Гедрик остановил лошадь, когда солнце отмерило полдень.

— Дальше ехать не могу, — сообщил мужчина, — иначе потонем.

Мы выбрались из телеги. Липкая грязь неприятно хлюпнула под ботинками.

Впереди дорога плавно уходила вниз. Густой туман, клубящийся в затопленных ложбинах, протянул призрачные лапы к нашим ногам, обдав пробирающим до костей холодом.

— Постарайтесь до темноты добраться до Даг-Шедона, — напутствовал Гедрик, — но, если не успеете, ни в коем случае не вздумайте засыпать на болотах.

Он указал на серые горбатые деревья, — промозглый ветер пытался сорвать алые, заляпанные грязью ленточки с лысых крючковатых ветвей.

— Держитесь меток. Красные приведут к Даг-Шедону, сиреневые к Нессу, а серые… К ним не суйтесь, в общем. И вот еще что. — Мужчина бросил Шейну небольшой мешок. — В деревне никто не откажет путнику в помощи — такие у нас правила, — но оплатить за добро стоит.

Шейн недоуменно потянул за шнурок, Шеонна любопытно выглянула из-за его плеча.

— Овощи? — удивленно выпалила она.

— У нас еще есть деньги, мы сможем заплатить.

Шейн протянул мешок обратно, но мягко Гедрик отвел его руку и усмехнулся.

— Там, — он кивнул вперед, — ваши блестящие монетки не имеют никакой ценности.

Мужчина замялся и протянул Шейну руку, тот крепко сжал её в ответ.

— Удачи вам, ребята. Заглядывайте к Ирье, когда… когда вернётесь.

❊ ❊ ❊

Уверена: если бы Гедрик только мог, он остановил нас — сумасбродных, безнадежно отчаянных, упрямо рвущихся в разинутую пасть Болот, обжигающую зловонным дыханием гнили и смерти. Но он был бессилен.

Его пристальный взгляд щекотал кожу на затылке пока серые корявые деревья не разделили нас неприступной стеной. Крепко вцепившись в сумку на груди, скомкав жёсткую ткань в вспотевших пальцах, я упорно шла вперёд, не позволяя себе обернуться. Стелящийся у ног вязкий туман, полумрак, клубящийся меж мшистых корней, скрежет колючих кустарников, — всё это вселяло ужас, но я лишь ускоряла шаг. Мы были уже слишком близко, и не имели права отступать.

Ещё немного… И Эспер вновь будет рядом.

Чем дальше мы углублялись к сердцу Болот, тем тише становился мир вокруг: первыми смолкли птицы, затем прервался стрекот насекомых, а когда последняя мышь, или нечто на нее похожее, шмыгнула в траву, Болота погрузились в безмолвную тишину. Лишь изредка над головой зловеще скрежетали сухие ветви или где-то вдали плескалась вода, заставляя вздрагивать от испуга. Путь всё чаще преграждали затянутые илом реки. Перекинутые через них подвесные мостики страдальчески скрипели под ногами и угрожающе раскачивались. Некоторые из них прогибались так низко, что черная вода лизала подгнившие доски и носки ботинок, оставляя на них темно-зеленую грязь.

Боль огнём растекалась по мышцам в истерзанных долгой дорогой ногах, шаги становились всё короче и медленнее, отяжелевшие ступни с трудом отрывались от земли. Но мы не позволяли себе останавливаться на привал — даже секунда промедления могла стоить жизни.

Тишина давила и будоражила воображение: казалось, стоит остановиться и, вздымающиеся над землёй корни оживут, захрустят бугристой корой, змеями заскользят под одежду, оплетут тела до ломоты костей и затянут в чрева голодных древних деревьев. Я не могла избавиться от странного чувства, будто что-то злое и опасное провожало нас взглядом из-за мшистых стволов деревьев.

Мы пересекали очередную реку по хлипкому подвесному мостику, когда меж щербатых досок заплескала мутная, прежде спокойная и неподвижная, вода. Сердце мгновенно ухнуло в пятки, нахлынувший на меня страх оборвал дыхание и до боли сжал легкие. Покуда хватало глаз земля на дне водоёма пришла в движение: тягучая черная грязь медленно вздымалась, словно под ней лениво извивалось живое существо, а его дыхание вырывалось на поверхность воздушными пузырьками, которые не спешили лопаться и увязали в темно-зеленой тине.

Внезапно нечто склизкое, похожее на щупальце, выскользнуло из воды и с хлюпаньем упало на мостик, от чего тот опасно покачнулся. Я сдержала испуганный вопль, до боли прикусив язык, и крепко впилась пальцами в скользкие канаты, служившие перилами. Существо выплюнуло из щупальца зловонную болотную муть, которая тут же стекла обратно в воду. Мой желудок обожгло и болезненно свело, я рефлекторно зажала нос рукой, сдерживая подступившую к горлу тошноту.

— Алесса, — шёпотом позвал Шейн.

В царившей тишине моё имя прозвучало будто сокрушительный выстрел, по спине пробежали мурашки, но чтобы не обитало в воде, оно не отреагировало ни на голос друга, ни на его шаги. Шейн протянул руку над щупальцем, я сжала его ладонь и решительно перепрыгнула. Мы поспешили к берегу, где нас уже ждала Шеонна, нервно заламывающая пальцы. Существо никак не отреагировало на наше движение и безучастно соскользнуло в воду.

После этого в нас открылось второе дыхание, мы стали идти гораздо быстрее едва ли не срываясь на бег, желая добраться в поселение до наступления сумерек.

Тогда мы даже не подозревали, что главной опасностью Ксаафанийских болот являются вовсе не голодные взгляды из чащи, ни Шакла, которым местные жители пугали непослушных детей, ни странное существо, обитающее в воде, а люди — алчные и жаждущие богатств заблудших путников.

Грубый серый шарф скрыл нижнюю часть вытянутого остроносого лица. Но не узнать глаза Эда, покрытые красной сетью лопнувших капилляр и блестящие, будто полные мутной влаги, было невозможно, как и его угловатую фигуру: мешковатый плащ оказался не в силах скрыть болезненную худобу. Колючая ткань обвисла на костлявых плечах, подчеркнув острые углы, а из широких рукавов выглядывали тонкие запястья и длинные узловатые пальцы, при виде которых в ушах вновь зазвучал тихий скорбный перестук, пробуждающий свет амевы во мраке.

Сгорбившись, устало уронив голову на руки, скрещенные поверх небрежно обтёсанного черенка, служившего толи посохом, толи дубинкой, Эд сидел на поваленном трухлявом дереве. За его спиной, словно верные псы, стояли двое мужчин. Один из них был абсолютной противоположностью Эда: низкорослый, розовощёкий, взбитый как молочный поросёнок. Но его взгляд горел неподдельной злобой дикого вепря, а руки, сжимающие арбалет, казалось, могли запросто расколоть череп взрослого быка. Прежде я не встречала этого человека, но вот третьего узнала по шраму на щеке — минувшей ночью он отпускал веселые шуточки и щедро заливал в себя хмель, пока друзья буквально не вынесли его из трактира.

Когда мы вышли на поляну, если этот клочок суши можно было так назвать, Эд лениво вскинул голову, но не спешил покидать насиженного места. Его пухлый приятель предостерегающе поднял арбалет, нацелившись в Шейна.

— Долго же вы добирались, — голос Эда заскрипел будто ржавые петли.

— Простите, если заставили ждать, — ответил Шейн.

Друг держался на удивление спокойно, будто не замечал направленную в свою грудь стрелу.

— Вы вроде неплохие ребята, но путешественники никчемные. Очень жаль. Но с чужаками такое часто случается, по глупости они путают метки и выбирают не те тропы, — мужчина едко усмехнулся.

— Почему не те? — вклинилась в монолог Шеонна. Недоуменно изогнув бровь, она указала на красные ленточки, привязанные к сухим ветвям.

— Это сарказм, дура, — рявкнул Эд и резко вскочил на ноги.

Приятель Эда встрепенулся и перевел арбалет на Шеонну, подруга испуганно пискнула, вскинула обе руки и замерла. Шейн незамедлительно встал перед сестрой, закрыв ее спиной.

Мужчина со шрамом небрежно прокрутил в руке небольшой топорик и угрожающе оскалился:

— Хватит болтать. Покажите уже, что вы можете предложить в обмен на свои жизни.

— Согласен, Матс, пора перейти к делу, — отозвался Эд.

Невозможно было поверить, что этот человек еще вчера прислуживал у Ирьи, боялся поднять взгляд выше собственных коленей и высовывать нос из-за стойки. Всё это оказалось хорошо отыгранной ролью, чтобы оставаться незамеченным, следя за гостями, подслушивая их разговоры, подмечая слабости и выискивая добычу посытнее. И сегодня он вышел на охоту, открыв свою истинную природу: отбросил притворную неуверенность, вернул себе резкость и отточенность движений, позволил ногам, которые еще вчера едва волочил по полу трактира, наполниться силой и упругостью.