать в знаниях и умениях кому попало просто потому, что ей не повезло быть зачисленной в элиту. Она до сих пор может похвастаться только бесполезной железной побрякушкой на руке, а этот Зигфрид уже участвует в дуэлях. Но ей тоже хочется. Она уже давно готова!

— Вы обладаете такой мощью, уже можете вести магические поединки, и ты спрашиваешь, в чем проблема? Я бы все отдала, чтобы меня обучали так же, как тебя. Я хочу овладеть этой силой. А ты говоришь — ерунда. Это не ерунда!

Зигфрид заметно растерялся, невольно сделал шаг назад, будто защищаясь:

— Слушай, ты странная. Реально странная. Вы все на втором потоке такие?

Стефания уже и сама сообразила, что напрасно дала волю эмоциям. Был бы тут Герман, уже вовсю бы над ней потешался. Она натянуто улыбнулась:

— Я погорячилась. Я имела в виду, что мне понравилось, как вы дрались. Особенно тот, который Вильям. Хотела бы я поскорее так научиться.

Зигфрид расслабился и снова расплылся в улыбке, которая волшебным образом делала его обычное лицо довольно привлекательным:

— А, в этом смысле. Ну еще успеешь. Я слышал, второй поток по другой программе занимается, потому что вы, как бы это сказать… — он смущенно замялся, — послабее. Прости.

— Это неправда, — возразила Стефания, но уже без прежнего запала, стараясь подбирать слова. — Но даже если и правда. Я превзойду вашего Вильяма, вот увидишь.

Парень не сразу нашелся с ответом. Обернулся, оглядывая площадку, и просиял:

— О, это за мной. Фо! Фо! — он замахал рукой, подзывая странного вида девицу с пепельной косой до пояса. — Фо, знакомься, это Стефания со второго потока. Она пообещала победить Вильяма на дуэли, когда научится.

Вблизи девица оказалась парнем, но таким худеньким, стройным и смазливым, что легко сходил за девчонку. На фоне смуглой кожи голубые глаза блестели как драгоценные камни. Смерив Стефанию безразличным взглядом, будто ее даже не заметив, Фо тронул друга за рукав:

— Идем, Зигги.

Зигфрид положил свою ладонь поверх его и тепло улыбнулся:

— Конечно, Фо, идем. Удачи, Стефания. Надеюсь, еще увидимся.

Она проводила глазами странную пару и едва не заскрипела зубами от бессилия. Почему все парни, которые ей тут встречались, считают ее обычной дурочкой? С ними со всеми что-то не так. Сейчас она даже Герману была готова простить его самоуверенность и привычку умничать к месту и не к месту, он хотя бы не пытался быть снисходительным. Стефания вытянула руку, сжала кулак:

— Я буду сильной. Вы еще увидите… Вы еще меня узнаете.

За ужином Ситри не задала ни одного вопроса, просто поставила перед хозяйкой поднос с едой и села рядом. За столиком умещалось шестеро, и напротив тут же шмякнулись Берт и Рене. Два места оставались свободными — Герман все еще не вернулся.

— Капуста? Опять капуста?! — Рене поворошил вилкой утопающее в масле крошево и уныло выдохнул. — За что? Мы в чем-то провинились?

— Хочешь мою котлетку? — Берт с готовностью пододвинул ему тарелку. — А мне отдай помидорку.

Когда бартер состоялся, оба парня довольно заработали челюстями, и за столом на какое-то время стало тихо. Стефания подперла щеку кулаком и прикрыла глаза. Есть не хотелось: ни котлету, ни капусту, ни помидоры.

— Интересно, когда нас начнут учить плетению магических формул? — Берт расправился с последним помидором и присосался к стакану с компотом. Даже Рене отвлекся, чтобы понаблюдать, как стремительно жидкость исчезает в бездонном желудке юноши. — Ум-ням… Вкусняшка. Рене, у тебя еще осталось попить? А у тебя, Фанни?

Стефания молча придвинула к нему свой стакан, чисто из жалости, и Альберт припал к нему, будто сутки не пил.

— Поскорее бы, — Рене с тоской проводил взглядом девушку с полным подносом. — Я даже не знаю, какой я Стихии. Наверное, Огонь. Хоть бы Огонь.

Стефания вспомнила стену из пламени и поежилась.

— Силенок не хватит, — буркнула она.

— Ой, а у тебя хватит, принцесса-воительница, — рыжий показал ей язык и отвернулся. Очень вовремя, потому что Стефания вздрогнула всем телом. Ситри положила ей ладонь на плечо.

— Да уж хватит! — Стефания гордо вскинула голову. — А ты даже за меч не всегда с правильного конца берешься.

— Хочешь шутку по этому поводу?

— Не хочу!

— А зря, очень смешная была. Вернулся как-то муж из…

Альберт украдкой вытер губы торчащим из-под кителя рукавом кофты и слишком громко поставил пустой стакан на стол:

— Ситри, ты будешь допивать?

Стефания собралась одернуть надоедливого блондина, но в столовой почему-то стало тихо. Подозрительно тихо.

Ситри нахмурилась, Рене прицокнул языком, Берт сдавленно ойкнул. Стефания резво поднялась со стула и почти выкрикнула:

— Ролан! Но… откуда?

Праздник первого урожая уже прошел.

В пряном горячем воздухе плыли ароматы скошенной травы, дыма и нагретой солнцем свежевскопанной земли. Чуткое ухо вылавливало из подзабытого шума природы — стрекотания кузнечиков, жужжания пчел, шелеста травы и деревьев — отдаленные голоса из деревни. Кто-то пел, собирая с поля остатки урожая, наверняка, на мостках узкой речушки женщины полоскали белье и сплетничали, что молодые, что старые. Темы всегда одни и те же, да и откуда тут взяться новым.

Герман постоял немного на утоптанной тропинке, ведущей к селению, усмехнулся так внезапно накатившей ностальгии, и пошел дальше.

Каждый шаг отдавался в памяти. Вот здесь его хотели поколотить местные задиры, само собой у них не вышло. Слишком боялись. Если у развилки повернуть налево, можно выйти к двум сросшимся деревьям, в которые еще когда-то давно ударила молния. Альберт любил приходить туда и сидеть на нижней ветке, а Герман всегда устраивался на траве, привалившись к стволу. Кажется, Берт и надпись на коре выцарапал, что-то сентиментальное и милое, а что, уже не вспомнить. Они тогда еще совсем детьми были.

Герман перекинул сумку на другое плечо и ускорил шаг.

Деревня лежала в долине между холмами, и Герман, дойдя до верхушки одного из них, мог полюбоваться на свой дом, стоящий чуть особняком, почти на границе летней королевской резиденции.

С момента отбытия Германа в Визанию прошло чуть более двух месяцев, а ему показалось, будто он не был в родной деревне не меньше года. Матушка любила красоту, поэтому каждую весну Герман красил штакетник вокруг дома белой краской, разбивал аккуратные клумбы и ремонтировал скамейки в саду. Фасад их небольшого домика радовал глаз яркими цветами, за чистыми стеклами виднелись милые кружевные занавески, мелькали тени, и Герман очень четко почувствовал в доме постороннего.

Он вошел без стука, оттряхнул обувь в сенях и оказался в просторной кухне с печью и столом у окна. Стены были обклеены бумагой в мелкий цветочек, купленной Германом на базаре за большие деньги, полученные, к слову, от продажи очередной ненужной бертовской безделушки.

Мать, такая родная, в потертом цветастом платье и накрахмаленном белом переднике растерянно оглядела сына. А вот смутно знакомая девица с толстой длинно-русой косой через плечо, опустила взгляд и комкала юбку. Герман крутанул кольцо, проверяя девушку, но та и правда была смущена, причем так, что Герман сам едва не покраснел. После того, что произошло с Бертом, он не доверял ничему и никому.

— Герман, сынок, — мать совсем не сдерживала эмоций, бросилась обнимать сына. Раньше тот редко отсутствовал больше недели, и то, когда тренировки с учителем затягивались. Принюхался — пахло пирогами и свежевымытыми деревянными полами.