– А враги у него были?

– У Кости? – удивилась Марина. – Откуда? Он умел ладить с людьми. Правда, была у брата слабость – он любил прикидываться или персонажами из пьес, в которых он играл, или выдавать себя за кого-то другого. Хлебом не корми, дай разыграть человека. Это у него с детства. Хобби! Потому он и в театр пошел. Но вреда Костя никому не причинял, просто шутил, развлекался.

– Что за ребята Гиви и Саша? – спросил сыщик. – Вы с ними знакомы?

– Это приятели брата... они вместе работают в театре... работали...

Марина снова заплакала.

– Могли они убить Костю?

– Нет! Конечно, нет, они же не бандиты, не хулиганы. Приходили к нам пить чай, раза два я с ними ездила за город. Косте со мной одному было не управиться, вот они и помогали. Видите? – девушка показала на коляску. – Я же шагу сделать не могу!

– Знаете что? – вдруг неожиданно громко произнесла Марченко-старшая, словно очнувшись. – В последнее время Костя кому-то звонил по вечерам и странно разговаривал. Односложно: «да», «хорошо», «сделаю»... На него это не похоже! Он ведь болтун по натуре. Я у него возьми и спроси, с кем ты, мол, секретничаешь? Уж не жену ли решил тайком от матери в дом привести? А он помолчал, улыбнулся... Это, говорит, мама, наш счастливый случай! Если все получится, я денег заработаю, Маринку вылечим...

Ева насторожилась. Неужели ей звонил Костя, пугал? Но зачем? Да нет... тот неизвестный молчал, дышал в трубку и только в последний раз назвался Денисом. А Марченко про Дениса знать не мог.

Когда Смирнов счел, что спрашивать больше не о чем, он вежливо распрощался и потянул за собой Еву.

– Ты что, уснула? Идем!

– Я думаю...

Они вышли из подъезда во двор и направились к машине. Между домами стоял сизый мартовский туман, под ногами чавкала каша из грязи и снега. Из водосточных труб сыпался подтаявший лед, звенел.

– Звуки весны... – прошептала Ева, приостанавливаясь. – Послушай!

Облачко пара вылетело из ее рта при этих словах. К вечеру похолодало. Всеслав с трудом удержался, чтобы не поторопить Еву. Он закурил, обдумывая, в какое отделение милиции повезли дружков Марченко.

– Нам стоит еще поговорить с Гиви и Сашей, – сказал он, открывая дверцу машины. – Садись.

По дороге сыщик позвонил своему знакомому, и тот сообщил, что молодых людей допросили и отпустили по домам.

– Адресок дашь хотя бы одного героя? – попросил Смирнов. – За мной не пропадет. Отслужу!

Он записал адрес, стоя на перекрестке в ожидании зеленого света. Сбоку, со стороны Евы, стоял фургончик, расписанный рекламой колбас и сосисок.

– Есть хочется, – заныла она. – Заедем куда-нибудь, перекусим?

– Терпи, – сурово отрезал Славка, трогая. – Некогда. Дома поешь.

Ева надулась. Глядя на проезжавшие мимо машины, на мокрую ленту асфальта, она пыталась осознать факт смерти молодого человека, который проявлял к ней симпатию.

– Кристофер Марло, как я и предполагал, оказался вовсе не лондонским призраком и не агентом сэра Уолсингема, а обыкновенным московским парнем Костей Марченко, – ехидно заметил Смирнов. – Он навешал на твои нежные ушки отборную лапшу, дорогая! Впрочем, прости, о мертвых плохо не говорят.

– Но убили-то его по-настоящему! – возразила Ева. – Именно так, как и в шестнадцатом веке, в результате ссоры по поводу счета за ужин, ножом в голову. Ты хочешь меня убедить, что это случайное совпадение?

– Ты неисправима! В городе появился маньяк, он уже зарезал двух женщин, а ты морочишь мне голову с какими-то драчунами, которые поцапались из-за пары сотен рублей! – нарочно злил ее Смирнов, отвлекая от печальных мыслей и голода. – Поговорю еще с дружками Костика, и на этом все! Пусть милиция разбирается.

Ева молча уставилась в окно, кипя от негодования. И желание поесть, и желание поплакать – оба отступили. Сдали позиции перед желанием стукнуть Смирнова по голове сумочкой или книжкой. Ни того, ни другого под руками не оказалось.

– Кажется, приехали, – сказал сыщик, пытаясь разглядеть номер дома. – Улица Чкалова, а дом... черт, не видно.

Он остановил машину, помог Еве выйти и достал из кармана фонарик.

– Быстро стемнело! Ну-ка... вот он, родимый, номер 32. Пошли в гости к Саше!

Открыла дверь и впустила их в захламленную квартиру пожилая дама в байковом халате и бигуди, как оказалось, Сашина мама.

– Вот они, голубчики, – сказала она, приглашая Смирнова и Еву в гостиную. – Вторую бутылку допивают! А вы из театра? Или из милиции? Так их уже отпустили, оболтусов!

Молодые люди сидели за журнальным столиком, выпивали, закусывали колбасой и солеными огурцами. Они подняли на вошедших шальные глаза.

– Это к вам, мальчики, – пропела дама в нос, с претензией на аристократизм. – Хватит водку лакать. Допились уже!

Всеслав и Ева переглянулись. Интересная получалась картина. Гиви, с явно выраженной кавказской внешностью, и Саша, с лицом и фигурой этакого деревенского увальня, в полном замешательстве привстали.

– Опять за нами, что ли? – без всякого акцента произнес Гиви. – Сколько можно?

– Мы корреспонденты, – поспешила успокоить их Ева. – Пишем статью о трагической гибели вашего товарища. Хотим кое-что уточнить.

– Ф-фу-у-у... ладно, валяйте, – с облегчением выдохнул Саша. – Я уж подумал, нас арестовывать приехали. Что за беззаконие? Мы ни в чем не виноваты...

– Расскажите подробно, что произошло между вами и Костей Марченко в баре «Попугай»?

Пурш носился по скверу с щенячьим восторгом – на него тоже действовала весна.

Как ни сопротивлялась зима ясному солнышку, как ни лютовала напоследок, а пришла пора ей уходить. Снег нехотя, но все же таял. Ручейки промывали ложбинки в его ноздреватых пластах. Полусонные деревья начинали тянуть из мерзлой земли талую влагу, наливались весенними соками. Далеко, где-то за горами, за лесами звенела весна зелеными колокольцами, и здесь, в сумрачных городских кварталах, были слышны уже отголоски этого звона...

И собачьи души отзывались на них, и человечьи.

Игорь Боков, широко размахиваясь, кидал Пуршу палку, тот с радостным лаем бросался за ней, приносил и отдавал Асе. Такая у них с хозяином была игра.

Ася хлопала в ладоши, гладила пса по мохнатой спине, по голове. Сенбернар вилял хвостом.

– Ты подумала? – спросил ее Игорь, когда пес в очередной раз помчался за палкой.

Они оба понимали, что речь идет о припрятанном в подвале свертке. И эта общая тайна делала их ближе друг другу. Ася не опасалась неприятностей со стороны подростка. Она знала, что скорее он позволит порезать себя на куски, чем предаст едва завязывающиеся между ними робкие нежные отношения. Никакого любовного опыта у нее не было, но то первобытное, глубинное женское чутье, присущее каждой представительнице слабого пола, безошибочно угадывало в Игоре любящего мужчину. Пусть слишком молодого, пусть не оперившегося еще, не набравшегося сил... но уже готового жертвовать и поклоняться.

Первые ростки этого чувства Игоря и Аси пестовала запоздавшая весна, как пестовала она под толстым слоем снега первые цветы, зеленые побеги просыпающейся жизни.

– Я боюсь, – честно призналась Ася, глядя на Игоря. – Не повредит ли это папе?

– Когда пошли слухи про убийство, про твоего отца, я как следует рассмотрел те тряпки... Вышитые буквы на кармашке, Л и А, сразу меня насторожили. Лев Адамов! Получается, это его хирургический костюм. Улика!

– Что-что? – не поняла Ася.

Она терпеть не могла детективы, ни книг таких не читала, ни сериалов не смотрела и не разбиралась в криминальной терминологии.

– Я имею в виду, если на костюме окажется кровь той девчонки... ну, которую зарезали – дело дрянь!

– Разве кто-нибудь другой не мог взять папин костюм? – возразила Ася. – Кристина, например. Она той ночью куда-то уходила. А папа как раз был в клинике, дежурил до утра. Когда ему было бегать по улицам, костюмы закапывать?