Мне не хочется выносить урок нравоучений от неё, какой бы хорошей подругой та ни была.

— Ладно, но обещай, что позвонишь, если что-то случится!

— Да, — соглашаюсь я, но отчётливо чувствую, что вру самой же себе.

— До завтра!

— Пока.

Положив трубку, вдруг ощущаю, что болит не только голова, но и душа. Я бы ни при каких обстоятельствах не стала бы звонить Роуз, чтобы давать новый материал для сплетен.

«Завтра первый день, когда выйду на работу. Между тем наше общение с Майклом уже практически заходит в тупик. Мы не говорим ни о случившемся между нами. Ни о поцелуе, от которого меня до сих пор воротит. Ни даже о том, как в нас, помнится, недавно стреляли, перепугав меня тем самым до чёртиков. Ни о том, что на море за нами следили папарацци, а мы как две голубка были на ладони. Ни о втором поцелуи, от которого, со временем стало тоже, воротить. Мы не разговариваем ни о чём, кроме работы. Он лишь иногда поощряет меня, выдавая что-то более длинное, чем фразы «согласен», «менять не буду», «ты не права» и так далее. И меня напрягает это», — размышляя подобным образом, я начинаю готовиться ко сну.

Поспать выходит плохо, отчего на утро никак не удаётся собраться с мыслями. Всё буквально валится из рук, словно мне предстоит выступать перед всем миром с объяснениями, что между нами с Майклом ничего и быть не может. «Впрочем, кто поверит в такое опровержение фактов, когда наше фото, которое кто-то сделал на том берегу, до сих пор расползается по всему интернету, как опухоль? Кажется, ответ очевиден не только для меня, но и для всех», — отрезвляет меня мысль, что помогает немного сосредоточиться.

Собрав последние силы в кулак, и нацепив на себя самый строгий костюм, я беру с собой вещи и выдвигаюсь в офис.

В издательстве я появляюсь первая, а поэтому, вздохнув от облегчения из-за того, что мне не требуется скрываться от назойливых лиц, немного успокаиваюсь. Мой стол оказывается покрыт небольшим слоем пыли. Сдув её, принимаюсь раскладывать вещи. Невзирая на то, что мной занимается пост главного редактора, я не чувствую на своих плечах всей ответственности, какую обычно ощущают в таком положении. Моя помощница Алиса, которая с недавних пор работает под моим крылом, пытается хоть как-то разбирать всё, что мне приходится утверждать в печать. Главная головная боль для меня — это новая книга Майкла, которая по срокам должна быть напечатана через полтора месяца. Не сказать, что наша работа идёт быстро, но она и не замедляется. «Если бы Ким был более разговорчив и хоть немного старался помочь мне в редактировании, то было бы легче», — с лёгким раздражением решаю я.

Его надменность вызывает у меня неприязнь к нему, как к личности. Даже несмотря на то, что между нами что-то и проскользнуло. Как мне кажется, такое ни в коем случае не должно менять моё мнение о нём. «Я пару дней думала о том дне и нашем поцелуе. Как и о том, что в тот момент творилось в голове Майкла. С чего вдруг у него появилось такое желание? Я была уверена, что наша неприязнь взаимна, однако теперь получается, что нет?» — гадаю про себя, временно отрываясь от работы.

Мотнув головой, чтобы отогнать подобные мысли, краем глаза вижу фигуру, появившуюся напротив. Это Майкл. «Лёгок на помине», — мысленно фыркаю я. Мужчина останавливается в дверях, не двигаясь, как восковая фигура, и облокотившись на находящийся рядом стол. Как всегда, одет с иголочки. Взглянув на него, замечаю, что раны на его лице зажили. Сам же он явно чего-то ждёт.

— Доброе утро, — бормочу я.

— Ты опоздала.

— Что, прости?!

— Мы договаривались на восемь утра.

— Когда?

— Оливия, ты дура или прикидываешься? — Его голос становится грубым.

— Во-первых, смени тон…

— А во-вторых, — оборвав меня на полуслове, Ким складывает руки на груди, — я не люблю, когда опаздывают. И не тебе мне указывать, как с тобой разговаривать.

— Видимо, ты меня не понял!

Моё сердце колотится ещё сильнее. «Ярость, вот что на самом деле неуправляемо в людях. Адреналин начинает зашкаливать, и ты вспыхиваешь, как сухая ветка», — мелькает мимолётная мысль, и я чувствую, как моя ярость возрастает с каждой секундой. Майкл же, чёрт возьми, даже не извиняется за то, что ведёт себя в данный момент, как тварь. Вместо этого он издевательским голосом произносит:

— Видимо, ты слишком глупа, чтобы работать со мной.

— Я скажу тебе больше, — говорю в ответ и, выйдя из-за стола, подхожу к нему вплотную и продолжаю: — Навряд ли найдётся ещё хоть один художественный редактор, который захочет работать с таким мудаком, как ты.

В его глазах отражается насмешка, что подталкивает меня высказать всё накопившееся.

— Твоё надменное отношение ко всем вокруг лишь доказывает твоё ничтожество, — сообщаю я. — Это подтверждается тем, что от тебя ушла жена, поскольку не смогла больше терпеть такого тирана, как ты!

Как только последняя фраза срывается у меня с губ, то взгляд мужчины вмиг изменяется. Он становится холодным и даже злым. Я же, несмотря на это, дополняю:

— Всё доказывает ещё и то, что ты держишься за свои книги, будто бы это частицы твоей души. Уж не знаю, откуда ты берёшь описанные в них истории, но, по всей видимости, ты и в самом деле без них ничто.

Между нами повисает напряжённое молчание. Я смотрю на Майкла, а он на меня. Его лицо напоминает восковую маску, и заняло бы отличное место в музее современного искусства. На нём не двигается ни один мускул. Пожалуй, если бы не его размеренное дыхание, то запросто могло показаться, что он неживой.

— Я с лёгкостью могу отказаться от твоих услуг, — отвечает он мне. — Твоя работа ничего не привнесёт в мою книгу. Так же, как и ты ничего не привнесла в мою жизнь.

— Тебя заботит только твоя репутация, и ничего кроме!

— У маленькой овечки заработали мозги?

Ким выпрямляется в полный рост, возвышаясь надо мной, как монстр из детских сказок. Только вот монстров я не боюсь, потому что давно уже выросла.

— А волк настолько удивлён, что растерял всё своё самообладание?

Тут он резким движением хватает меня за запястье и с силой его сжимает. Руку вмиг пронзает тупая боль, от которой я даже морщусь.

— Отпусти немедленно, скотина! — цежу сквозь зубы.

— Непослушную овцу съедает волк, а послушную человек, — оповещает Майкл, всё сильнее сжимая пальцы.

— Но как бы овца не зазвездилась, надев волчью шкуру, она всё равно останется лишь блеющей овцой.

На его лице появляется лучезарная улыбка.

— У тебя, как я вижу, достаточный словарный запас на тему овец и волков? — со смехом роняет мужчина.

Я молчу. Майкл начинает ослаблять хватку, отчего запястье тут же перестаёт пульсировать.

— Отпусти руку, — приказываю я ему.

— Как скажешь, котёнок, — говорит Майкл и, поднеся мою ладонь к губам, целует её.

Я замираю на месте, не совсем понимая, к чему данный жест. Пара мгновений — и до меня постепенно начинает доходить, что позади нас стоят две сотрудницы, которые пялятся так, словно мы какие-то звёзды. «Твою ж мать!» — чертыхаюсь про себя, закатывая глаза.

— Жду в кабинете Барри Уокера, — бросает мне Ким, после чего подмигивает и удаляется прочь.

Проводив его взглядом, я медленно осознаю, что он только что подтвердил и без того ходившие по офису ложные слухи о нашем романе. «Если бы не эти курицы, что шепчутся сейчас между собой, занимая рабочие места, я бы за себя не ручалась», — посещает меня понимание, полное бессильной ярости. Впрочем, мне требуется хранить самообладание, а потому я, улыбнувшись коллегам, сажусь к себе за рабочий стол и прячусь за монитором компьютера. «Твою ж мать, Майкл! В какую игру ты затеял играть?» — задаюсь вопросом, тщетно пытаясь сосредоточиться на делах.

До Олливии всегда доходит, как до горы. Безусловно, она хороша в редактировании книг, но совершенно не умеет выжимать из ситуации по максимуму. Её потерянный взгляд на поцелуй руки доставляет мне удовольствие, а острый язык непременно может ещё пригодиться.