— Все понятно, раскручивать группу с вокалисткой вы не собираетесь, — подытоживаю очевидное.

Все упирается в деньги: им неинтересно работать с группой, которая не выстрелит. Лейбл ищет выгоду, и это само собой разумеющееся. Четыре свободных восемнадцатилетних парня соберут больше поклонниц, чем четыре парня и девушка, состоящая в отношениях с гитаристом и фронтменом группы.

— Сейчас время, когда молодой рок-группе очень сложно засветиться и выделиться среди многих, но у вас есть такая возможность. Если бы это было несколько лет назад, тогда я бы, не задумываясь, сказал: «Вокалистка — не помеха». Но общество меняется, потребности и интересы тоже, поэтому лейбл не хочет вкладывать деньги в заранее малоприбыльный проект, — Купер садится в кресло и закидывает ногу на ногу, постукивая по стопке с договорами. — Каждый из вас — яркая личность. Я это понял еще тогда, когда увидел впервые выступление. Я не раскидываюсь направо и налево своими визитками, будь не уверен, что группа перспективная. Я знал, вы задумаетесь над моими словами и что-то поменяете: в группе, в себе, в музыке. И смотрите, прошло не так много времени, вы уже играете свой репертуар, а гитарист — поет. Вы — универсальны, и я хотел бы с вами работать. Поэтому, — Мэтью поднимается и берет портфель, — подумайте над моим предложением. Я пробуду в Эдмонтоне три дня и надеюсь, конечно же, на положительный ответ.

Мужчина замирает в дверях и встречается с моим тяжелым взглядом.

— В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Постоянно. Если выбрали стезю музыкантов, хотите добиться определенного успеха в этой отрасли, часто будете сталкиваться с проблемами и нуждой выбирать.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

Син

Как только Купер выходит, Оззи откидывается на спинку дивана и разозлено выдает:

— Пи*деж.

— Гениально. В тебе умер великий философ, чувак, — фыркает Райт и в ответ получает средний палец.

— Я считаю, это все бред. Они хотят тупо с нашей помощью срубить бабок. Будут ставить тупорылые условия типа «напишите такую-то песню, наденьте это, сделайте то, потрахайтесь с тем-то, покажите задницу там-то…».

— Нахрена нам светить задницами? Мы же не бабы, — гортанно смеется Шем.

— Бля, ты тупой? Я образно сказал, — нервно бросает в ответ Оззи и поворачивается всем корпусом ко мне. — Уверен, в том договоре дохрена всяких запретов. Да нам стоило сразу послать этого петуха, как только он ляпнул про мужскую группу! Мы что, похожи на прыгающих по сцене педиков? Бля, мы играем рок, и продолжим играть! Даже пофигу, если это всего лишь бары. Нас пятеро — и точка.

Пальцы сжимаются в кулаки, а на челюсти ходят желваки. Слишком шумно…

— Чувак, почему ты молчишь?

Прикрываю глаза и провожу по лицу ладонями. Надо подумать.

— Только не говори, что согласишься… — протягивает разочарованно Оззи. — Слышишь? Ты не можешь с ней так поступить.

Черт. Я знаю! Я знаю, мать твою!

— Мы пошлем демки на другие лейблы. Пошел к черту этот Купер! — продолжает напор друг, а моя голова готова вот-вот взорваться от мыслей. — Пусть не так быстро засветимся по телеку, но сможем записывать свою музыку, зато нас будет пятеро.

— Да, это жестоко по отношению к Джи, — соглашается Райт, водя указательным пальцем по виску. — Благодаря ей группа вышла на другой уровень.

— Угу, это по-свински, — поддерживает басиста Шем и тяжело вздыхает.

— Мужик, вам вообще предложили кинуть девушек, — хмыкает многозначительно Оззи и толкает меня в плечо. — Какого хрена ты молчишь? Давай, задвинь речь, интересно послушать.

— Мы могли бы поговорить с Рупертом, отцом Джи. Возможно, их группа согласится взять нас на разогрев, к примеру…

— Черт, да есть куча других вариантов…

— Не представляю, как отреагирует малышка Джи, это слишком дерьмово…

— Джи…

— Джи…

— Джи…

Башка так пульсирует… Еще немного — и пойдет пар из ушей. Я выдыхаю и резко поднимаюсь, шагая к дверям, и с силой хлопаю ими.

— Эванс, мать твою! — слышу вдогонку гневный голос Оззи, но сейчас мне плевать. Я хочу остаться наедине и спокойно подумать.

Кавасаки с ревом вылетает на трассу. В этой безумной стихии только я, байк, дорога и ветер. Мысли становятся прозрачными, адреналин полностью заполняет разум, проносясь по коже волной. Дома мелькают вперемешку с деревьями, машинами, прохожими…

В последнее время слишком многое изменилось: я, мои принципы, поступки, характер, поведение — абсолютно все. Из-за нее…

Никогда бы не подумал, что смогу настолько привязаться к человеку, думать о нем практически постоянно и проводить свободное время.

Мы вместе просыпались, завтракали и ехали в школу. Благодаря ей я там начал появляться, сдал экзамены. Это всё Джи… Она говорила, что прийти, посидеть и выслушать материал — ума много не надо, зато учителя увидят, что посещаешь занятия. Хотя ко мне всегда было особое отношение, но я все равно прислушался к ней. Она никогда не советовала глупых вещей.

Мы вместе писали песни. Джи постоянно кусала губы или кончик карандаша, над чем-то задумывалась и чесала забавно нос. Я знал её привычки.

Иногда она засыпала, сворачиваясь клубочком, пока я черкал табулатуры до раннего утра. Смотрел на ее умиротворенное лицо и писал. Тогда это получалось легко: строки сами лились из меня и складывались в тексты, в музыку.

Джи злилась, если я не спал целую ночь, засиживаясь на студии и записывая партии. Но я знал методы, как успокоить ее: достаточно только коснуться губами шеи, и она таяла, расслаблялась.

Я знал, что она любит и как. Каждый раз был с ней, словно первый. Она смущалась этого и говорила «я превратилась в извращенку, все из-за тебя, Эванс». Мы превращались в безумцев и заваливались после выступлений в какие-то темные каморки, потому что страсть сжигала изнутри, флюиды на сцене возбуждали и распаляли больше, а терпеть ни я, ни она не хотели. Может, это все гормоны или нечто большее.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

Поймет ли она…?

Нет. Джи никогда не простит меня. Никогда.

Джи

«Абонент вне зоны действия сети…» — повторяет в который раз бездушный робот. Вздыхаю и убираю бесполезную вещь в карман, чувствуя внутри нарастающее беспокойство. Его телефон выключен уже пару часов, за окнами давно темень. Парни сказали, что были на студии, и Син уехал еще днем.

— Ты веришь, что мы выпускаемся? — вырывает из мрачных мыслей радостное щебетание моей подруги.

— Не знаю… да, наверное, — невнятно отвечаю и выдавливаю из себя подобие улыбки.

— Прозвучало не очень уверено. Что с тобой? — Черри присаживается рядом и вопросительно оглядывает меня.

— Син… Он не отвечает, я переживаю. И парни какие-то странные…

— Разрядился телефон. Может, он на байке гоняет. Ты же знаешь, как он любит скорость, — пожимает плечами девушка, совсем не беспокоясь.

— Угу, может так и есть, — хмурюсь и смотрю в окно. — Наверное, я поеду домой.

— Ты же ночуешь у нас, — протягивает Черелин и качает отрицательно головой. — С ним все в порядке, Джи.