— Всё уже, всё, — легонько встряхнула его Лара, заставив открыть глаза и схватиться за стол уже обеими руками. — Приходите в себя, святой отец.

Она присела на стул, вытащила из своей сумки тетрадь и принялась в неё что-то очень быстро записывать, пока воспоминания были ещё свежи и ярки. Поп же, немного придя в себя, вдруг отцепился от стола и, подскочив к Кольке, неумело выписал ему по мордам, да раз, да другой, да третий.

— Интересно у вас работа с населением поставлена, — ровным голосом, но слегка приподняв в легком недоумении одну бровь, произнесла Лара. — Хладнокровней будьте, святой отец, душевно вас прошу.

— Это ему за девчушку одну, да за другу, да за паренька одного, — не отрываясь от обезумевшего Кольки, объяснил ей тяжёлым уверенным голосом поп, и взгляд его заметался по столу и лавкам в поисках ножа. — Да и вообще за грехи его, по совокупности, я его, козла душного, вот сейчас с божьей помощью и зарежу.

— Воу-воу! — вскинула Лара ладони, каким-то древним заклинанием приводя в чувство и останавливая отца Савву. — Полегче! И вообще, привыкайте, святой отец, обходиться без рукоприкладства. Я же ведь — обхожусь!

— Ох, грехи наши тяжкие, — присел поп на соседний с нею стул и обхватил в отчаянии голову руками. — Да какие грехи-то! Да как же ты жил с ними, скотина! Да как же плохо-то, господи, да как же так! Ох, душно мне с тобой одним воздухом дышать, Колька, ох и муторно. Ох, и обойдусь я с тобой как заповедано, без пролития крови, червь ты адский, злокозненный.

— Привыкайте, — вновь посоветовала ему Лара, вновь что-то быстро записывая в тетрадку. — Кстати, я уж и не знаю, с чего это вас так разобрало. По сравнению с некоторыми экземплярами это вполне себе милый юноша. Не без недостатков, конечно, но ничего особенного. Всего одно убийство из хулиганских побуждений, изнасилования, предательства и воровство. Обычно бывает много хуже.

Колька мелко затряс головой, показывая, как он согласен с Ларой, мол, со всеми бывает, чего уж тут, а отец Савва воздел перед ним палец.

— В спину ведь ножом ударил-то, — обличающе загудел он. — Да на другого свалил. На дружка своего пьяного, ничего не помнящего, а ведь перед тем братом его называл, в братстве клялся! А уж что он с теми девчушками делал, вспомнить противно! А воровство? Сызмальства же воровал, никого не щадил, даже до тестя дорвался.

— И тем не менее, — Лара наконец захлопнула тетрадь и поднялась. — Не ваше это дело, святой отец. Сейчас я его усыплю, а вы возьмите-ка эмоции под контроль. Следует избегать необратимых поступков, отец Савва, поверьте мне на слово, а это именно он и будет. А вдруг нам понадобится что-либо уточнить, как тогда быть?

С этими словами эльфийка жестом показала Кольке, что ему следует залезть под хозяйскую кровать да там и затаиться от греха подальше. Тот с радостью подчинился, попытавшись по пути обслюнявить жаркими поцелуями руки Лары, но та была быстрее и Колька, повизгивая от облегчения и досадуя на себя за неудачу с благодарными лобзаниями, полез прятаться.

— Встретимся у тропы в распадке, — убирая тетрадь в сумку и запуская какие-то невидимые проявления магии под кровать, предупредила попа Лара. — Той, из его воспоминаний. И вы сейчас придумаете вескую причину отлучиться из села на весь день и, может быть, на всю ночь. Зачем и куда пойдём понимаете? Обязательно предупредите кого-нибудь, искать нас не должны.

— До конца пойдём! — решительно рубанул воздух рукой отец Савва. — К тем двоим в логово тайное! Рядом ведь сидят, а я-то и не знал! Всё терзался, а вот и выходит, что я с терзаниями своими как есть чистоплюй, никчёмный да бесполезный! Стыд-то какой, господи!

— Обычно я пользуюсь словом блаженненький, — одобрительно кивнула ему Лара, и святой отец скривился в неподдельном раздражении, но ничего не сказал, ибо удалось эльфийке ткнуть пальцем прямо в свежую рану, но щадить его чувств она и не собиралась. — Идёмте.

Отец Савва пометался по комнате, распихивая под рясу какие-то срочно понадобившиеся ему вещи, выскочил на кухню и решительно засунул за голенище сапога длинный и узкий нож, потом со злобой запинал дальше вглубь немного торчащие из-под кровати Колькины ноги, и выпрямился перед Ларой, прямо-таки пылая решительностью и энтузиазмом, как додревний рыцарь перед Прекрасной Дамой.

— Во славу Господа! — отсалютовал он ей, готовый к подвигам и действиям.

— Именем Его, — с незамеченным отцом Саввой легким сомнением и сарказмом в голосе произнесла правильный отзыв Лара, открывая дверь. — Идёмте уже.

Лара тихонько скользила по весеннему просыпающемуся лесу вслед за пыхтящим отцом Саввой шагах в десяти позади, привычно раскинув вокруг себя магическую поисковую и охранную сеть, и так же привычно её поддерживая. Злобной, да и любой другой нечисти не наблюдалось из-за веселящейся сейчас в отдалении Лариски. Все, пожелавшие быть полезными, сейчас крутились в жутком нетерпении у дирижабля, наплевав на свой страх, а все остальные убрались за леса да за горы подобру-поздорову, ибо саламандра шутить и разбираться не станет. Лариска и ей подобные имели предельно простые отношения со злом и нежитью. Злоумышляешь? — Получи!

Вот бы и мне так, немного помечтала Лара, невольно ускоряя шаг вслед за торопившимся отцом Саввою. Тот же решительно шел, шепча себе под нос что-то подтверждающее сейчас его действия из Писания, иногда останавливаясь, чтобы отсалютовать небу торжествующим кулаком.

Тропка, на удивление чистая и утоптанная, вела их куда-то между сопок вдаль от села, не заводя в болота, но и не заставляя идти по косогору. Лара, уже было настроившаяся на то, что придется шагать по буреломной тайге со скоростью километра два-три в час, не больше, обходя все вывернутые из земли комли деревьев и перепрыгивая упавшие сучковатые стволы, даже повеселела.

Нет, она сама, дитя ласкового Леса, могла передвигаться в нём раза в два или три быстрее любого человека, пусть даже и бегущего. Могла идти незаметно, могла заметить оленя или рысь задолго до того, как они её почуют, могла переночевать в зимнем или, что ещё хуже, затянутым холодным обложным дождём лесу без вреда для здоровья и даже с комфортом. И пусть люди не думают, что все эльфы так могут, её городские изнеженные потомки точно нет, но все они могли легко при желании научиться, ведь чувствовать и понимать жизнь в любом её проявлении это и есть их главная расовая особенность, а не заострённые ушки или предрасположенность к магии. Ну, и красота ещё, конечно, тут без вопросов.

— А вот правда ли, — отец Савва замедлил шаги и дождался ее, — что у древних были монахи воинствующие? Нам что-то такое вскользь в семинарии преподавали, но очень быстро и без проверки знаний. Я ещё сам хотел преданий поискать, о защитниках веры, но ничего не нашёл. Только смирение, ущемление тела и победы над бесами.

— Еще бы вы нашли, — даже фыркнула Лара, удивлённо рассматривая чересчур воодушевившегося священника. — Дураком надо быть, чтобы такое практически детям преподавать. Причем детям половозрелым, но ушибленным на всю голову, вы уж меня простите за прямоту.

Отец Савва и не подумал оскорбляться, он немного задумался над её словами и с пониманием утвердительно кивнул головой, но отводить вопрошающего взгляда не стал.

— Не вздумайте, святой отец, — немного занервничав впервые за этот трудный день, жёстко сказала ему Лара. — Вот только крестоносцев да храмовников нам тут и не хватало. Я Древнюю историю знаю совсем немного, но поверьте, что войны Веры были самыми жестокими, и бога в них не было вообще. Примените мозг, отец Савва. Ну что будут делать фанатики, сублимирующие на веру и оружие? Мы вот как раз к таким и идём, кстати.

— Ох, грехи наши тяжкие, — поп быстро соображал и сразу же понял, что ему хотят сказать. — А как же бороться тогда с ними? Как быть? Как вот раньше делалось?

— Заповедано вам, что бог есть Любовь, вот и пользуйтесь, — Лара была непривычно сурова, потому что чуть дальше, километрах в двух, у берега протоки, почуяла две странных ауры, прикрытых мощнейшими амулетами незначительности и отвлечения внимания. — Хитрить не надо перед собой, отец Савва. Не надо обманом пытаться изменить себя, мол, вера в опасности, мир погибает во мраке безверия, а потому мечи в руки. Уж на что я вашему богу не верю, но и то знаю, что ему прежде всего нужны именно вы, ваша душа, а не та мерзость, что вы будете творить именем его. Подобные поползновения буду гасить в зародыше, предупреждаю. Любовь и добро, запомните, они и только они.