— Почему? — перебила девочка, возмущенно надув пухлые губки.

— Таковы законы Болот, — в легкой улыбке служанки спелись нежность и грусть. — По-настоящему, искренне и горячо ведьмы умеют любить лишь собственных детей. К мужчинам они не испытывают истинных чувств, но жаждут быть любимыми, завидуя человеческим женщинам. И если однажды ведьма возжелает какого-либо мужчину в свои мужья и отцы своего будущего чада, то никто не посмеет встать на её пути. Если отнять у ведьмы желаемое, то обидчик, а то и целое селение лишатся поддержки её сестер и окажутся беззащитны перед голодом духов, дремлющих в глубине болот.

— И Сэйра потребовала сердце Акке себе?

Служанка отрицательно качнула головой и опустила взгляд на руки.

— Сэйра завидовала той любви, которая горела в глазах Акке, когда он находился рядом с её сестрой. Даже под самыми сильными чарами юноша никогда бы так не посмотрел на ведьму. Она знала это, поэтому вознамерилась добиться его любви иным способом. Пользуясь своим сходством с сестрой, Сэйра попыталась занять её место. Однажды под покровом ночи она пришла к юноше в дом, чтобы возлечь на его ложе, но Акке распознал обман и выставил девушку за дверь. Ведьма обозлилась и в ответ на подобное оскорбление решила лишить юношу его любви и выжить Йорун с болот. Она искусно сеяла ложь среди Ксаафанийцев, пыталась оклеветать сестру и избавиться от неё людскими руками. Но Йорун дала отпор.

— Что она сделала? — с придыханием спросила девочка.

— Продемонстрировала Болотам силу своего духа. Помни, милая: Ксаафания это нечто большее, чем скопление топких островов, затянутых зловонной тиной, какой её представляют во всем Дархэльме, это живая земля не похожая ни на что в Гехейне. Она подобна божеству, которое может наказать порочную душу или восстановить справедливость, заступившись за невиновного. И именно в поисках справедливости Йорун, облачившись в белоснежной льняное одеяние, сотканное из погребального савана, отправилась к сердцу Болот, в Курт-Орм. Там в водах черного озера люди испытывали свою душу. И всё что требовалось для испытания, это пройти через воду и остаться живым — Курт-Орм никогда не тронет невиновного, а те чья душа запятнана тьмой сгинут и их тела однажды прибьются к суше.

Йорун смело шагнула на живую землю острова. Его склизкие цепкие лапы овивали её ноги и руки, обжигали бледную кожу, проверяя волю девушки на прочность, но она не сломилась. Болота разворошили её душу и не обнаружив в ней лжи, выпустили несчастную на берег. С того самого дня в Ксаафании никто не смел усомниться в чистоте и честности Йорун. Уважение односельчан возросло и даже некоторые ведьмы, наблюдающие за сестрами, проявили к девушке почтение.

Служанка ненадолго прервалась, прильнув губами к стакану с водой. Она пила медленно, смакуя каждый безвкусный глоток, будто намеренно оттягивая конец истории.

— И что случилось потом? — поторопила девочка, взволнованно сминая край одеяла. — Йорун вышла замуж за Акке?

— Нет, — покачала головой служанка. — Ведьмы так просто не уступают.

Женщина сделала глубокий вдох и продолжила:

— Сэйра пришла в ярость от поступка сестры, распалившего любовь Акке пуще прежнего. В отместку за подобную дерзость, за нежелание Йорун отступить, ведьма обратилась к своей Силе и наложила на девушку проклятье — отныне и вовек прикосновения Акке обжигали кожу Йорун подобно раскаленной стали. Влюблённые могли находиться рядом, но невозможность касаться друг друга разделила их словно пропасть. Юноша пришёл к порогу Сэйры, на коленях молил её о милосердии для любимой, но ведьма отказала и выставила его прочь, как однажды он выставил её.

Акке была невыносима сама мысль о боли, которую он может причинить возлюбленной. В своём отчаянии юноша проклинал Болота и духов за то, что те не сумели защитить его возлюбленную. Однажды своими едкими словами, брошенными в гневе, он оскорбил Шаклу. Древнейший из Ксаафанийских духов не простил подобной дерзости, и когда Акке ступил тонкий мостик, дух схватил его за ноги и потащил на илистое дно. Йорун, оказавшаяся рядом, пыталась спасти любимого, но его пальцы, овившие её запястье, буквально прожигали кожу до кости. Сама того не желая, не в силах противиться боли, Йорун выпустила руку любимого и Шакла утянул юношу в тёмную воду.

— Он умер? — ахнула девочка, но в её голосе не прозвучало страха.

— Умер, — с грустью подтвердила служанка и пригладила рыжие девичьи кудри. — Но его душа стала одним из болотных огней и теперь оберегает путников в ночи.

— А как же Йорун?

— Йорун страдала от потери возлюбленного, винила себя в его гибели и каждым днём жизнь на болотах становилась для неё всё невыносимее. Поэтому однажды она собрала свои скромные пожитки и покинула Ксаафанию. Когда её ноги коснулись сухой и твёрдой земли Дархэльма, Йорун в последний раз обернулась к болотам и увидела Сэйру. Бледная, тонкая будто призрак сестра взирала на неё с тоской. Сожаление и боль так яростно терзали душу ведьмы, что она уступила их силе и обратилась в ветер.

Служанка замолчала и комнату окутала тишина.

— Грустная сказка.

Женщина едва заметно вздрогнула и обернулась к двери. Там, прислонившись спиной к стене, стоял мальчик. Тусклый свет Слезы Эрии выхватил из темноты его красивое личико, перечерченное глубокими шрамами от волчьих когтей.

— И не правдоподобная, — сухо добавил он.

Служанка снисходительно улыбнулась.

— Все сказки Гехейна пишутся по чьим-то судьбам, мой дорогой.

— Где ты, девочка? — зловещий шёпот следовал по пятам, звенел льдом на сияющих призрачным светом зеркалах и обманчивой нежностью касался затылка, вызывая мелкие колкие мурашки.

Тьма, заполнившая тесные коридоры лабиринта, норовила приковать меня к месту. Её липкие щупальца оплетали лодыжки, обжигали холодом кожу и тянули вниз в копошащийся у ног черный туман. Лишь дикий страх придавал мне сил и гнал вперёд, но стоило вырваться из крепких пут, тьма лопалась с липким хрустом и тут же цеплялась вновь.

— Где ты?

Приглушенное эхо чужого зова обогнало меня на пути, взмыло к куполу, сомкнувшемуся над головой непроницаемой чернотой, и раскололось о него на десятки голосов, которые вторили друг другу хриплым басом, ласковой певучестью и старческим скрипом. Они были повсюду. Казалось, я даже могла ощутить их прикосновение: ступни увязали в шепоте, волосы цеплялись за колючую хрипотцу, а приторная нежность резала кожу.

Внезапно узкий коридор вильнул в сторону, будто оживший исполинский змей. Пол резко накренился, и в попытке устоять на ногах я уперлась руками в ближайшее зеркало. По спине пробежал неприятный холодок — ладони оказались лишены повязок. Морозные иголки впились в обнажённые шрамы, пригвоздив меня к месту.

Медленно, едва не задыхаясь от страха, я подняла голову. И вместо собственного отражения встретилась взглядом с Призраком.

Шинда.

Болезненно-худой с мертвенно-бледной кожей, он напоминал давно закостеневший скелет — ни одни мускул не дрогнул на его лице, не приподнялась от дыхания грудь, не сомкнулись, даже на мгновение, веки. Разноцветные глаза вперились в мое лицо, но в них не было ни радости от пойманной добычи, ни удивления. Лишь на краткий миг на серебряной поверхности зеркала вспыхнул чужой хищный оскал, затуманив безжизненное остроносое лицо. Я испуганно отпрянула, но холодная гладь все еще держала мои руки.

Призрак молчал.

Я смотрела на него в ответ и постепенно ко мне пришло понимание: я больше не боюсь его, как прежде. После ужасающих событий в Эллоре шинда перестали быть для меня эфемерными чудищами из старых сказок — я на собственной шее ощутила их реальность. И теперь знала: они созданы из плоти и крови, а значит мой Призрак, как и его собратья, — смертен.

В груди затеплился крохотный огонёк надежды — у меня ещё был шанс на спасение. Жалкий, но всё же шанс.

Конечно, будет ложью, если я скажу, что перестала испытывать страх в его присутствии. Я всё еще боялась. Но ноги больше не подкашивались от неожиданно накатившей слабости, глаза не застилала черная пелена, а сердце не прекращало своего бега и яростно билось о рёбра.