Наблюдаю за ее изящными пальчиками и перевожу взгляд на лицо. У нее открытая и красивая улыбка, без грамма лицемерия. Я впервые общаюсь с девушкой на различные темы и чувствую некую необычную связь и заинтересованность мной, как личностью и музыкантом. Все ее смущенные взгляды, слова, мимику легко прочитать. Она ничего не скрывает и это привлекает внимание.

— Я люблю скорость. Встречать новый день, несясь по пустой трассе. Ощущать себя свободным, — делюсь одним из своих секретов и наркотиков.

Джи поднимает глаза и заправляет рыжие пряди, с которыми играет ночной ветер.

— Встречаешь всегда один?

— Да.

— Сегодня… сегодня я могу встретить с тобой рассвет?

Вопрос вводит на секунду в ступор, но больше умиляет, как бирюзовые глаза хаотично бегают от переживания по парковке, как девушка взволнованно кусает губы. Потаенные желания вырываются непроизвольно наружу.

— Да, но до рассвета еще несколько часов, — запускаю руки в карманы и кошусь на нее.

— Точно, — мелькают грустные нотки в тихом голосе.

Задумчиво вожу пальцами по подбородку, наблюдая, как Джи расстроенно поджимает губы. Знаю, как ей неловко, но… Встречать рассвет с девчонкой на своем кавасаки — попахивает романтикой, но из-за картинок в голове просыпается интерес. Черт с ним, почему бы не попробовать что-то новое?

— Есть неплохая круглосуточная кафешка неподалеку. Подождем там, поедим, согреемся, а затем прокатимся по Эдмонтону. Идет?

В глазах цвета бирюзы столько неподдельной радости, что я сам вдруг довольно улыбаюсь, но беру себя в руки и залажу на байк. В этот раз не приходится говорить о падении на пятую точку, потому что руки Джи крепко обвивают за пояс.

Что ж, попробуем что-то необычное и насладимся моментом.

— Неужели, где ты был? Почему выключен телефон? Ты знаешь, как я переживала? Что за дурацкая привычка отключать чертов смартфон! И где можно лазить до утра?

— Черри, давай потом? — устало отвечаю, зевая, и поднимаюсь по ступенькам. У сестры как всегда нескончаемый поток слов и сто вопросов.

— Ты… — она выдерживает небольшую паузу, — был с Джи?

— Да, — без раздумий отвечаю, заходя в комнату.

— Син…

— Потом, Черри, ладно? — закрываю за собой дверь, скидываю одежду и падаю на кровать, закрывая лицо рукой.

Лежу так десять минут, двадцать, тридцать… Но мысли не собираются останавливаться, заполняя каждую клеточку мозга и не давая ему, наконец, отключиться. Выругиваюсь и распахиваю окно, впуская свежий утренний воздух в комнату, и закуриваю.

У нее посредственная внешность. Я бы на нее точно не обратил внимание и проигнорировал, рыжие никогда не вызывали интереса. Ни капли женственности, растрепанные волосы, детское лицо, обветренные губы… Хотя голос особенный: невероятно глубокий, мелодичный… Он успокаивает и не надоедает. Им хочется наслаждаться. Почему я о ней думаю? Ну да, мы проговорили целую ночь, поели в нашей любимой с Черелин кафешки картошки фри и крылышки в соево-имбирном соусе. Черт, Джи так много ест, не заботясь о лишних килограммах, как многие девушки. Смеюсь, вспоминая круглые щеки, и проглатываю случайно дым, громко кашляя.

Мы встретили вместе рассвет, наблюдая, как менялись оттенки неба, как просыпалось солнце. Я видел, как она хотела спать и незаметно зевала, счастливо улыбаясь…

Да что со мной?!

Закрываю со стуком створку окна и смотрю на акустическую гитару, одиноко стоящую возле стены. Беру в руки, делаю пару знакомых аккордов и шепчу:

— Спой со мной, спой, чтобы все осталось в веках, спой, чтобы все смеялись и плакали… Спой со мной, хотя бы сегодня, ведь завтра Господь может забрать тебя…[9]

Замираю, пораженный внезапным порывом, и убираю нервно инструмент в сторону, проводя ладонями по лицу. Странная девчонка…

Джи

Если бы существовала такая возможность и заветная кнопка «повторить этот момент», я, не задумываясь, поставила «на репит» вчерашний день и ночь.

Закрываю глаза и снова сижу на берегу Норт-Саскачевана на холодном песке. Ночной воздух пробирается под тонкую ткань курточки, но я не замечаю ледяных рук и мурашек, покрывающих кожу. Рядом Син и сизый дым от сигареты в его пальцах. Мне безумно нравится наблюдать, как он не спеша выдыхает, будто наслаждается никотином, убивающим легкие; как он окутывает его, словно пелена, отделяющая от реального мира; задумчивый взгляд почти что черных глаз — я готова тонуть в них все время. Меня не надо спасать от сильных чувств, я не жду чьей-то помощи, потому что рядом с ним хочу становиться другой. Меняться. Быть не той наивной забитой девчонкой, которая только краснеет, запинается и не знает, что сказать. Син Эванс из тех, кого хочется разгадывать, только все равно до конца не узнаешь всех тайн. Что в его голове? О чем он думает? О чем мечтает? Почему все считают его плохим? Почему я не могу сломать стереотипы и попробовать…

Настойчивый звонок телефона вырывает из мыслей. Я так задумалась, даже не слыша, как он почти под носом разрывается. Провожу по экрану пальцем и слышу радостный бас отца:

— Привет, Джинни!

Как же я не люблю это «Джинни». Вздыхаю и удобнее устраиваюсь на подушках.

— Привет, па.

С отцом мы разговариваем и видимся еще реже, чем с матерью. Он решил, что не готов к семейной жизни и просто благополучно свалил гастролировать по миру с группой, в которой играет. Живет в свое удовольствие, ни о чем не задумывается, по-прежнему холостяк, и я его единственная «дочурка Джинни». Руперт Браун юморист по натуре, всегда привозит разные подарки и балует меня, но… Они с Тришей стоят друг друга: ни один из них не участвует в моей жизни. Школьные собрания, праздники… Родительские обязанности? Кажется, они не знают о таких простых обыденных вещах. Я привыкла к самостоятельной жизни, и когда один из них звонит, интересуясь делами в школе и успеваемостью, хочется задать в лоб вопрос: «Вам оно надо?».

— Как дела у моей любимой дочурки?

Переворачиваюсь и смотрю в окно, за которым собрались серые тучи, предвещая дождь.

— Все хорошо, а у тебя? В каком городе на этот раз?

Слышу какой-то шум на заднем плане, мужской смех, маты и отстраняю телефон, закатывая глаза.

— О, мы в Мюнхене, крошка, — бормочет папа, и шум остается где-то позади. Наверное, он вышел.

— Круто.

— Слушай, Джинни… — заходит издалека отец и делает неоднозначную паузу. Подозрительно. — Через неделю тур закончится, и я вернусь в Эдмонтон, как насчет уик-энда?

Нога, которой я покачивала в воздухе до этого, замирает.

— Э-э-э… ладно, хорошо, — неуверенно бормочу в телефон, хмурясь.

— Триша…

— Она на Багамах, — перебиваю его и слышу смешок.

— Понятно, значит, мне не придется с ней сталкиваться.

Как они могли сойтись, создать семью и в итоге так ненавидеть друг друга? Не понимаю логики взрослых.

— Можно выбраться в Шервуд Парк, или куда ты захочешь, — продолжает отец.

— Да, что-нибудь придумаем.

Его кто-то зовет, и мы прощаемся. Выдыхаю и бегу открывать дверь, в которую настойчиво тарабанит… Тинки. Конечно, только он может так нахально себя вести. У друга несколько пачек чипсов, одну из них он сразу же открывает и заваливается на диван в гостиной, включает плазму и подключает Xbox.

— Чего застыла? Давай выбирай тачку, погоняем, — друг щелкает джойстиком, выбирая гоночную машину. Устраиваюсь рядом и беру второй.