— А мне нет, — резко обрывает ее речь Эванс. — Еще одно опоздание, или ты нетрезвая, и что хуже, обкуренная, нанюханная, — Син многозначительно поднимает правый уголок губ, на что-то намекая, а Холл замирает. — Сделай вывод сама. Надеюсь, до тебя дойдет.

— Чувак, да что ты начинаешь… — становится на защиту вокалистки красноволосый, но его игнорируют.

— Сегодня все на взводе, — бормочет рядом притихшая Черелин и откидывает черные блестящие пряди. — Братец так вообще не в духе после выходных.

— После выходных? — эхом отзываюсь на диване.

Она кивает и подозрительно косится на меня.

— Чем вы с ним занимались? Чем-то непристойным? — хихикает подвыпившая девушка.

— Ч-ч-что? — заикаюсь, чуть снова не проливая пиво. Щеки загораются, как красный светофор.

Черелин звонко смеется и толкает плечом.

— Ну и смешная ты, я шутила.

Нервно сглатываю и смотрю на банку в руках, которая превращается в размытое зеленое пятно. Мотаю головой и устремляю нетрезвый взгляд на Сина. Пересекаюсь с сапфировыми глазами, но он медленно отводит их и задевается струны гитары. Внутри все дрожит, будто он касается пальцами моей души. Не слышу, что поет Холл, не смотрю на других, сжимаю банку в руках и не отвожу от парня восхищенных глаз. Все его внимание обращено на пылающую гитару в языках пламени. Так завораживает, что…

— Хочешь испепелить моего брата взглядом? — шепчет на ухо Черелин и расплывается в насмешливой улыбке. — Можешь говорить что угодно, но на твоем лбу огромными буквами написано «Мне нравится Син Эванс. Он такой секси…». Слишком заметно, как… — она ухмыляется и поправляет черные локоны волос, — ты на него влюбленно смотришь.

Отвожу стыдливо глаза в сторону, но девушка продолжает дальше резать по живому:

— Помнишь мои слова? — она жалостливо вздыхает и кидает мельком взгляд на Сина. — Он не тот, кем ты его вообразила.

— Почему ты так говоришь? — хмурюсь и впиваюсь пристально в нее глазами. — Мы общались с Сином несколько раз. Возможно, я плохо его еще знаю, но он не бесчувственный монстр какой-то…

Черелин тихо смеется, опуская голову. Темные пряди скользят по ее белоснежной рубашке.

— Точно влюбленная идиотка, — она откидывается на спинку дивана, переводя на меня синие глаза, поддернутые пьяной пленкой. — Ты хорошая девчонка, поэтому я предупреждаю. Была бы на твоем месте другая, я не стала так упорствовать.

Девушка с жалостью и грустью смотрит на меня и отворачивается.

— Наверное, я лучше поеду домой, — бубню, запинаясь, встаю и немного пошатываюсь, как неваляшка. Неужели это из-за двух банок пива так развезло?

— Ого, давай отвезу, — Черелин тоже поднимается, но сразу же плюхается обратно и пьяно хихикает. — Прости, Джи, ничего не получится. Эй, братик, нужна твоя помощь! — вопит она, перекрикивая музыку.

Син перестает играть и сдвигает брови, оглядывая сначала нетрезвую Черелин, затем меня. По его ледяному выражению сразу понятно: он готов убить нас обеих.

— Ох, ну и взгляд, прямо серийного убийцы. Бу-у-у… — хохочет девушка, катаясь по дивану. Шем ржет за ударной установкой, и его поддерживает Оззи.

— Это последний раз, Черелин, — кидает холодно Син, проходя мимо притихшей сестры, и приказным тоном обращается ко мне: — Идем.

Ноги ужасно заплетаются, меня клонит в левую сторону, затем в правую, а сзади потешаются и хохочут. Эванс быстро подхватывает за талию, чтобы я не свалилась, как сноп сена, и цедит сквозь зубы:

— Чертова Черелин.

Утыкаюсь носом в черную рубашку и икаю.

— Блин, — шепчет Син и смотрит сверху вниз. — Тебе нельзя пить.

— Ты не м-можешь… ик… его мне запре…ик… тить…пить…

— Просто… молчи.

Син усаживает меня на заднее сиденье внедорожника, как маленькую, и смотрит в зеркало. Я шатаюсь и утыкаюсь лбом в стекло. От моего дыхания, стекло сразу же потеет. Слышу, будто сквозь вату, как Эванс ругается, и заливисто смеюсь.

Кто-то настойчиво трясет за плечо, но так не хочется открывать глаза. Я видела прекрасный сон с Сином Эвансом… Который материализовался и мрачно смотрит на меня сейчас. Пьяно пялюсь в сапфировые льдинки и пару раз моргаю.

— Ты должна за химчистку машины. Все сиденье обслюнявила.

Недоверчиво смотрю на него, и, наконец, до меня постепенно доходит: школа, Черелин, репетиция, гараж Шема, пиво…

— Где ключи? Сегодня прольется кровь Черелин…

Он подхватывает меня на руки. Язык от шока немеет, а клетки мозга постепенно атрофируются.

— Как можно столько есть и весить, как пушинка? — говорит Эванс и отпирает дверь, толкая ее плечом.

Прихожу в себя только, когда Син усаживает меня на диван и устраивается напротив, оглядывая помещение, и возвращает серьезный взгляд на мою нетрезвую тушку.

— Повезло, что твоих родителей нет дома. Если бы они увидели дочку-отличницу в таком виде?

— Им плевать, — сиплю и откашливаюсь.

— Плевать?

— Родители развелись, каждый живет своей личной жизнью, — отвечаю, не узнавая грубого низкого голоса. Больше не буду пить.

Син ничего не говорит, только смотрит исподлобья, поднимается и машет рукой, прощаясь и направляясь в сторону выхода.

— Спасибо, — произношу быстро вдогонку, но его спина пропадает из виду, а через пару секунд слышится щелчок. Я осталась одна в доме с головной болью и кучей вопросов в придачу.

Син

Квартира Оззи существовала только для того, чтобы принимать и выплёвывать каждый день пьяные обдолбанные тела. Дверь в его комнату всегда была заперта на ключ, а в гостиной творился полный разврат и беспредел: громкая музыка, групи, которым все равно, кто их сегодня трахнет, трава и бухло. Мне это чертовски нравилось: рок целый день и ночь, безотказные девочки, расслабляющая дурь. Я терялся в лицах, волосах, губах и податливых женских телах. Все сливалось в безумную какофонию. Никто не говорил «Нет», из их уст я слышал: «Погреши со мной… Возьми меня…». То, что завтра она выйдет в слезах, никому не нужной использованной вещью, мало заботило. Это же не мои проблемы? Я только получал удовольствие от происходящего.

Музыка спасала, а наркотики притупляли чувство страха, когда закрывал глаза и снова видел кошмар, будто наяву. Тогда я превращался в маленького беззащитного мальчишку, который не смог спасти родителей. Но хуже всего — неизвестность. Я не знал, почему дверь оказалась закрытой, почему они не проснулись, почему это произошло? Почему? Сотни почему, но ответов — ноль.

В такие моменты я ненавидел себя больше всего — ненавидел за слабость.

Открыл глаза и прищурился. Неужели еще находился под кайфом? Пошевелил конечностями и понял: все-таки в сознании. Перед глазами стояла плотная завеса из сигаретного дыма и марихуаны. Только разрежь, пощупай, протяни руку, и создастся иллюзия, будто она исчезает в молочном тумане. Рядом кто-то шевелится, а глаза фокусируются на ярко-рыжих прядях. Телом овладевает паника, сознание становится сразу же кристально-чистым. Хочется вскочить, схватить ее за плечи и заорать: «Какого хрена ты тут забыла?!».

Девушка поворачивает лицо, и я облегченно выдыхаю — это не Джи. Наверное, я свихнулся или просто конкретно обдолбился, потому что везде чудится она: странная девчонка, с красивым голосом, который можно слушать бесконечно. Да я стал параноиком. Достаточно каждодневных кошмаров из детства, но теперь появилась еще одна «рыжеволосая проблема».

Полуголая девица причмокнула губами и перевернулась на бок. Надеюсь, я не забыл о «защите»: не хотелось приобрести букет из разных болячек. «Там» могло побывать дохрена и больше людей, а перспектива подохнуть, как Фредди Меркьюри или еще куча других рок-мать-их-звезд, меня не впечатляла. О нет, я еще не добился своего.