— Ефросинья, — улыбнулась в ответ. — Я сейчас горячее поесть сделаю, кто из твоих людей свободен будет, пусть в дом идет греться.

Часом позже, когда все воины были накормлены и размещены, Ефросинья и Юрий наконец сели есть сами. Десятник с удивлением разглядывал застеленный льняной скатертью стол, где, помимо исходящей пряным паром мясной похлебки с кусочками репы, стояли разные удивительные блюда: грузди с брусникой, яблоки моченые, квашеная капуста, мелко нарезанная острая редька, смешанная с зеленым горошком и луком, половинки яиц, фаршированные щучьей икрой, душистые лепёшки и солёные греческие ягоды, которые он видел однажды, когда гостил в Суздале у князя Всеволода. Хозяйка явно поставила на стол всё самое лучшее. Контраст со старостиным гостеприимством был разительный. Но, как назло, аппетита у уставшего воина не было совсем. Едва орудуя ложкой, он думал, откуда это взялось и что за странная женщина сидит напротив. На вид лет двадцать. Белая чистая кожа, тугая тёмно-русая коса, прямая царская спина, руки с красивыми, ровными ногтями, брови…да не бывает у людей таких бровей — идеально симметричных! И чем больше смотрел мужчина, тем страннее казалась ему хозяйка. Голова не покрыта, украшений никаких нет. Держится уверенно, ровно. Во взгляде ни страха, ни тревоги. Напротив, плещется на дне соколиных глаз вечность. Глубокая, непостижимая. Как так? Смотрит, улыбается, а в отраженьях души печаль. Хотел спросить об этом, но слова застряли на вздохе.

— Откуда у тебя ягоды греческие? — поинтересовался совсем о другом.

Изящные брови взметнулись вверх. Мелькнула и пропала недоуменная улыбка.

— Греческие ягоды? Оливки? — собеседница улыбнулась. Мягко, открыто, располагающе. Юрий кивнул.

— Это тёрн зелёный, маринованный в яблочном уксусе. Нравится?

— Да, — не стал скрывать мужчина. — Вкусно и необычно, — он огляделся по сторонам. — Много здесь странного. Снаружи избушка, а внутри хоромы. Сама ты лепше княжны, а какого роду племени, не ясно. Про яства заморские знаешь, смотришь прямо. Кто ты? Где супруг твой?

Ефросинья сложила руки замком, оперлась на них подбородком и вкрадчиво спросила:

— Ты действительно хочешь знать, десятник, что за хозяйка тебя приветила? Думаю, уже и сам догадался, куда дорога вывела. Не искушай судьбу да не гневи Бога, задавая подобные вопросы на ночь глядя. Радуйся теплу избы да щедрости моей. Я не обижу. Если первые не начнете лихо творить.

По спине воина пробежал липкий холодок, но он нашёл в себе силы посмотреть женщине в глаза и кивнуть. А через мгновенье его скрутил сухой кашель. Горло горело. Утренняя хворь напомнила о себе. Прикрыл рот руками, прокашлялся и постарался отдышаться.

Фрося смотрела на мужчину и хмурилась. Его вид нравился ей всё меньше и меньше. Неестественный румянец, отсутствие аппетита, кашель. Женщина медленно встала и подошла к гостю.

— Можно?

— Что? — переспросил десятник, отнимая руки от лица. На внешней части ладони сочилась сукровицей старая язва.

Миллиард мыслей промчался у Ефросиньи в голове. Врачом она не была, но многие годы общения с отцом и Марго сформировали определенный минимум знаний о болезнях. Елисей же хорошо пополнил её практические навыки.

— Посмотреть тебя можно? Мне кажется, у тебя жар.

Юрий кивнул, разрешая.

Гость горел, лимфоузлы на шее разрослись до размера вишен.

— Открой, пожалуйста, рот.

Горло порадовало. Фрося опасалась увидеть там белый налет или маленькие язвочки, но оно было просто красное.

— Что с рукой? — спросила она, убирая со стола остатки ужина, попутно раздумывая, чем помочь.

— Парша, с лета пристала. Только растёт да чешется.

— Ещё у кого есть похожее? — на пустой чистый стол были выставлены мешочки с травами да сухой корешок имбиря.

— Есть, — Юрий потупился. — У брата и у лошади моей.

Женщина хмыкнула. Если бы язвы были только у него и у брата, тогда, вероятнее всего, наследственное, и помочь в таком случае нечем. С местным-то уровнем медицины, помноженным на её скудные знания. А вот лошадь внушает надежду…

Молча насыпала в свой котелок шиповник, липовый цвет, анис, ивовую кору и листья малины. Залила водой и поставила в печь. Потом в небольшой горшок налила можжевеловый сироп, с большим трудом отрезала от имбиря несколько колечек, залила кипятком, подержала, переложила в сироп и тоже поставила в печь. Снова прибрала стол. Взяла с «ведьмовской» полки серу и дёготь. То, что эти два компонента помогают от стригущего лишая, она знала от Марго, которая заговаривала зубы Елисею, пока тому ставили уколы с противогрибковым препаратом. А вот как именно помогают и в каких пропорциях брать, не имела ни малейшего понятия. Была б тут супруга, убила бы за самодеятельность. Но её нет. Никого нет…

— Лечил? — спросила, указывая на руку.

— Ага, дёгтем мазал. Только пачкает он всё, да и не помогает.

— А сколько раз наносил?

— Один.

— С одного и не поможет. Надо мазать, пока не пройдет.

— Да грязнит он жутко и смердит.

— Слушай, десятник, я сейчас постараюсь сделать тебе лекарство, но если хочешь, чтоб рука прошла, то придется потерпеть. Хорошо?

Мужчина кивнул.

— Подрожье тоже вылечишь?

Фрося на мгновенье застопорилась, соображая, что имел в виду гость.

— Подрожье? Простуду что ли? Сам справишься, я лишь помогу немного. Там в печи доходит взвар и леденцы от горла.

— Леденцы? — не понял гость.

— Увидишь, — отмахнулась ведьма.

Пока говорили, она взяла небольшое количество серы, примерно столько же дёгтя, смешала их с мёдом и глицерином, взяв соотношение один к двум. Больше всего боялась, что «пациент» получит химический ожог. Закатала рукав платья и нанесла мазь себе на внутреннюю часть предплечья. Подождала. Вроде не печёт. Ещё немного погодя смыла. Всё хорошо, кожа не красная. Решилась.

— По идее должно помочь. Но если будет жечь, скажи мне тут же, смоем, — предупредила, намазывая кисть мужчины мазью.

— Потерплю, — буркнул Юрий, — чай немаленький.

— Не надо терпеть. Здесь не поход, а я не враг. Просто лекарство очень сильное, может навредить. Понял?

— Да.

Закончив заниматься рукой, накрыла горшочек крышкой и убрала на полку. Достала из печи взвар, процедила, добавила мед и дала:

— Это надо пить сегодня всю ночь, понемногу. Твои воины сами сменятся, или их разбудить надо?

— Поднять лучше, остальное сами.

— Хорошо. Я сделаю. А ты ложись на нижние полати и спи.

— Нет.

— Да. Или ты хочешь до дома не доехать и помереть в дороге? Чтоб меня твоя матушка потом живьем закопала?

— Нет матушки… — гулко отозвался гость.

— Прости… — Фрося смутилась, кто её на язык тянул, спрашивается. Пришлось объяснять:

— Пойми, когда болеешь, лучше пару дней отлежаться да отвара попить. Чем запустить всё.

Десятник нахмурился. Как бы плохо ему не было, но перед дружиной слабость свою он не желал показывать.

Ефросинья ждала. Останется мужчина, зная все риски, при своём мнении — его право. Она его понимает, принимает и уважает. Не более и не менее.

— Юрий, не глупи, — раздался из угла комнаты бас, и Фрося разве что не подпрыгнула от неожиданности. Забыла, что в доме уже спят люди. Одного из них они своими разговорами, видимо, разбудили. — Иди, ложись, я прослежу, чтоб отроки сменились. Завтра метель не уляжется. Поэтому лечись, иначе брат твой меня на ремни порвёт.

Спорить с басовитым дядькой десятник не стал и молча выпил первую партию взвара. Фрося удовлетворённо кивнула, вынула из печки маленький горшочек с плавающим в можжевеловой карамели имбирём. Двумя отточенными деревянными палочками ловко достала оттуда кругляшок корня, помахала им в воздухе. Опять макнула и снова потрясла. Так повторила несколько раз, потом протянула:

— В рот положи и рассасывай. Как сладость закончится, корень разгрызи, а потом спать. Поздно уже.

Юрий сделал, что сказала ведьма, и аж зажмурился от неожиданного удовольствия.