«Этот говнюк просто отобрал лэптоп, не спрашивая можно или нет… и прочитал», — мысленно вздыхаю, вспоминая тот эпизод.

— Да, читал.

— Ему понравилось?

Я задумчиво чешу нос, пока в голове проносятся его издевки по поводу разных фраз и описанных сцен, особенно постельных, и размыто отвечаю:

— Он сказал, что гордится мной.

— Замечательно, — улыбается Вест, кладя ногу на ногу. — Твоим читателям следует ожидать новых книг?

— Конечно, это целая серия, — отвечаю и злорадно думаю, как взбесится Оззи, потому что следующая о нем: языкастом бабнике, которого приручит стервочка-певица. Он как раз с ней мутит.

— А что касается поприща артистки, ожидаются какие-нибудь синглы или, может даже, альбом?

— Пусть это останется в секрете, — таинственно улыбаюсь, а Вест смеется и говорит:

— Что ж, рада была с тобой увидеться и пообщаться, Джи. Творческих успехов.

— Спасибо.

***

Я стою за кулисами и наблюдаю за Сином, как он двигается уверенно по сцене, держит в руках свой «пылающий» Гибсон. От него исходит невероятная энергетика, обжигающая, взрывоопасная. Его глубокий голос проносится волной желания по венам и телу, заставляя сердце учащенно биться.

Син, как первый глоток моего любимого зеленого чая: вроде бы дуешь, чтобы остыл, но все равно обжигаешь язык, чувствуя, как разливается тепло и хорошо становится внутри, уютно, мирно. И этот глоток несравним уже ни со вторым, ни с последующими глотками. Он, словно волшебник, знающий, какие струны задеть в моей душе и разбудить адский огонь.

— У нас есть для вас сюрприз. Я хочу пригласить на сцену одного человека… — вырывает из мечтаний его немного охрипший голос, и я сразу же хмурюсь. Просила ведь не делать глупостей.

— Поприветствуйте, Джи Браун, — объявляет мое имя Син, а я закатываю глаза. Что он уже задумал?

Ассистенты рядом со мной мельтешат, подправляют макияж и прическу, пока из зала доносится оглушительный свист и рев. Выхожу на сцену, под ослепительный свет прожекторов и софитов, встречая сапфировые глаза Сина, в которых пляшут озорные огоньки. Все парни широко улыбаются, Шем машет палочками в знак приветствия, а Оззи строит забавную рожицу, когда прохожу мимо него.

— Синджи! Синджи! Синджи! — заполняет помещение крик поклонников, и я не могу сдержать улыбки, которая все равно светится на моем лице.

— Что за представление ты устроил? — шиплю сердито на ухо, когда Син обвивает мою талию и целует в щеку, а фанаты сразу охают и ахают.

— Хочу спеть с тобой на одной сцене, — усмехается Эванс и кивает на толпу перед нами: — Все ждут, так что выбирай песню.

— Когда мы были молоды, — выдерживаю его тяжелый взгляд и отхожу. Я знаю, что он не любит ее, но сейчас почему-то именно эта песня рвется из меня, и те воспоминания, которые хочется выплеснуть. Хочу навсегда выбросить непонимание, разлуку, ошибки и горькое прошлое.

Вступают клавишные и затем Син, который смотрит на меня, не отрываясь:

— Все обожают то, что ты делаешь, от манеры общения до походки. Здесь все наблюдают за тобой, ведь ты ведёшь себя так непринуждённо. Ты словно сон наяву, но если случайно ты тут одна, можно тебя на минутку, прежде чем я уйду? Ведь я весь вечер провел один, надеясь, что ты та, кого я когда-то знал. (Слова из песни «When We Were Young» певицы Adele)

Я плавно двигаюсь к нему, всматриваясь в сверкающие глаза и умирая от проникновенного голоса:

— Ты словно из кино. Твой голос льётся словно песня. О Боже, мне это напоминает времена, когда мы были молодыми.

Я улыбаюсь, наслаждаясь этим мгновением, музыкой, поднятым рукам фанатов. Снова ощущаю свободу… Возвращаюсь на сцену «Yardbird Suite» в Эдмонтоне, когда мы так же вместе зажигали тот чертов бар. Вместе, как и сейчас, на одной сцене.

— Давай я тебя сфотографирую при этом свете, на случай, если это последний раз, когда мы, возможно, точно такие же, как были раньше, прежде чем мы осознали, как нам грустно, что стареем, и потеряли из-за этого покой. Это было, как в кино, это было словно песня.

Подхожу ближе к нему, провожу рукой по плечу, вкладывая все эмоции в голос. Они должны остаться здесь навсегда, чтобы не мешать нам…

— Я так боялась посмотреть своим страхам в глаза, ведь мне никто не сказал, что ты будешь здесь. Могу поклясться, что ты уехал заграницу — ведь именно это ты сказал, когда бросил меня.

Син опускает глаза, играя на гитаре, а я оглядываю зал. Они не знают… Они не представляют, сколько пришлось пережить за это время. Когда мы были молоды…

— Меня тяжело вернуть. Всё уносит меня назад в то время, когда ты был рядом, в то время, когда ты был рядом. И частичка меня продолжает держаться на случай, если чувства не прошли. Пожалуй, я всё ещё люблю. Любишь ли ты?

Я прикрываю глаза, сжимая веки так, что пляшут белые точки. Только бы не расплакаться, ведь наши голоса сливаются в унисон:

— Давай я тебя сфотографирую при этом свете, на случай, если это последний раз, когда мы, возможно, точно такие же, как были раньше, прежде чем мы осознали, как нам грустно, что стареем, и потеряли из-за этого покой. Меня так бесит то, что я старею, заставляя действовать безрассудно. Это было, как в кино, это было словно песня, когда мы были молоды.

Мы купаемся в аплодисментах и овациях. Тяжело выдыхаю, пока фанаты кричат «Синджи! Синджи! Синджи!». Вот и все… Старая часть меня осталась на этой сцене, как и то время без него.

Син вытирает незаметно скатившуюся слезу (надеюсь, кроме него никто не увидел моих эмоций), и шепчет, целуя легко в губы:

— И я люблю тебя, Джи.

Сколько бы не пыталась задушить чувства к нему, терпела каждый раз поражение. Нет, наша любовь, как вечный огонь, который никогда не погаснет.

Эпилог

От твоих нежных прикосновений тело словно немеет от неги, и я еле могу дышать. Ты никогда не узнаешь, что ты сделала со мной. Я опасен для тебя. (Я опасна для тебя).

In This Moment «The Promise» (feat. Adrian Patrick of Otherwise)

Джи

Когда я вспоминаю события, произошедшие за последние годы — сразу становится дурно, и хочется взять бутылку хорошего выдержанного вина… или даже виски. Включить незатейливый расслабляющий мотивчик и наблюдать за лазурным океаном. Жизнь все-таки непредсказуемая штука, а ее повороты — еще больше.

Я обвожу лица родных людей, которые шутят, смеются, и сердце щемит от переполняющих чувств.

Мне уже двадцать три, и я праздную этот день рождения в кругу самых близких в Эдмонтоне. Одинокая, забитая девчонка, превратилась в уверенную девушку, которую любят, слушают, читают миллионы. Оглядываясь назад, никогда бы не подумала, что все так обернется. Нет, даже не верится, что моя жизнь будет настолько яркой, благодаря одному человеку — Сину Эвансу.

— Боже, чем от тебя снова так прет? — слышу гневный голос Черелин, и скрываю улыбку, попивая из бутылки пиво.

— Это андростенон, детка, — отвечает соблазнительным голосом Тинки, а я чуть ли не давлюсь. Скорее, снова какие-то вонючие химикаты.

— Что? Какой еще андростенон? Тебя будто обгадила стая скунсов, Чемптон, — повышает голос брюнетка, зажимая пальцами нос. — Боже, за что меня судьба свела с тобой?

— За все хорошее, крошка, — хмыкает важно друг.

— Скорее, наоборот.

Да уж, вот еще одна сладкая парочка, сформировавшаяся не так давно. Как оказалось, Тинки и Черелин никогда не прекращали общение. Когда Чемптона пригласили на важную конференцию в Нью-Йорк, у них завязался бурный романчик, после удачной «встречи».

Меня обнимает сзади Син и целует в шею, также поглядывая на ругающихся голубков.

— Как думаешь, они не поубивают друг друга? — тихо бормочу, слушая доносящие фразы про дезинфекцию гардероба Тинки или вообще полное уничтожение его «провонявшейся одежды».