— Амелия, у меня большое желание найти для тебя более подходящий приют, чем мой скромный дом! — граф не церемонился с надоедливой кузиной, но на ту его нарочитая грубость никакого впечатления не производила.

— Меня здесь все устраивает, не беспокойся, дорогой кузен. — Она привольно устроилась напротив Контрарио в глубоком кресле. — Ну, или почти все. Если бы ты еще разрешил мне устроить здесь все так, как подобает гордому роду Сордидов…

— Я из древнего рода графов Контрарио, которому жалкие Сордиды и в подметки не годятся, не забывайся! — грозно указал ей граф, испытывая сильнейшее желание выплеснуть остатки вина в ее жеманное личико.

— Увы, это так! — скорбно согласилась с ним леди Паккат, гордо вздернув точеный нос. — Крови Сордидов в тебе прискорбно мало.

— Ее ровно столько, сколько в тебе! — вспылил граф, — и я считаю, что этого слишком много.

— У нас разные представления о знатности, кузен, — пренебрежительно выпятила карминные губки капризная особа. — Ты опять беснуешься из-за Фелиции?

Контрарио всегда неприятно поражала способность кузины понимать его самые сокровенные мысли.

— С чего ты это взяла? — отвернувшись, чтоб подлить себе вина, он постарался овладеть собой и спросил холодно и презрительно.

Она хихикнула, расправила резной веер слоновой кости и принялась им томно обмахиваться, хотя в комнате было прохладно.

— Вижу. Когда ты думаешь о ней, этой своей бывшей невесте, у тебя на лбу появляется глубокая мрачная складка. Больше она никогда не появляется.

— Ты меня так хорошо изучила? — угрожающе поинтересовался граф, поворачиваясь к ней лицом. — И когда только успела?

— Не только тебя, — Амелия сложила веер и несколько раз ударила им по своей ладони. — Я всех людей вижу насквозь.

— Вот как? — с ухмылкой уточнил Контрарио. — Может быть, ты знаешь, как умерла Зинелла? Раз уж ты видишь насквозь Медиатора? Он мне заявил, что заставил ее выпить яд, которым она хотела отравить его.

Амелия поболтала ножкой в мягкой сафьяновой туфельке с небольшим каблучком такого же кричаще-красного цвета, что и платье. Немного подумав, серьезно сказала:

— Мне приходилось видеть Медиатора в монастыре. Конечно, только из окна моей темницы, но я сразу поняла, что он собой представляет.

— И что же? — нетерпеливо поторопил ее кузен.

Она загадочно улыбнулась, подражая провидице-пифии.

— В нем есть некоторое величие, это так. Но вместе с этим он всего лишь мужчина, способный на месть. На низкую месть. Но он не убийца.

Граф озаренно встрепенулся.

— На низкую месть, говоришь? Тогда, возможно, он не убил сестру?

Амелия снисходительно усмехнулась, жалея недалекого братца.

— Конечно, нет. Если б она была мертва, Медиатор выдал бы тебе ее тело, чтоб похоронами занялся ты, как ближайший родственник. Ведь если Зинелла и в самом деле пыталась его отравить, хоронить ее он был не обязан. В конце концов, она всего лишь незаконнорожденная. На них дворянские привилегии не распространяются.

Граф скорчил недоверчивую гримасу.

— Но если он ее не убил, а просто выгнал, она бы пришла ко мне. Больше ей идти некуда.

Амелия снова обмахнулась веером и подсказала:

— Да, если б ее никто не похитил или… — она замолчала, многозначительно глядя на собеседника, ожидая продолжения своей мысли.

— Что или? — сердито рявкнул на нее граф, не понимая, чего она от него хочет. — Чего ты из меня все жилы тянешь своими недомолвками! Говори уже!

Она с прискорбием вздохнула, заставив Контрарио почувствовать себя жалким недоумком. С насмешкой подсказала:

— Или если бы она не потеряла память.

— Потеряла память? — граф знал, как человек может потерять память. Враз успокоившись, уточнил: — Ты думаешь, ее ударили или опоили?

— Скорее второе, чем первое. Ударить так, чтоб человек потерял память, надо уметь. Не думаю, чтоб на это решился Медиатор. А поручать такое дело он никому не будет. А вот дать ей нужное снадобье проще простого.

Контрарио допил бокал и со звоном поставил его на стол.

— Похоже, ты права. Ее опоили и сдали куда-нибудь в публичный дом. Вот это по-настоящему низкая месть. Но, если это так, то берегись, Медиатор!

Амелия выпрямилась в кресле и с интересом воззрилась на кузена.

— Что ты можешь ему сделать?

— Я отомщу ему его же способом!

В восторге от этой задумки Амелия диковато расхохоталась.

— Что, сделаешь Фелицию своей наложницей? Думаешь, у тебя это получится? Не думаешь, что она скорее умрет, чем пойдет на это? Или ты и ее думаешь опоить? Точно так же, как Медиатор Зинеллу?

Контрарио мгновенно вспыхнул. Глупая развратная бабенка из порочного рода говорит непристойности о его любимой! Разгневавшись, он с силой швырнул в стену бокал, разлетевшийся на тысячу осколков. Один из них, срикошетив, впился Амелии в щеку, и она вскочила, дико завизжав, не столько от боли, сколько от негодования.

— Что ты творишь! Теперь моя красота испорчена!

— Твоя красота? — глумливо переспросил ее Контрарио. — А она у тебя была? Твои мерзкие гримасы изуродовали тебя так, что тебе только людей пугать! Страшилище болотное!

Он широкими шагами быстро вышел из комнаты, боясь не сдержаться и придушить дурную кузину. Под подошвами его тяжелых сапог громко хрустели осколки бокала.

Леди Паккат осталась стоять, где стояла, страшась порезаться. Мягкие сафьяновые туфельки были не приспособлены для хождения по стеклу. На ее отчаянный визг в комнату заглянул один из лакеев и побежал за служанкой.

Прибежав с веником и совком, та сноровисто вымела осколки. Амелия вышла и кинулась в свою комнату, боясь прикоснуться к своему лицу. Кровь испачкала ее новое шелковое платье, и она выла и от досады, и от страха.

В зеркало на нее глянула испачканная в крови женщина с перекошенным от злости и боли лицом. Насколько глубоким был порез, не было видно из-за льющейся крови. Она завизжала еще громче.

В ее будуар вошел лекарь.

— Меня к вам послал граф. Вы порезались?

— Я порезалась? — Амелия в гневе схватила тяжелую вазу для цветов и хотела запустить ее в лекаря, но он хладнокровно предупредил:

— Не вздумайте это сделать, леди Паккат! Иначе я просто уйду и лечить вас не стану! Истекайте кровью, ведь вам никто помогать не будет.

Спокойная уверенность его голоса отрезвила бузотерку. Она поставила подставку обратно и уже нормальным тоном сказала:

— Граф швырнул бокал, и осколок попал мне в щеку!

— Хорошо, что не в глаз, — бесстрастно утешил ее лекарь. — Тогда все было бы гораздо сложнее.

Лекарь пинцетом вытащил осколок, смазал порез каким-то вонючим снадобьем, велел его не трогать и ушел, неприязненно поклонившись.

Едва он закрыл за собой дверь, как Амелия схватила искусно вышитую разноцветным шелком подушку-думку, одну из тех, что украшали ее будуар, и принялась топтать ее ногами, неистово подвывая. Подушка из гусиного пуха тотчас порвалась, и из нее по комнате полетели белые хлопья, похожие на снег, устлав весь пол тонким белым слоем.

Слуги привыкли к ее воплям, поэтому никто не поспешил ей на помощь. Кому хочется подвергнуться побоям? После того, как она с бешенством вцепилась когтями в лицо своей верной горничной, по ее мнению, недостаточно быстро подавшей ей коробку с драгоценностями, оставив у той на лице отвратительный рваный шрам, все старались держаться от нее подальше. Леди Паккат оставалось лишь яростно выть и проклинать графа Контрарио, обещая превратить его жизнь в сущий ад.

Граф же в задумчивости ходил из угла в угол. Если догадка Амелии верна, то Зинеллу нужно искать в публичном доме. Нужно ли ему это? Поручить такое дело он никому не может, это бы значило выставить себя на посмешище. Это же такой позор — его сестра шлюха! Когда она была шлюхой наместника, это было даже почетно, но когда она шлюха в публичном доме, это откровенный позор!

Даже если он ее найдет, то Медиатор с полным на то основанием может заявить, что Зинелла предалась своим врожденным порокам, и что он всегда это предполагал. Это будет унизительно, и ответить ему будет нечем. Дамы из рода Сордидов всем известны своей несдержанностью и неразборчивостью в связях.