— Ох, дама с проеденной грудью, наверное, мать графа, — Агнесс вспомнила рассказ ключницы и слова графа о своей матери. — Ее сожрали крысы. А им приказал это сделать граф. Какой же он безжалостный! Ведь это была его родная мать!

— Знаю, я слышал об этом, — Феррун безразлично поправил мешающую ему читать прядь волос. Его не волновало ни привидение графини, ни ее смерть.

Агнесс села на кровати и повертела сначала головой, потом руками и ногами. Слабость еще оставалась, но не такая сокрушительная, как прежде.

— Но что это я? Я же приехала за кольцом с тем страшным кровавым камнем, Тетриусом. Ты не видел его? Я бросила его в камин в своей спальне.

— Так вот почему там так полыхал какой-то странный синий огонь! И молния ударила прямо в это место.

— А граф там ничего не искал?

— Нет. Он вылез из подземелья на следующий день утром весь окровавленный и избитый. И почти сразу уехал. Он кричал, что за тобой, и чтоб остальные поторопились.

Агнесс представила, что бы было, если б граф ее поймал, и в горле встал удушливый, не дававший дышать комок. Прокашлявшись, она глухо заметила:

— Его никто не бил. Наверное, разбился при падении. Там же ужасная глубина. Как он умудрился выжить? Ему помогли крысы, не иначе!

Феррун с вожделением посмотрел на книгу. Разговор начал ему надоедать. Ему никогда не приходилось столько времени болтать попусту.

— Может быть, больше некому. Кстати, я приходил в твою башню после бури. Там над камином обрушился потолок, ничего найти нельзя. Я думаю, кольцо сгорело. Никакой металл не выдержал бы такого накала.

— Металл, возможно, и расплавился, но не камень. Надо сходить посмотреть. — Агнесс не верила, что для Тетриуса все так бесславно кончилось. — Камень из короны наших королей. Наверняка его просто так не уничтожить. Он цел, я уверена. Только вот где его искать?

— Сходим, но завтра. Мне-то все равно, мои глаза ночью видят лучше, чем днем, но ты идти по такой темноте да еще в разрушенной башне не сможешь. Тебе сначала надо отдохнуть, ты слишком слаба.

В животе Агнесс неприлично заурчало. Виновато улыбнувшись, она призналась:

— Сначала мне надо поесть и попить. Здесь есть что-нибудь съедобное?

Феррун неохотно отложил взятую книгу и поднялся.

— Почти все сожрали крысы. Они обезумели после бури. А может, это козни графа. Но крысы были везде. Они сожрали всех, кто не успел убежать. Хотя меня они не трогали. Возможно, принимали за своего: я же весь в саже. Человеком от меня не пахнет.

— А что ты ешь сам?

— В погребе в бочках уцелело пиво и вино. Да еще окорока, они подвешены так, что крысы до них не добрались. Но, скорее всего, они их не сожрали потому, что другой еды было вдосталь.

— Окорок это хорошо. И пиво. — Агнесс почувствовала зверский голод.

— Сейчас принесу. Но хлеба нет.

— У меня в сумке был хлеб. Но ее разорвали крысы. Вряд ли там что-то осталось.

Он ушел. Агнесс посмотрела вокруг. Сколько страшных воспоминаний связано с этой роскошной комнатой! Именно здесь граф больше всего любил над ней издеваться. Она знала: если он позвал ее в свои апартаменты, значит, ее ждет боль и слезы. Контрарио особенно любил мучить ее до слез. Она в пику ему старалась не плакать и гордо терпела все муки, не желая, чтоб ее слезы доставляли ему изуверскую радость.

Феррун вернулся быстро, неся сумку, вернее, то, что от нее осталось. Локтем он прижимал к себе небольшой бочонок с пивом, в другой руке держал окорок и две тарелки. Ни вилки, ни ложки он захватить не догадался. Небрежно кинул холщевую сумку на кровать прямо в руки Агнесс.

— Вот твоя сумка. Помятая и изодранная, но внутри вроде все цело.

Она развязала завязки. Риза была цела, завернутая в нее фляжка с водой тоже. Обернутый в холстину хлеб раскрошился, но был вполне съедобен.

Есть на кровати она не захотела, перешла в малую гостиную графа. Здесь у стены стоял небольшой стол, она удобно устроилась за ним, поставив подсвечник с одинокой свечой перед собой.

Феррун прошел за ней, но за стол садиться не пожелал, устроился на полу.

— Будешь? — она подала Ферруну половину хлеба, он охотно взял. Но от воды отказался.

— Мне пиво нравится больше. А ты пей воду, если не хочешь ни вина, ни пива. Но это ты зря. Наш повар хорошее пиво варил.

Агнесс мрачно поежилась.

— Я видела останки Стена. Они у второй заставы. Надо бы похоронить. Вдоль дороги валяется много человеческих костей. Нехорошо это.

Феррун накромсал своим кинжалом окорок на большие куски, подал один Агнесс, другой взял себе и равнодушно заметил:

— Не наше это дело. Граф похоронит, это его люди. К тому же повар был злой.

— Здесь не было добрых людей, Феррун, — зажмурившись, как от острой боли, выговорила Агнесс. — Здесь жизнь такая, недобрая, и люди от такой жизни злые.

— Ну не все. Ты же добрая, — возразил Феррун, откусывая большой кусок окорока и говоря сквозь зубы. — Хотя тебе-то от графа доставалось больше всех. Наверное, ты похожа на кого-то, кто сильно его обидел.

Агнесс вспомнила Фелицию. Они с ней обе блондинки, это верно, но Фелиция неизмеримо ее краше. Хотя кто знает, возможно, он и пытался мстить Фелиции через нее, теша свое самолюбие. Поведение Контрарио всегда было непредсказуемым.

Феррун снова запустил острые зубы в мясо, быстро, по-звериному, прожевал и проглотил. И тут же принялся за второй кусок.

— Как ты жил? Практически один, с таких малых лет? — Агнесс следила за ним с сочувствием, понимая, что он попросту не представляет, как приличествует держать себя за столом. Да и сидение на полу не слишком-то способствует соблюдению правил этикета.

Он сделал большой глоток пива, запивая окорок, и ухмыльнулся.

— Хорошо жил, мне нравилось. Кстати, спасибо старухе ключнице. Она читала молитвы вслух, я за ней выучился читать. Читать интересно. Я почти все книги в хранилище прочел. А потом я научился читать и на других языках, — сообщил он как само собой разумеющееся. И добавил: — Я за всеми слугами следил и за графом тоже. Это было весело.

Агнесс поморщилась. Открытие, что за каждым твоим шагом наблюдал бесцеремонный мальчишка, было не из приятных. Но откуда ему знать, что так делать нельзя? Он жил, наблюдая за другими, а в замке не было достойных примеров для подражания. Один граф чего стоил.

— А писать ты умеешь?

— Умею. Что тут сложного? Смотрел, как пишет письма граф, и выучился. — В его голосе звенели уже знакомые Агнесс хвастливые нотки. — Я стащил у графа старые перья и чернильницу, но с чернилами были проблемы, пока я не нашел целую бутылку в комнате графини.

— Б-рр! — поежилась Агнесс. — Туда никто не ходит. Тебе там не страшно?

Он удивился.

— Страшно? Я не знаю, что это такое! Агнесс, я брожу по таким закоулкам замка, о которых ты и не слыхивала! Бывает, там и скелеты попадаются. Особенно их много внизу, в замурованной темнице. Я думаю, о ней и граф не знает. В нее можно попасть только из нижнего дымохода, и идти уже по тюремным переходам. Там и пыточная камера есть. Вокруг столько замученных людей! Хочешь, покажу?! — он предложил это так, как гостеприимный хозяин показывает свои владения желанному гостю.

Агнесс с ужасом отказалась, положив кусок окорока на тарелку, так и не откусив. Аппетит пропал.

— Недаром здесь так тяжело жить. Неупокоенные души бродят по замку. Их мучения не окончились с их смертью, — ее голос дрожал от сочувствия.

— Да? Я так не думаю. — Феррун продолжал есть как ни в чем не бывало. — Привидения я видел только наверху, в графской части. Внизу их нет. Если верить тебе, то там пройти было бы невозможно из-за призраков.

Обескураженная таким выводом Агнесс замолчала. Но перед глазами все равно стояли несчастные, брошенные умирать в ужасном подземелье.

— В этом отношении граф куда добрее, — продолжал Феррун, отрезая себе еще один кусок окорока. Ему разговор о человеческих останках никакого неудобства не доставлял. — Он просто скармливал неугодных крысам. Раз — и готово!