А дальше, то замирая на месте, то перебежками, мы постепенно дошли до того места, где ретивые бомберы разворотили дорогу до такой степени, что идти по ней стало прямо невозможно. Несколько здоровенных воронок от стокилограммовых бомб уже успели наполовину заполниться водой, а скакать по мелким — только ноги ломать да выдавать своё местоположение.

Мы, не сговариваясь, взяли правее, к полю искусственных заграждений из здоровенных, больше роста человека, скальных глыб. Тоже гномская работа, черти бы их подрали. Все глыбы были уложены плотно, все они смотрели вершинами на монастырь, и в случае чего искать здесь укрытие было гиблое дело. Радовало одно, что до стен оставалось не более пятисот метров, но и эти метры дорого нам дались.

В общем, когда мы устало уселись на задницы, прислонившись к этим самым стенам, Владыка Николай дышал очень тяжело, и никуда бежать уже не порывался.

— Чего ждём? — тихим шёпотом на ухо осведомился у него я, ведь прямо над нами, метрах в двух, была расположена пулемётная бойница, простреливающая кинжальным огнем всё это скальное поле.

— Попить дай, — так же шёпотом ответил мне Владыка, ткнув рукой в эту самую бойницу. — Тут на посту мой человек в это время должен быть. Сигнал, что всё нормально, — раз в час он громко чихает и говорит, господи, прости мя, грешного, или что-то такое в этом роде. Но главное не меня, а мя, понял? Если меня, то тихо уходим.

— Понял, — прошелестел я, снимая со спины ранец, чтобы добраться до фляжки водой, и впал в ступор, когда эта самая фляжка услужливо впрыгнула мне в руки сама собой.

— Ты что здесь делаешь, с-с-скотина серая? — в диком бешенстве прошипел я, не хуже разъярённого щитомордника. — Ты как посмел корабль оставить, долбаный ты трюмный!

Но Кирюха зашкерился в ранце и выходить не рисковал.

— А я думал, ты сам его понёс, — удивился Владыка Николай. — Эльфы тоже были не против, сказали же, лишним не будет. А ты не понял?

И тут я понял, что даже как недомаг я ещё полный придурок, иногда смотрю на мир магически, конечно, но всегда совмещаю это с глазами. И на то, что у меня за спиной, не обращаю внимания.

— Командор! — тихонько выглянул из ранца на меня Кирюха. — Орден же! Подвиги! Вместе! Я — твой верный заместитель! Как же иначе?

Я в отчаянии и злобе закрыл глаза, откинувшись назад и несколько раз тихо ударившись головой о стену.

— Сукин ты кот, а не заместитель, — наконец успокоился я, чего уж теперь, но злоба осталась. — А «Ласточка» как же, Лариска? Ты на кого их оставил?

— Там тихо! — Кирюха уже смелее высунулся из ранца. — Там безопасно сейчас! А здесь подвиги! Вместе! Договаривались же! Устав!

— Не знаю, про что это вы, — шёпотом забубнил Владыка Николай, — но лишним не будет. В случае чего до наших добежит, да расскажет, что тут и как. Я думал, ты его для этого и взял.

Но я лишь вздохнул, не зная, что и делать. Аукнулись мне мои фантазии, не углядел под самым носом рвущегося к подвигам кавалера.

— Чёрт с тобой, — махнул я на перепуганного нечистика рукой. — Добежишь до наших, в случае чего? Под бомбами-то?

— Добегу! — обрадованно зачастил Кирюха. — Молнией! Серой!

— Посмотрим, — я видел, как он может бегать, и был по большому счёту за это спокоен. — Но плохой ты солдат, товарищ рядовой запаса Ласточкин. Кавалер и трюмный, может быть, хороший, а вот солдат плохой. Правильный солдат ничего не делает один и без приказа, понял? Сами по себе только бандиты, потому что у них жизнь волчья. А заместитель обманывать своего командора не должен. Это было не геройство, это был обман.

— Виноват, — повесил голову домовёнок. — товарищ ефрейтор запаса.

Рядом неожиданно громко хрюкнул от смеха Владыка Николай, реагируя на моё невеликое звание, но тут же испуганно зажал рот ладонью.

Вверху кто-то громко завозился, высунув любопытную рожу прямо в широкую и невысокую бойницу и попытался посмотреть вниз, но ничего не увидел, хоть и смотрел прямо на нас, а затем громко, с зубовным лязгом, чихнул.

— Хосспади! — раздалось на весь внутристенный каземат, — прости мя, раба твоего грешного!

— Ныряй обратно! — одними губами скомандовал я насторожившемуся Кирюхе. — Погнали!

Вытащил из ранца моток веревки с густо навязанными узлами и обрезиненную кошку, прежде чем в него спрятался трюмный, и плотно закрыл, на всякий случай.

— Дай! — нетерпеливо протянул мне руку Владыка Николай, довольно громко прошипев какой-то условный знак. Видимо, наведённое ощущение, что он может свернуть горы, так и не покинуло его. Плохо, конечно, но бывает и хуже. Не став размахивать кошкой и не стремясь попасть ей в бойницу, он просто навесом подкинул её чуть вверх рядом со стеной. Мелькнула чья-то проворная пятерня, ловко схватила разбойничий инструмент и втащила его внутрь, потянув ещё за собой метра три верёвки.

Секунд через тридцать эта же пятерня снова высунулась и поманила нас к себе. Идти ужасно не хотелось, тем более что этого человека я не чувствовал вообще, я даже не мог сказать, сколько их там. То ли был он увешан штатными амулетами, то ли благодати напитался, то ли стены этого долбаного монастыря на меня так подействовали, не знаю.

Но вот Владыка Николай был полон решимости и ловко полез первым, не обращая внимания на мою задумчивость. Он успел несколько раз перехватить узлы на веревке, поднявшись до уровня бойницы, а потом чьи-то четыре сильные руки высунулись и рыбкой втащили его внутрь, только подошвы сверкнули.

— Не один, — подумал я, не спеша подниматься.

Внутри раздался негромки быстрый разговор, и над срезом бойницы уже свесился сам поп, выставив черную разбойничью бороду.

— Давай! — шёпотом приказал он мне. — Быстро! Нас не видят, верёвку увидят!

Подпрыгнув, я вцепился в узлы у самого верха верёвки и с лёту подтянулся, а там трюк с исчезновением человека повторился, единственно, не так гладко и быстро, потому что мешал ранец.

Попав внутрь, я сначала проморгался, а потом с удивлением обнаружил здесь аж четырех человек. С ещё большим удивлением я понял, что не чувствую их на магическом плане, вот совсем. Попытался раскрутить истинное зрение на полную, но Владыка Николай тут же шикнул на меня, оборвав все попытки на корню.

Один из монахов понял, в чем дело, и показал пальцем себе и остальным на грудь, где на серебряных цепочках висели знаки Единого.

— Есть кто ещё? — деловито осведомился соглядатай Николая, самый пожилой и улыбчивый мужик. Получив ответ, что нет никого, они не стали переглядываться, но рожи их стали до того решительными и холодными, что я не удивился, увидев, как стоявший за спиной у Владыки монах без замаха ударил его в затылок вылетевшим из рукава свинцовым грузиком на веревке. Не успев даже осознать это, моя голова взорвалась в вспышке дикой боли, но кто-то милосердный тут же выключил свет.

— Ну-ну, — выплывая из забытья, я почувствовал, как кто-то несильно влепил мне несколько пощёчин, а потом сунул под нос что-то с невыносимо резким и мерзким запахом. Этот запах тут же прочистил мне мозги и всё остальное, а глаза невольно заслезились. Я попытался дёрнуться и оттолкнуть услужливую руку, но не смог, потому что сидел, крепко-накрепко привязанный к стулу.

— Очухался, ваше святейшество, — радостным голосом сообщил кто-то кому-то, но ватку из-под носа убрали, предоставив мне самому приходить в себя дальше. — Ничего с ним страшного не случилось. Здоров, упитан — чего с ним будет?

— Это хорошо, — густым раскатистым басом порадовался за меня кто-то. — А этого вот унесите пока, пусть подождёт, наедине поговорить оно завсегда лучше.

Я сумел разлепить глаза и увидел, как какого-то человека, издалека похожего по фигуре и одежде на Владыку Николая, потащили волоком на таком же стуле, как и у меня, в коридор и дальше. Лицо его было разбито в хлам, превратившись в месиво, сломанный и забитый кровавыми сгустками нос смотрел в сторону, и поэтому человек со стонами хватал воздух судорожными глотками через открытый рот, сквозь острые осколки зубов.