– Кошмарной. Временами мне было стыдно, что ты моя сестра. Ты сделала больно нам, Эйдану и кто знает кому ещё. Я боюсь рассказывать не потому, что опасаюсь за твою совесть, а потому что не хочу, чтобы ты не дай бог вспомнила и стала прежней.

– Ясно, – мне оставалось только тяжело вздохнуть, слишком наседать с вопросами было чревато.

Оказывается, копии могут иметь внешнее сходство, но совершенно отличаться содержимым. Хотя, может обстоятельства вынудили её так себя вести, может, и я способна в определенных условиях стать дрянью? Любопытство, желание узнать, что же именно случилось в жизни моего двойника, просто поедало меня изнутри жгучей жаждой. Это было настолько запретно, что от него невозможно было оторваться, оно манило своими секретами. Мне хотелось узнать, какой же неправильный выбор сделала девушка, как капля воды похожая на меня. А ещё я поставила саму себя перед фактом – мне нужно во что бы то ни стало попасть в Европу, а чтобы это сделать, мне необходимо снова сблизиться с Эйданом Прайсом, либо с кем-то подобным ему.

«– Кира, мало времени»

– Да. Думаешь, легко дождаться пока все уснут? – пробормотала я, накрывшись с головой, подсматривая в маленькую щёлочку за слабой полоской света под дверью. – Нанит, я общаюсь с мамой, это такой кайф! Спасибо тебе огромное, за твою безумно-гениальную затею, – и я вкратце излагаю ему сложившуюся ситуацию.

«– Эта идея игры с богатенькими парнями мне совсем-совсем не нравится, Кира. Подумай, Маркус не одобрил бы такой одержимости, даже если ты делаешь это ради него, а вернее, чтобы увидеть его копию. Разве ты умеешь притворяться влюбленной? Это чудовищно сложно!»

– Сложнее, чем шастать между мирами? Я признаю, что неправильно играть чужими чувствами, но может, мне удастся добиться результата просто по дружбе. Другого выхода я пока не вижу, кроме как прикидываться контуженой. Я пришла сюда, чтобы убедиться в существовании второго Маркуса, значит, я должна попасть в Европу.

«– Кира, мне жаль, но второго такого Маркуса, который тебя любил здесь – там уже нет», – осторожно, с мягкой грустью заметил мне мой друг, перевернувший ради меня все законы мироздания.

– Знаю милый, только в душе всё равно шепчет «а вдруг». Ты ведь всё равно пока не знаешь, как вытащить меня обратно, поэтому я тут немного порискую. Нанит, мама такая же! Точь-в-точь! Даже сердце щемит! – взбудоражено шепчу я ему, – И у меня есть брат. Так жаль, что у меня его не было там. Хотя, он ведь тоже мог погибнуть в тот день. Я скучаю по тебе Грэг. До связи через двенадцать часов, если конечно же будет такая возможность. И не комментируй мне в ухо, когда я буду с кем-то разговаривать, это жутко отвлекает, мне всё время кажется, что тебя слышат и остальные.

Утром, выглянув, зевая в окно, я тут же резко отшатнулась, сообразив уже после, что такого я там увидела. Целую толпу репортёров под дверью нашего дома! Проснулась мгновенно!

– Что это там такое твориться скажите на милость? – влетев в комнату, я прервала шушуканье отца и Эрика. Мама с кем-то взволнованно разговаривала по телефону в соседней комнате.

– Журналисты как-то пронюхали, что ты вернулась, и что вчера ты находилась в больнице вместе с Эйданом. Для папарацци это очередная сенсация, – удрученно проговорил отец, прикрывая жалюзи. – Они дали нам слишком мало времени.

– Нужно просто послать их к чёртовой бабушке! Есть же права о конфиденциальности и частной приватности. Они же не могут напасть на нас как бешеные животные, в конце концов? – но почему-то такое у меня и сложилось впечатление, когда я увидела всю эту свору за окном.

– Вся хренотень заключается в том, что в недавнем прошлом ты заключила с ними договор. Журналисты подробно освещали твой бракоразводный процесс во всех ракурсах и со всеми подробностями на всю страну, тиражируя тебя во всех СМИ, а ты за это обязана предоставлять им самую полную и свежую информацию о себе, – наконец выдавил Эрик, покосившись на мать. – Они так просто не свалят.

– То есть я обязана выйти к ним и отчитаться?

– Не обязательно, – подала голос мама, положив трубку. – Эйдан говорит, что можно использовать медицинский диагноз, для расторжения договора.

Упоминание об Эйдане, то, что он осведомлён происходящим, вызывает во мне странное волнение, в животе сразу всё сжимается и поднимается вверх. Я начинаю себя не узнавать, и меня это пугает.

– Признать меня невменяемой и этой же невменяемостью прикрыть весь нелицеприятный судебный процесс, о котором я ничегошеньки не помню? – возмущённо смотрю на маму, но злюсь больше на свои непонятные ощущение. – Нет уж, будем выходить из ситуации иначе, я не хочу, чтобы все узнали о моём провале в памяти!

Даже не знаю, откуда у меня взялось столько твёрдости в свете последних событий. И хотя я не очень люблю публичные мероприятия, особенно если на них приходиться ещё и толкать речи, сейчас я была полностью уверенна, что мне нужно выйти к этим натасканным ищейкам и с самым милым видом что-то красиво соврать в микрофон.

– Кира ты не обязана этого делать, ты не готова. Ты, в конце концов, нездорова!

– Мама, позволь мне самой принимать решения, я потеряла память, а не разум, – «хотя мозгами я наверное повредилась тоже», но это я уже подумала мысленно, дергая на себя ручку двери.

Как же тонка грань в этой игре, на которую я сама себя обрекла. А может, именно обман и стал первопричиной необратимого изменения личности моего двойника?

– Кира, каковы дальнейшие намерения? Ты будешь подавать повторный иск против Прайса? Ты в курсе, что региональные резервации готовы поддержать борьбу с корпорациями? Когда ты выступишь с призывами к забастовкам? Это правда, что вчера ты находилась в больнице вместе со своим бывшим мужем? Это было очередное нападение с его стороны? – на меня наперебой градом посыпались вопросы один за другим, перекрикивающие друг друга голоса, цепкие взгляды, мгновенно обратившиеся на меня. Я снова почувствовала уже знакомую дурноту, понимая, что деваться мне некуда. На меня навели камеры, подсунув к моему лицу с десяток микрофонов.

– Послушайте люди, не знаю как вы, но я тоже человек, и я представьте себе, могу позволить себе немного приболеть. Бывает, знаете ли. Мой бывший муж, как оказалось, тоже не лишен человеческих качеств, за что я ему искренне благодарна. Вчера, во время разговора с Эйданом Прайсом я почувствовала себя нехорошо, и Эйдан участливо сопроводил меня к доктору, с какими намерениями не знаю, он не делился со мной своими мыслями. Сейчас не идёт речь о каких-то повторных исках или о каких-то сомнительных призывах. Единственное к чему я в данный момент склоняюсь – это как можно больше времени проводить со своими родными. В жизни каждого человека наступает время переоценки ценностей, главное не пропустить этот момент. Я через такой момент уже прошла, и мои приоритеты теперь далеки от революционной демагогии, политики, денег или власти. Они простые мои ценности, но именно они даются всего лишь раз в жизни.

– Кира, ваш бывший муж всё-таки купил ваше молчание? Ваша болезнь смертельна?

– Смертельно, знаете ли, торопиться во время еды, можно подавиться и не прокашляться. Я не стану спорить, что у каждого есть своя цена, увы, таков уж наш беспощадный век, но того, ради чего я могла бы себя продать – империя Прайса мне предоставить не сможет, так что Эйдан к моему заявлению абсолютно никакого отношения не имеет.

– Кира, почему ваше отношение к корпорациям резко приняло такой лояльный характер? А как же люди, поверившие, что вы можете повлиять на ситуацию с монополистами? Организация «Без компромиссов» имеет к вам непосредственное отношение?

Вопросы становились один другого нелепее, и пошатнувшись от дурноты я стала искать точку опоры.

– О корпорациях мы поговорим с вами в другой раз, пока ваша ненасытность жареными фактами меня окончательно не доконала. Вам ребята лучше разойтись, в ближайшее время я никаких комментариев давать не буду.

Я почувствовала, насколько ещё слаба, как только закрыла за собой дверь, тихонечко сползая по стеночке на пол.