Ей не хотелось уходить. Хотелось остаться рядом с нескио, взять его за руку, посмотреть в глаза. Но этого делать было нельзя. Начинало светать. Надо было уходить. Монахини не поняли бы ее, приди она в палатку в мужской одежде.

Она поднялась, тихонько постояла возле нескио, запоминая родные черты, и быстрым шагом направилась на главную городскую площадь, где были разбиты палатки монахинь. Едва она успела накинуть на себя рясу, как в палатку вошла сестра Инез.

— А, это ты! А мне показалось, что в палатку зашел какой-то мальчишка.

Агнесс покачала головой.

— Слушай, ты вся перепачкалась в крови! Можно подумать, ты участвовала в битве!

Агнесс усмехнулась.

— Да, можно подумать, хотя я только помогала укладывать раненых на повозки. Но пойдем к ним.

Они вышли из палатки. На площади на рассыпанной по земле соломе лежало несколько сот раненых. Некоторые молчали, глядя в небо стекленеющими глазами. Их время уходило.

— Где же Феррун? — с горечью воскликнула Агнесс. — Он так нужен здесь!

— Кто это такой? — удивилась Инез. — И как он может нам помочь?

Один из раненых укоризненно заметил:

— Это великий воин, сестра. Разве вы его не знаете?

— Слышала, Агнесс? Я — великий воин! А ты меня попрекаешь черт-те чем!

Агнесс стремительно обернулась. Позади нее в вольной позе стоял, уперев руку в пояс и отставив ногу, Феррун.

— Я никогда о тебе ничего плохого не говорила, неправда!

— Да? А чего ты полезла в самую гущу сражения, скажи мне на милость? Мне приходилось больше за тобой следить, чем сражаться! Если б не я, тебя раз пять могли просто зашибить, как котенка!

Сестра Инез с негодованием уставилась на Агнесс.

— Зачем ты мешала воинам, Агнесс?

Ферруну это не понравилось.

— Она не мешала, она сражалась. Она и сама уложила с десяток врагов. А вот что делала в это время ты? Безмятежно спала в своей постельке?

Предотвращая ссору, Агнесс поспешно спросила:

— Где твоя чудодейственная сажа, Феррун?

Тот с непроницаемым видом завернулся в плащ, делая вид, что не слышит.

— Феррун, давай будем спасать раненых! И я обещаю тебе, что после войны я сама поеду в замок и помогу тебе набрать этой твоей сажи.

Он расхохотался.

— Ладно, убедила! Она осталась в перемете моей лошади. Где она, кстати?

Он быстро пронесся мимо них и исчез с глаз долой. Сестра Инез сумрачно посмотрела на Агнесс.

— Как ты могла так себя уронить? Разве может женщина марать свои руки в крови? Наше дело молиться за спасение жизни! Женщина дарует жизнь, а не отнимает ее!

Агнесс вспыхнула.

— Вы считаете, что мы должны покорно смотреть, как умирают дорогие нашему сердцу мужчины? Должны плакать и молиться? Похоже, вы ничего не понимаете в этой жизни, сестра! Наверное, вы слишком хорошо жили, раз так благодушествуете!

Она гордо прошла мимо отшатнувшейся от нее сестры Инез.

Прибежал Феррун с горшком сажи. Сажи оставалось еще пол-горшка.

— Давай разводить, на всех ее не хватит, — и он окинул оценивающим взглядом лежащих на площади воинов.

Агнесс показалось, что Феррун будто повзрослел на несколько лет. Что с ним случилось?

Она принесла ведро воды, и Феррун бросил в него пригоршню грязи.

— Ладно, пошли!

Они подошли к умирающему воину, раненному в живот. Сестра Инез поспешила к ним.

— Ни к чему мучить умирающего! Его рана смертельна! Ему нужен исповедник, а не шарлатаны вроде вас!

Феррун сказал сквозь зубы:

— Убирайся, глупая старуха, или я отхожу тебя плеткой! Терпеть не могу дур!

Сестра Инез приняла вызывающую позу.

— А ну, попробуй! — ей и в голову не пришло, что кто-то посмеет выполнить подобную угрозу.

Но для Ферруна никаких запретов не существовало. Вырвав у погонщика мулов, привезшего на площадь еще нескольких раненых, его кнут, он от души огрел сестру Инез по заднему месту. Та завизжала, призывая на помощь. Но люди, видя, что хлещет ее тот, кто спас их город в первый штурм, только поощряли его, призывая вправить мозги глупой бабе.

Ударив ее раз пять, Феррун бросил кнут обратно и наклонился над раненым. Перемешал воду, отчего она приобрела мутно-серый цвет и аккуратно провел рукой по открытой ране. Вода зашипела и тут же впиталась, закрывая рану. Умирающий открыл глаза и осознанным взглядом посмотрел вокруг.

Феррун оставил его и поспешно пошел к следующему. Агнесс вытерла с раненого кровь, чтобы не лезли мухи, крикнула монахиням, чтоб они помогли ему перейти в более удобное место, и побежала к Ферруну. Они переходили от раненного к раненому, оставляя за собой еще не здоровых, но уже и не умирающих. Через полчаса вода в ведре закончилась, и Агнесс принесла свежую.

Феррун обошел всю площадь, обработав все раны. Сажи осталось на донце его небольшой плошки.

— Ну вот, теперь я совершенно беспомощен! — он ядовито взглянул на Агнесс, выпятив губы.

— Можно разводить еще меньше. В последний раз ты поливал раны почти чистой водой, но люди все равно выздоравливали. Значит, сажи надо совсем чуть-чуть.

— Ладно. — Феррун убрал плошку с остатками сажи в своей мешок и устало провел белой рукой по запачканному кровью и сажей лбу. — Я пошел спать. Я не спал уже двое суток. И, похоже, скоро новое сражение. Кстати, скажи этой дурехе, чтоб она на моем пути больше не попадалась. Не то ей несдобровать. — И он широкими шагами ушел в сторону дворца.

Агнесс и сама валилась с ног. Попросив настоятеля мужского монастыря Мерриграда позаботиться о раненых, она ушла в свою палатку и уснула мертвецким сном, свернувшись калачиком на жестком одеяле.

Проснулась она от сильных толчков в плечо.

— Вставай, Агнесс, вставай! — обеспокоенная сестра Инез вновь болезненно толкнула ее в плечо. — Битва в разгаре! Везут раненых!

Она села, пытаясь сообразить, где она и что с ней. На мгновенье ей показалось, что она в замке графа Контрарио, и это он склонился над ней. Но нет, это сестра Инез. Она молча встала, поправила рясу и вышла из палатки.

Солнце стояло в зените. Площадь снова быстро наполнялась ранеными. Агнесс растерянно посмотрела по сторонам.

— Где Феррун? Он так нам нужен!

Один из раненых слабым голосом уточнил:

— Это мальчишка в черном плаще и капюшоном на голове? У него лица не видно?

— Да, да, это он!

— Он бьется в первых рядах. Его столько раз должны были убить, что не понятно, почему он до сих пор жив.

Агнесс переглянулась с сестрой Инез.

— Я была не права. Феррун хороший воин и прекрасный целитель, — неохотно признала монахиня. — Я и подумать не могла, что какой-то сажей можно вылечить смертельные раны. Но все, кого лечил сегодня этот нахальный мальчишка, живы. Откуда эта сажа?

Понизив голос, Агнесс прошептала:

— Из замка графа Контрарио.

Сестра Инез поморщилась.

— Говорят, в замке Контрарио пирует сам дьявол.

Агнесс усмехнулась. Что ж, это определение вполне подходит к графу.

— Не берусь судить. — То, что она прожила там десять лет, будучи все это время наложницей графа, сестре Инез знать вовсе не обязательно.

Показалась новая повозка с ранеными. На сей раз в ней лежал только один человек. Настоятель монастыря Мерриграда, ахнув, кинулся к ней. Среди женщин раздался и затих изумленный стон.

— Барон! Барон! — пронеслось по площади.

Агнесс поспешила к повозке. Настоятель стоял молча, беспомощно склонив голову. Агнесс посмотрела на властителя Мерриграда. В его горле торчала оперенная черными перьями стрела. Он был мертв.

Возчик с красными от слез глазами сказал:

— Очень много воинов гибнет от этих отравленных стрел. Но что делать? Это война.

Кем-то предупрежденная к повозке спешила баронесса в темно-фиолетовом бархатном платье. Подойдя к мужу, она на мгновенье замерла, потом бережно сняла с него шлем, положила ему руку на лоб и поцеловала в открытые глаза. Потом пальцами с силой надавила на веки, заставляя их опуститься. Глаза барона закрылись, и она с натугой приказала: