Ариадна злилась. Нет, она была в тихом, едва сдерживаемом бешенстве. Только годы тренировок и служба внекастовой позволили ей не запустить в брата дизайнерской вазой. «Наградой» было знакомство с Фросиной супругой. Правда Марго сразу же после обмена контактами попрощалась, сославшись на усталость и долгий рабочий день. Когда дверь за женщиной закрылась, Ариадна подняла на брата тяжелый взгляд, скрестила на груди руки и язвительно поинтересовалась:
— И как это понять?
— Не знаю, о чем ты, — Иван подошел к окну.
— Не строй из себя идиота, тебе не идёт, — прошипела Ариадна. — Я знаю тебя как облупленного. Думаешь, я не замечала, как из года в год твои экстремальные занятия становились всё опаснее и опаснее? Ты словно проверял этот мир на подлинность. И каждый раз ответ был отрицательный. Я думала, что случай в спасательной капсуле что-то поменял в твоей голове, но нет! Вань, ты адреналиновый наркоман! Ты не можешь жить спокойной жизнью, тебе надо обязательно лезть в какую-то дыру, желательно смертельно опасную дыру!
Эвелин стоял спиной к сестре, засунув руки в карманы, и смотрел на утопающий в сумерках город. Там внизу, словно мелкие букашки, ползли электромобили, яркими огоньками загорались голограммы на витринах. Он любил город, любил блага, которые тот даёт. Его давно не тянуло в горы или на сплав. Каждый раз, возвращаясь с работы, он хотел только одного: смотреть вот так в окно общего с Фросей дома, пить крепкий ароматный чай, вдыхать едва уловимый жасминовый запах её волос. Он хотел растить их общих детей. Ведь это правильно, когда дом полон детей, а не «партнёров». Коренёв даже законопроект подготовил, позволяющий здоровым парам иметь столько детей, сколько пошлин они готовы оплатить. И вот он стоит тут один, без любимой женщины, и слушает злые слова сестры, но слышит её отчаяние. Она боится, и страх выплёскивается болью.
— Нет, Ариша, мне не нужен адреналиновый допинг. Все эти годы мне хватало просто наличия Фроси рядом. А теперь её нет. По моей вине нет. И кем я буду, если не попытаюсь спасти её? Как потом каждое утро смотреть на себя в зеркало? Я могу представить, что найду её, я могу представить, что не найду её, но я не могу даже мысленно предположить, что буду сидеть сложа руки.
— Ну, мог бы хоть немного подождать. Мы обязательно распутаем клубок и найдем причастных к этому преступлению.
— Дорогая моя сестренка, — Иван подошел и сел рядом. — Я ни минуты не сомневаюсь, что ты найдешь виновных и разберешься во всей этой ситуации, но пойми: у Фроси нет этого времени. Каждый лишний день пребывания в прошлом отдаляет её от нашей реальности. Мне только и остается надеяться, что в глухих рязанских лесах она не нарвётся на какое-нибудь приключение, и я смогу её вытащить. Но если нет…
Договорить не получилось, в кабинет уверенным шагов зашел министр внекастовых.
— Я тут, значит, государственные тайны распутываю, а вы даже ужин не заказали! — Он уселся в кресло.
Ариадна тут же подобралась и отрапортовала:
— Сегодня с использованием сферы на коротком промежутке удалось установить, что с острова везут литий. Ужин я заказала, привезут через тридцать минут.
— Литий? — вскинулись оба министра.
— На Сахалине добывают литий?! Не может быть! — Евстафий подскочил и зашагал по кабинету. — Ну, тогда это всё меняет в корне. Возвращение острова в состав Федерации станет приоритетной задачей этой пятилетки!
— Подожди, — Иван осадил друга, — ты понимаешь, что кто-то продаёт литий на сторону? Фурами!
Министр внекастовых снова сел на диван и побледнел. Небо! Сейчас же все космические технологии на нём держатся.
— Как мы могли такое профукать у себя под носом?
— Всё очень просто, — грустно усмехнулась Ариадна. — Ванины наниты, смещающие пространство. Кто-то взломал технологию. И заметь, Вань, я не бегу обвинять тебя в предательстве Родины и не считаю, что ты решил свалить в тринадцатый век, чтобы избежать ответственности.
Евстафий удивлённо поднял брови.
Коренёв выругался сквозь зубы.
— Мы следим за ними?
— А то! Они играют в игру с несуществующим литием, а я — с несуществующими дронами. Теперь, где бы они ни поехали и с кем бы ни встретились, мы будем знать. Там кино с четырех ракурсов снимается. Плюс моя опергруппа проверяет все контакты и камеры города. К концу завтрашнего дня я буду знать, в каком из общественных туалетов гадили водители, а не только с кем и где они встречались.
— Дааа, — с уважением протянул Евстафий. — Отлично! Что ж, теперь моя очередь делиться новостями. Моё министерство запустило программу дополнительной проверки счетов золотосотенцев. Воспользовались твоими вчерашними показаниями относительно Ромуальда и его волшебного предложения, от которого невозможно отказаться. — И увидел, как вскинулся Иван, предупреждающе поднял руку вверх. — Да, я их записал. Считай это маленькой местью за ту дрянь, которой ты вчера накачал Аришку. Так вот уже сейчас вырисовываются такие схемы откатов, что мои аналитики липучки на погонах чистят, готовятся новые звезды цеплять. Но с Сахалинским сепаратусом пока ни одна из схем не связывается. Всё корпорации внутренние.
— Суммы за литий должны приходить огромные. Хотя их могут дробить, но можно свести все средства за день, за неделю, за год и сопоставить скачки с периодами выезда с острова фур, — предположил Иван. Друзья кивнули.
Позже вечером они сидели на полу кабинета, ели палочками сырую рыбу с соусами и рисом, пили легкое вино, смеялись, вспоминая юность. Каждому нужен был этот вечер, каждый понимал то, что не произносилось вслух. Это была их традиция перед серьезными операциями или боевыми заданиями.
— Хорошо, ребят, — уже в конце вечера произнес Иван. — Надеюсь, после моей «поездки» в прошлое мы соберемся уже вчетвером и отметим…а если нет, то на все воля Неба, но я прошу, хоть вы не морочьте друг другу голову.
Следующий день для Эвелина Коренёва был непостижимо долгим или, наоборот, парадоксально коротким, если принять тот факт, что время может двигаться вспять. Утром он посетил медицинский центр. Там в белоснежном комбинезоне его встретила Марго.
— Доброе утро, министр, пройдёмте в четверную операционную. Располагайтесь в кресле. Мне вчера записали две лингвокарты: одну — чисто со старорусским, а вторую — со всеми известными на сегодняшний день индоевропейскими языками по состоянию на двенадцатый-тринадцатый век. Могу поставить любую. А ещё я ночью подняла свои записи десятилетней давности, перечитала, нашла недостатки, проработала их и теперь могу вас заверить, что если вы не воспользуетесь биопроцессором в ближайшие дни, и нейронные связи не образуются или образуются слабые, то с вероятностью выше 98 % я удалю имплант без каких-либо негативных последствий.
Эвелин задумался: в свете новых данных был смысл перестраховаться и взять «полный пакет услуг».
— А историю вы туда не загрузили?
— Нет, — Марго отрицательно покачала головой. — Дело в том, что там разные принципы действия. Языковая матрица вживляется в покрышечную часть и взаимодействует с нейронными цепями непосредственно в период активности. Проще говоря, сначала вы сможете услышать язык или прочитать текст, перевести, и только потом подключится речевой центр. Соответственно, при неиспользовании языка он у вас хранится в пассиве и никак не мешает. Биопроцессор с академическими знаниями ставится непосредственно на неокортекс и воздействует на весь мозг. И вот тут самое гадкое: импульс биопроцессора подавляет и заменяет импульсы мозга, и он начинает атрофироваться. Поэтому — нет. Историю учите по учебнику, как и географию, и карту звездного неба.
— Понял, спасибо.
Через час после операции он уже сидел на совещании, посвященном окончанию полугодия. Слушал, докладывал. Затем были встречи, беседы и намётки совместных проектов. В три часа Коренёв позвал помощников и объявил:
— С завтрашнего дня на неделю я в отпуске.
Братья Като синхронно кивнули. Раз в год золотосотенцам полагался недельный отпуск.