Смирнов прогуливался по набережной Москвы-реки. Вода казалась бурой, как ржавчина. Она тихо плескалась о гранит берегов. Сыщик пришел сюда подумать. Под мерный плеск воды в голову приходили неожиданные мысли.

Он чувствовал, что живет каким-то фантастическим сверхусилием, желанием отделиться от ситуации, не погружаться, не тонуть в ней. Он стал своим собственным двойником. Тот Славка, который любит Еву и сходит с ума от страха за нее, затаился, ушел в глубину сознания. А тот, который ищет исчезнувшую женщину – предельно собранный, жесткий и хладнокровный, – действует. Они, эти два Славки, существовали параллельно, иногда пересекаясь. В такие моменты рассудок отказывал, действия становились хаотичными, судорожными. Тогда второй, сосредоточенный, волевой Славка восстанавливал хрупкое равновесие и вновь принимался за дело.

Он не мог вести этот поиск, это расследование своими обычными способами. Отсутствие времени зажало его в тиски, ограничило свободу маневра. Ему было не до интеллектуальных пассажей – жизнь Евы измерялась секундами, каждая из которых могла стать последней. Ему было некогда следить за фигурантами – по той же причине. Ему было не с кем посоветоваться, не у кого просить помощи и поддержки. Его вызвали к барьеру и предложили стреляться с завязанными глазами. Ему не оставили выбора и не позволили позаботиться о секундантах. С ним не договаривались – ему диктовали условия.

Что толку возмущаться и негодовать? Кто станет его слушать? Думать тоже особо некогда. Придется опираться на ту информацию, которая уже собрана. Кое-какие проблески есть, осталось привести их в систему. О, как ему сейчас нужно было озарение, молния, прорезающая плотную массу туч! Как не хватало подсказки, пусть даже самой маленькой, прозрачной, в виде намека! Ева частенько выручала Славку в подобных обстоятельствах. Может быть, выручит и сейчас?

Он снова вернулся мысленно к ее странным разговорам, которые вызывали у него раздражение и протест. «Ошибка лорда Уолсингема»! Они с Евой так и не попали на премьеру. Жаль! В чем же просчитался Уолсингем? В чем же ошибся он, Всеслав Смирнов? Где и как подловил его новоявленный Потрошитель?

«Мне надо было прислушаться к тому, что она пыталась донести до меня, – запоздало сокрушался сыщик. – А я отмахивался, не хотел вникать в то, что ее беспокоило. Я стал черствым и забыл прекрасные минуты и часы, которые дарила мне Ева. Наказание не замедлило свершиться. Судьба не любит неблагодарных!»

Раскаиваться не имело смысла, и Смирнов пустился по второму кругу сопоставления фактов. Ева говорила о Кристофере Марло, тайном агенте королевы Елизаветы. Лорд Уолсингем был создателем секретной службы. Денис Матвеев тоже работал на спецслужбы, был агентом.

На этом внимание сыщика застопорилось. Он так и сяк крутил эти данные применительно к убийствам двух женщин и похищению Евы. Торговля органами путала все карты. С одной стороны, она вроде могла иметь место, а с другой – Потрошитель, маньяк никак не вписывался в сферу деятельности такой преступной группы. Тут одно явно не вязалось с другим. А прицепить к этому еще и убийство актера Марченко вовсе не представлялось возможным. Он-то кому мешал?

Однако Марченко был знаком с Садыковой, это подтверждает не только фотография, но и свидетели. Наверняка актер морочил своими выдумками как Еву, так и Лейлу. С какой целью, хотелось бы знать?!

– Интересно, а Раиса Крюкова тоже была знакома с Константином? – пробормотал Всеслав. – Жаль, я не спросил у ее безутешного супруга.

То, что Потрошитель ни при каких обстоятельствах не отпустит Еву, было ясно с самого начала. Значит, в распоряжении сыщика есть еще немного времени, и единственный способ – найти Еву раньше, чем маньяк ее убьет. Никакое «наследство» Дениса Матвеева, которое Смирнов должен будет предоставить похитителю, не сыграет роли.

Что там Плетнев еще говорил о Лейле и Косте Марченко? Актер что-то показывал девушке, какое-то заколдованное место... Кажется, Ева упоминала нечто похожее. Ну и чертовщина! Недаром молодой хирург упомянул Воланда.

Обдумывание мистической подоплеки дела запутало сыщика. А что бы сказала Ева? Все заключается в тайне гибели Кристофера Марло! Или – Призрак Дениса Матвеева пришел из потустороннего мира за своими дневниками! Или... Впрочем, к черту бесполезное гадание. Где Ева? Как сии мистические выкрутасы помогут найти ее?

Смирнов раз за разом перебирал всех, так или иначе причастных к его расследованию, живых и мертвых. К первым относились Кристина, Лев и Ася Адамовы, их домработница Анфиса, хозяин сенбернара Игорь Боков, хирург Плетнев, профессор Шкляров, гореловский «аптечный магнат» Крюков и два коллектива – труппа театра «Неоглобус» и сотрудники клиники пластической хирургии, так называемая массовка. Ко вторым, покойным участникам сего трагического представления, можно было условно отнести Елену Адамову, Раису Крюкову, Лейлу Садыкову, Константина Марченко... Дениса Матвеева, пожалуй, и... Потрошителя.

Кстати, Ева что-то говорила о Потрошителе... Что именно? А-а! «Джек-потрошитель вернулся! Ему наскучило бродить в Долине Теней».

– Потрошитель вернулся... – бормотал сыщик. Он остановился и уставился на воду, которую хмурый закат из бурого цвета перекрасил в лиловый. – Потрошитель вернулся...

Когда в его мыслях одно безумное предположение состыковалось с другим, не менее безумным, Смирнов глубоко вздохнул и снова двинулся вдоль набережной. Поднялся ветер. Рябь по воде пошла сильнее. Живее пошли и рассуждения сыщика.

«Усопшие», которые присутствовали в его расследовании, делились на три категории. Одни умерли давно: это Потрошитель, некий Кристофер Марло из шестнадцатого века и прочие второстепенные персонажи. Елена Адамова покинула сей мир восемь лет тому назад, а Крюкова и Садыкова – практически недавно. Но все они умерли до того, как господин Адамов обратился к частному детективу и начались розыскные действия. К третьей категории Всеслав причислил Константина Марченко. Он стоял особняком, потому что погиб, условно говоря, уже в ходе следствия.

– Отсюда и будем плясать, – прошептал Смирнов.

От воды пахло сыростью, мокрый гранит тускло блестел в лучах догорающего солнца. Сумерки опускались на город. В сумерках хорошо думалось.

Получалось, что в этой истории существовали и развивались как бы две отдельные линии – убийства женщин, имеющие отношения к Адамову и хирургической клинике, и странное убийство актера. Сказать, что оно имеет отношение к театру... не скажешь. При чем здесь театр? С другой стороны, связь между этими двумя линиями отсутствовала только на первый взгляд. Убитая Садыкова была знакома с погибшим Константином Марченко. Знала его и Ева.

Стоп! Когда они познакомились, Ева и Костя? Во время расследования или до?

Всеслав напряг память. Ева еще в середине зимы болтала о театре «Неоглобус», она вдруг достала с верхних книжных полок всего Шекспира, взялась перечитывать. «Потом попыталась затащить меня на какой-то спектакль, – вспомнил он. – Я отбрыкался. Ева продолжала попытки приобщить меня к английской драматургии времен королевы Елизаветы. Я сопротивлялся. Это выглядело глупо. Ева дулась, я был раздражен. Но о Кристофере Марло она заговорила уже после того, как я ввязался в дело Адамова. Точно».

Он остановился, облокотился на парапет набережной и опустил голову. Перед глазами рябила тусклая, мутная вода. Такая же муть царила в его мыслях. Что-то пробивалось, вспыхивало, подобно случайным огням, отраженным поверхностью реки, и гасло.

У сыщика складывалось впечатление, что за всеми живыми и мертвыми персонажами расследования словно присутствовал некто незримый, какой-то закулисный дирижер-режиссер. Человек-невидимка.

А ведь их даже несколько... Тот, кто помог Адамову выкрутиться из щекотливой ситуации, связанной со смертью его первой жены Елены, – раз; тот, с которым знаменитый хирург разговаривал в подсобке, а Плетнев их подслушал, – два; и тот, о ком упомянул, не выдержав натиска, профессор Шкляров, – три.