Неожиданно существо выпустило зверя. Я прижала тамиру к груди и, уткнувшись носом в мокрую, пропахшую болотной гнилью, шерсть, залилась слезами — друг был жив. Сердце рыжего кота спокойно билось в груди, — ужасы происходящего не достигли его разума, — тело не изнывало от физической боли, значит не пострадало от рук Матса, и лишь душа зверя, как и прежде, оставалась заперта в клетке, сотканной Бездонным.

— Будь ты проклята! — ядовито выплюнул Матс.

Он стоял у кромки воды. Грудь тяжело вздымалась, рубаха, покрытая алыми пятнами, была разодрана, словно мужчина с трудом отбился от атаки дикого зверя, а правая сторона лица залита кровью, сочащейся из раны на лбу. Матс размашисто замахнулся. Я не успела осознать происходящее, не успела ни испугаться, ни вскрикнуть, ни отскочить в сторону, лишь недоуменно ахнула, заметив блеск серебра в воздухе. Но существо из глубин отреагировало куда быстрее: в мгновение ока из воды вырвались щупальца, окатив меня черной волной и отгородив от мужчины живой стеной. Топорик, нацеленный в мою голову, врезался в плоть существа — из рубленной раны брызнула зеленая мутная кровь. Земля загудела. Щупальца одно за другим нырнули обратно в воду, и я увидела бледное, испуганное лицо Матса.

Болотная муть у его ног забурлила, из неё вырвалось очередное щупальце, но от гибели мужчину спас Эд.

— Ты что натворил? — заорал он, вытянув друга на безопасную сушу.

Шарф больше не скрывал лицо мужчины: разбитый нос и губы кровоточили, язык заплетался и Эд заметно шепелявил из-за отсутствия нескольких зубов.

— К Шакле её, сваливаем!

Эд толкнул Матса в грудь, и мужчины побежали прочь от разъяренного существа, пытавшегося дотянуться до них из воды, и огня, кусавшего за пятки, словно дикая гончая.

Шеонна!

Мир вокруг вспыхнул в одно мгновение: пламя объяло редкие деревья и колючие кустарники, жалобно затрещали сухие ветви, серые лапы густого дыма потянулись к воде, застывшей в обманчивом спокойствии — болотный обитатель затаился, боясь касаться щупальцами удушающих облаков.

Заткнув нос мокрым рукавом, я поспешно выбралась на берег и огляделась.

Шеонна сидела в самом сердце огненной бури, низко склонившись над распростёртым на земле телом. Моё сердце ухнуло в пятки.

— Шейн!

Я упала на колени рядом с другом. Силы стремительно покинули меня, их не осталось ни на слёзы, ни на борьбу. Душу словно вышибло из уставшего, измученного страхами, тела и я могла лишь наблюдать за друзьями со стороны.

Шейн был жив.

Пока жив.

Он глубоко дышал, отчаянно боролся с накатывающей сонливостью, не позволяя себе сомкнуть глаз, бегал взглядом по заплаканному лицу сестры и безуспешно ее окликал:

— Шеонна, успокойся, прошу, — умолял друг, но предсмертный треск деревьев заглушал его хриплый шепот. — Ты нас убьешь.

Но Шеонна не реагировала. Дрожащими пальцами она зажимала рану на боку брата, ее пальцы блестели от крови, а меж пальцев торчало оперение стрелы.

— Алесса, — Шейн бросил на меня мутный умоляющий взгляд, — успокой её.

Огонь подбирался всё ближе. Густой дым щипал глаза, вытягивал остатки воздуха из легких. Пламя уже не обходило Шеонну стороной, как прежде, и было готово сожрать свою освободительницу вместе с Болотом.

— Шеонна!

Я схватила подругу за плечи, но она раздраженно извернулась, сбросив мои руки, и сильнее надавила на рану Шейна. Друг застонал от боли. Шеонна виновато пискнула и голодное пламя, подкормленное страхом, еще выше взвилось над деревьями.

Успокой её…

Неужели возможно успокоить того на чьих руках умирает родной человек?

Я зашлась в тяжелом кашле и беспомощно заметалась взглядом по сторонам. Можно было попытаться оглушить Шеонну, как когда-то Эспер успокаивал голодную стихию, лишая меня сознания. Но что я буду делать, когда останусь одна? Как спасу хоть кого-то друзей? Я не справлюсь… А что, если не рассчитаю силу удара?

Мучительный крик был готов сорваться с моих губ, но вдруг я заметила свой браслет — он лежал в траве у дороги и ловил на себе отблески приближающегося пламени.

Огненные языки недовольно лизнули мои пальцы, когда я схватила серебряную цепочку, но я только тихо пискнула от боли и не разжала кулак. Вернувшись к Шеонне, я спешно намотала браслет на её запястье и крепко прижала бирюзовые кристаллы к коже. Шейн накрыл мою руку дрожащей, липкой от крови, ладонью.

Чары, заключённые в Слезах Эрии, пробудились.

Под нашими руками зарделся теплый свет. Он слабо кольнул пальцы и подобно скарабею вгрызся в запястье Шеонны, заполз под кожу, ядом растекся по венам, озарив их изнутри. Подруга заскрипела зубами, сдерживая рвущийся на свободу крик. От напряжения на её висках вздулись вены, а на лбу выступила крупная испарина.

Огонь ринулся к отступлению, оставляя после себя лишь обугленную землю и почерневшие, дымящие кости деревьев.

Кристаллы нагрелись так сильно, что больше не оставалось сил их держать. Я опустила руки и сокрушенно ахнула: несколько Слёз раскололись, серебряная цепочка оплавилась, оставив на запястье подруги извилистые тонкие ожоги, в которых стремительно остывал метал — его извлечение будет болезненным. Но Шеонна не замечала своих новых ран. Её не волновали ни ожоги, ни разбитая губа, ни подбитый глаз — по ним я могла лишь догадываться о борьбе, которая развернулась на суше, пока я вымаливала Эспера у Болот, — она готова была стерпеть все что угодно, если это могло спасти Шейна.

— Нам нужна помощь, — сдавленно прошептала Шеонна.

— Я… Я позову!

Подхватив Эспера на руки, я решительно вскочила на ноги и помчалась по тропинке — метки на ветвях истлели в огне и мне оставалось лишь надеяться, что я правильно запомнила направление до того, как всё началось. Вскоре черная обугленная роща сменилась нетронутой зеленью, над головой зашелестела густая листва и ветер запутался в алых лентах.

Путь оказался верным.

Но как далеко оставалось до Даг-Шедона?

Игнорируя режущую боль в легких, я неслась со всех ног, но не видела ничего кроме деревьев — заросли медленно сгущались, дорогу впереди затягивала серая мгла, а пылающая в душе надежда медленно уступала место отчаянию. Пейзаж оставался до боли однообразным и диким, ничего не намекало даже на редкое появление людей в этих местах. Но внезапно я услышала голоса. Сердце радостно подпрыгнуло, но тут же в страхе ухнуло вниз: рваные клочья тумана выпустили на дорогу группу крепких мужчин, вооружённых всем, что попалось под руку от старых вёсел до кривых вил и даже пары луков.

Я резко затормозила и замерла, прижав Эспера к груди так сильно, словно могла спрятать его от чужих глаз в собственной грудной клетке.

Быть может это очередные друзья Эда?

Мужчины тоже остановились, явно не ожидая моего появления, удивленно зашептались и окликнули кого-то из толпы. Высокий крепкий бородач отошел в сторону, пропуская вперёд низкорослую старуху. Опираясь на изогнутую палку, почти вполовину выше её, женщина поспешила ко мне.

Она возбужденно лепетала, о чем-то спрашивала и легонько трясла меня за плечи, но ветер подхватывал её слова и проносил от моих ушей. Я ошарашенно смотрела в полные беспокойства карие глаза.

Неужели я справилась?

Вновь вспыхнувшая надежда подтолкнула слезы к моим глазам.

— Помогите, — только и смогла выдавить я.

Слёзы высохли на щеках Шеонны, оставив в напоминание о себе налитые кровью глаза и опухшие веки, хотя последнее было не так заметно на фоне постепенно разрастающегося синяка и отёка на левой скуле. С того момента, как прибыла помощь в лице Бенгаты — той самой старухи — и крепких деревенских мужчин, подруга не проронила ни слова. Спрятав руки в карманы и хмуро понурив голову, она медленно плелась за людьми, несущими Шейна на носилках, сколоченных из почерневших веток и дублёных плащей.

Со стороны Шеонна казалась собранной и невозмутимой, но я могла лишь догадываться о том, как дорого подруге обходится это напускное спокойствие. В её душе разверзлась огромная яма на дне которой ревело голодное пламя: оно лизало зыбкие стены жгучими языками и яростно тянулось к краю у которого стояло героическое самообладание, — по крайней мере та его небольшая часть, которая сумела вырваться из тисков страха. Борьба с рвущейся на свободу стихией отнимала огромное количество сил и Шеонне приходилось прикладывать их все. Иногда она уступала в схватке, тогда яма выплёвывала раскалённые угли, и они прорывались в наш мир жаркими искрами: я замечала, как чернела трава под ногами подруги или тлели ветки, случайно задевшие её по руке.