Женщина быстрым шагом направилась к дому. Она была уверена, что рано или поздно её спасут. Сфера не вернулась, а значит, как только выяснят причину сбоя, отправят поисковый отряд. По-хорошему от места дислокации далеко отходить не следовало, но сидеть, сложа руки и помирать от голода, ей совсем не хотелось. Поэтому надо было попроситься на ночлег. Поесть и выспаться, а потом решать, как быть дальше.

Что и говорить, вид у подворья был жуткий. Входа ни где не было. За частоколом, увенчанным черепами, высилась странного вида постройка. При этом выглядело всё ветхим и заброшенным.

— Эй! — крикнула Фрося, в надежде, что кто-то услышит. Ответом были лишь вскрики потревоженных птиц.

Путешественница склонила набок голову, разглядывая траву под забором. Та уже везде зеленела, однако в одном месте была явная проплешина.

— А вот и вход, — тихо произнесла женщина и сняла плетенное из коры кольцо, накинутое на два кола разом. Дверца со скрипом отворилась.

Фрося зашла во двор, а следом за ней девочка.

Прямо посередине стояла избушка на четырех пнях, корни у которых уходили в землю. Из обрубышей росли маленькие побеги. Рядом разместились колодец и пара хозяйственных построек.

Верёвка, к которой было привязано ведро, не прогнила и выглядела крепкой. Тяжелая деревянная крышка снялась с трудом. Однако ворота или журавля, позволяющего без труда поднять с глубины наполненное водой ведро, не было. Пришлось закидывать и доставать вручную, обдирая с непривычки руки.

Вода оказалась чистой и холодной. Напоив ребёнка и вдоволь напившись сама, путница огляделась. Все же странное место: вроде жилое и в то же время ни на что известное не похоже. Хотя нет, пожалуй, похоже на «домик мертвых», как его Рерих изображал. Ни входа, ни крылечка. Но вятичи хоронили своих сородичей или в курганах, кто побогаче, или кремировали да оставляли так, в горшках, кто победнее.

Девочка тем временем подошла к избушке и громко сказала:

— Повернись к лесу задом, ко мне передом!

Ефросинья закашлялась от неожиданности и замерла в ожидании. Потом всё же вспомнила, что находится не в двадцать втором веке, и технология «умный дом», позволяющая вращаться строению по воле хозяина, ещё не изобретена. Женщина подошла ближе. Дверь всё же в наличии была, но конструкцию имела, как у подъемного моста. Немного погодя нашелся и тугой шнур, державший её.

— Дёрни за веревочку, дверь и откроется, — произнесла Фрося и потянула незамысловатую петлю. С грохотом рухнул порог, представляющий из себя доску с вбитыми поперек перекладинами. Ефросинья аккуратно поднялась наверх и заглянула.

Внутри было темно, сыро и пусто. Одинокий солнечный лучик, пробившийся сквозь дымницу, красовался на земляном полу маленьким искристым самоцветом. Зашла. После того, как глаза привыкли к полумраку, получилось осмотреться. По правую руку, сразу около входа, стоял стол с лавкой, над ними — полка со всякой утварью, чуть дальше, во весь остаток стены огромная, метра три в длину, печь. Следом, аккуратно напротив входа, — ещё один столик, над ним волоковое окошко. Фрося, подборов брезгливость, смахнула паутину и ловко схватившись за ручку, отодвинула задвижку. Второй лучик осветил угрюмое жилище. Слева от столика в два яруса высились полати, застеленные шкурами и какими-то тряпками. У левой стены расположился длинный рундук, а над ним второе окошко. Около самого входа были плотно набиты полки, на которых стояли маленькие горшочки, плетёные короба, висели сухие травы и вязанки корешков.

Вошедшая вслед за Фросей Ретка опасливо огляделась по сторонам. В животе предательски заурчало. Есть хотелось до цветных пятен перед глазами. Вдруг девочка приметила котел, бережно убранный под лавку.

— Матушка Яга! Позволь, я поесть сварю, — поклонилась гостья. Дождалась ответного кивка и принялась хлопотать. Сняла вешанные грибы, погремела горшками, достала засыпку, вытащила щепотку соли, засунула нос в травки и, довольная своими находками, убежала на улицу.

Ефросинья проводила её долгим взглядом. Всё происходящее казалось ей жутким сном. Очень реалистичным сном. Гораздо более натуральным, чем тот модульный эксперимент по нахождению в избе шестнадцатого века, в котором она участвовала при написании докторской. Там их было шестеро, у каждого свои гендерные роли и определенный род занятий. Она, например, занималась готовкой, шитьём и огородом.

Как теперь продержаться до прибытия помощи, как не сгинуть в средневековой лесу, если у себя дома даже за город не выезжала, предпочитая отдыху на природе диван с книжкой? Отчаяние накатило резко, без предупреждения, мощной волной смыв дамбу наносного спокойствия. Руки предательски задрожали. «Надо представить, что я в экспериментальном модуле, — произнесла, словно мантру, медленно выталкивая воздух из легких. — Пока меня не вытащили отсюда, нужно постараться вспомнить максимум из своих знаний и попытаться преобразовать их в умения. Надо изучить быт, понять менталитет, разузнать больше про верования, подтянуть разговорный язык».

Немного успокоившись и загнав панику в дальний угол сознания, женщина заставила себя подняться. Активность — вот лучшее средство от страхов, сомнений, хандры и неуверенности в завтрашнем дне. Сейчас главное ставить крохотные задачи и радоваться их выполнению. Программа на остаток дня: поесть, расспросить ребёнка, выспаться и решить, как быть дальше.

Пункт первый сразу же вызвал сложности. Фрося перерыла весь дом от земляного пола до закопчённого потолка, но ни вилок, ни тарелок не нашла. И если отсутствие приборов можно было объяснить коротким «не изобрели», то как есть без тарелок, вообще не ясно. Зато обнаружились две довольно сносные, хоть и слегка припорошенные плесенью ложки, и множество горшочков с непонятным содержимым. Глубоко вздохнув, Фрося вышла из дома. Во дворе около маленькой уличной печи горел костёр, поверх которого на небольшой треноге стоял котелок. Аппетитно пахло кашей с грибами. Женщина присела около костерка и сунула ложки в огонь. Покрутила со всех сторон, чтобы обгорели равномерно, и пошла к ведру сполоснуть. Вернулась и протянула одну ложку девочке, та кивнула и поблагодарила.

— Матушка Яга, здесь есть будем или в доме? — прострекотала девчушка. Фрося мысленно перевела сказанное, медленно подбирая каждое слово, ответила:

— Во дворе давай. В доме темно и сыро. И ты, Ретка, медленнее говори, я к речи вашей не привыкла ещё.

Девочка округлила глаза и кивнула.

Сварившуюся кашу ели прямо из котелка. Тяжелая, чуть присоленная еда, без масла и специй, камнем упала в желудок. Фрося, когда утолила первый голод, смогла распознать крупу: это был овес, но не привычный с детства в пропаренных хлопьях, а самый что ни на есть, настоящий, лишь слегка раздробленный. Поэтому и варилась каша в разы дольше. Грибы были исследовательнице и вовсе не знакомы. Встал закономерный вопрос: как спросить об очевидных вещах, да так, чтоб самой не породить лишних вопросов. Вспомнив, что девочка принимает её за Ягу, а этот фольклорный элемент отвечает за инициацию детей, решила заняться своими прямыми обязанностями — инициировать. А точнее, выяснять остаточные знания.

Ефросинья улыбнулась, сформулировала фразу и с интонацией, которой она опрашивает студентов на семинарах, поинтересовалась:

— А скажи мне, Ретка, как зовется этот гриб, что ты в кашу положила?

— Белый. Его лучше всего сушить, а после зимой залить водой да сварить на раз, потом уже и в кашу или похлебку добавить.

— Хорошо. Молодец. А когда собирают этот гриб?

— Скоро. Седмицы через две — три пойдет уже.

Девочка оказалась на диво разговорчивая. Она рассказала всё про грибы, ягоды. Где их собирать и как готовить. Поведала про все каши и похлебки, о которых знала. Больше всего Фросю удивила каша из берёзы. А именно, из слоя флоэмы, что находился сразу за берестой. Её размачивали, потом уваривали и ели, сдобрив рыбьей стружкой. Если же рыбы не было, то просто с солью.

— Ещё можно корень камыша запечь, вкусно будет, или посушить да в муку столочь, лепешки сладкие выходят, мёда не надо, — зевая, поведала девочка.