— Неужели? — Елюй-Даши оживился, проявив наконец интерес к разговору. — А мне никто не доложил. Нечего ей делать на Окраинах. Это не ее территория. Остального Ада для Елизаветы вполне достаточно. Что ей здесь надо?
— Колдун Джон Ди сказал ей, что где-то здесь должна быть дорога, по которой можно выбраться из Ада.
— Из Ада нет дороги.
Лавкрафт улыбнулся:
— У меня нет ни малейшего сомнения на этот счет, Ваше Величество. Но королева Елизавета поверила. Возглавляет экспедицию Уолтер Рэлей, с ним географ Хаклит и отряд из пятисот солдат. Они двигаются через Окраины как раз у южной границы твоих владений, пользуясь какой-то картой этого доктора Ди, которую он для них раздобыл. Колдун, в свою очередь, получил ее от Калиостро, который, как говорят, выпросил ее у Адриана, когда тот был главнокомандующим легионов Ада. Карта является точной копией официального документа Сатаны.
Пресвитер Иоанн ничем не выдал своей заинтересованности:
— Ну, допустим, выход из Ада существует. Почему королева Елизавета решила его покинуть? В Аду не так уж и плохо. Здесь, конечно, есть некоторые неудобства, но с ними научились справляться. Не думает ли она, что может править в Раю так же, как здесь… если Рай вообще существует, что еще не доказано.
— Елизавета не заинтересована сама покидать Ад, Ваше Величество, — сказал Говард. — Король Генрих опасается, что если она найдет выход, то объявит его своей собственностью, учредит вокруг него колонию и установит налог за проход через ворота. Не имеет значения, где он находится. Король считает, что найдутся миллионы людей, желающих рискнуть, и Елизавета заграбастает все их деньги. Он не может этого допустить, понимаете? Он считает, что она уж слишком ловкая и напористая, и ему ненавистна сама мысль о том, что она может стать еще более могущественной. Что-то подобное он чувствовал и к матери королевы Елизаветы, Анне Болейн, его второй жене — она была необузданной и своенравной, и он отрубил ей голову за прелюбодеяние, а сейчас он думает, что Анна руками Елизаветы хочет сделать то же самое с ним…
— Избавь меня от подробностей, — перебил его Елюй-Даши с некоторым раздражением. — Что Генриху нужно от меня?
— Послать войска, чтобы вернуть экспедицию Рэлея, прежде чем они что-нибудь найдут.
— А что это мне даст?
— Если выход из Ада у границ вашего царства, Ваше Величество, неужели вам хочется, чтобы банда англичан основала колонию у вас под носом?
— Нет выхода из Ада, — объявил Пресвитер Иоанн так же благодушно, как и прежде.
— Но если они все равно учредят колонию?
Пресвитер Иоанн помолчал, затем задумчиво протянул:
— Понимаю.
— В благодарность за вашу помощь, — продолжал Говард, — мы уполномочены предложить вам торговый договор на очень выгодных условиях.
— А-а…
— И гарантию военной помощи в случае военного вторжения в ваши владения.
— Если армия короля Генриха так велика, почему он сам не разделается с экспедицией Рэлея?
— У него нет времени для снаряжения и переброски армии на такое большое расстояние, — объяснил Лавкрафт. — Мы узнали об экспедиции слишком поздно, когда люди Елизаветы уже отправились в путь.
— А-а… — протянул Елюй-Даши.
— Конечно, — продолжал Лавкрафт, — есть и другие правители Окраин, к которым король Генрих может обратиться. Например, упоминалось имя Моаммара Каддафи, или ассирийца Ашшурбанипала, и еще одного правителя, которого называют Мао Цздун.
«Нет, — сказал нам король Генрих, — давайте попросим помощи у Пресвитера Иоанна, так как он великий и могущественный монарх, слава о котором гремит во всех пределах Ада. Пресвитер Иоанн — это именно тот, чья помощь нам необходима!»
Странные искорки появились в глазах Елюй-Даши.
— Король собирался заключить союз с Мао Цзэдуном?
— Это было только предположение, Ваше Величество.
— А, понимаю. — Император встал с трона. — Что ж, я должен рассмотреть это дело более внимательно, не так ли? Не следует торопиться с решением. — Он взглянул через огромный тронный зал туда, где доктор Швейцер все еще возился с раной Гильгамеша. — Как ваш подопечный, доктор? Что вы скажете?
— Стальной человек, Ваше Величество, стальной человек! Gott sei dank[33], он выздоравливает прямо на глазах!
— Ну что ж, я полагаю, вы все желаете отдохнуть. Я хочу, чтобы вы узнали, что такое гостеприимство Пресвитера Иоанна.
Гостеприимство Пресвитера Иоанна, которое Гильгамеш вскоре узнал, оказалось делом нешуточным. Древнему воину отвели отдельные покои — что-то вроде палатки со стенами из черного войлока внутри дворца. Здесь его окружили три служанки, обнаженные и смеющиеся, и сняли с него единственное, что на нем было надето — набедренную повязку. Потом служанки нежно повлекли Гильгамеша к огромной мраморной ванне, наполненной теплым молоком, усадили и начали заботливо купать, массируя его тело и одновременно лаская. После этого они облачили древнего воина в одежды из желтого шелка.
Затем его отвели в огромный тронный зал, где собрался весь двор, пышный и многочисленный. Что-то вроде оркестра — семь важных музыкантов — играли пронзительную гнусавую мелодию: гонги гремели, трубы гудели, флейты верещали. Слуги провели Гильгамеша к почетному месту на меховых покрывалах среди груды мягких бархатных подушек.
Лавкрафт и Говард уже сидели там, облаченные, как и Гильгамеш, в великолепные шелка. Оба они выглядели совершенно выбитыми из колеи. Говард, раскрасневшийся и шумный, едва мог усидеть на месте: он беспрерывно смеялся, размахивал руками и дрыгал ногами, как мальчишка, который нашалил и старается это утаить с помощью показного бурного веселья. Лавкрафт, казалось, тоже очутился не в свой тарелке. Он сидел со стеклянным взором человека, которого будто только что огрели дубинкой по голове.
«Два совершенно разных человека», — подумал Гильгамеш. — Один во что бы то ни стало хочет казаться шумным и сильным, но не может скрыть свои дикие фантазии о жестоких битвах и потоках крови. На самом деле он всего боится. Другой, хотя имеет странно отсутствующий и суровый вид, производит впечатление человека, который борется сам с собой, боясь выдать свои истинные чувства, тщательно скрываемые за фасадом манерности.
«Эти дуралеи, должно быть, здорово перепугались, когда служанки принялись их раздевать, а потом стали поливать теплым молоком и ласкать. Конечно, они отказывались от всех этих мерзких удовольствий», — думал Гильгамеш. Древний воин представил, как они в ужасе заверещали, когда искусные ручки маленьких монголок прикоснулись к ним. «Что вы делаете? Оставьте в покое мои штаны! Не трогайте там! Нет, не надо… о-о- о… а-а-ах! О-о-о!»
Елюй-Даши, сидевший на высоком троне из слоновой кости и оникса, важно поклонился ему, как равному себе. Гильгамеш в ответ слегка кивнул ему в знак приветствия. Вся эта важность и напыщенность внушали ему отвращение. К тому же он испытал все это так много раз в прошлой жизни. Было время, когда и он сидел на высоком троне, но даже тогда это не вызывало у него ничего, кроме скуки, а сейчас…
Впрочем, это занятие было ненамного скучнее, чем какое-либо другое. Гильгамеш уже давно понял, что истинный смысл Ада в том, что все усилия не имели значения, как гром без молнии, и этому не было конца. Ты можешь умереть снова, и вне зависимости, был ли ты беззаботным или несчастным, все равно рано или поздно вернешься сюда по прихоти Гробовщика. И нет от этого избавления. Когда-то Гильгамеш желал бессмертия, и вот он его обрел, но не в мире смертных. Теперь он находится в таком месте, где будет жить вечно. Но здесь нет ничего приятного. Его самая заветная мечта сейчас — просто проводить время в Аду, чтобы его не трогали и ничем не донимали. Он видел, что другого пути нет, жизнь здесь тянется бесконечно, как эта заунывная музыка, эти бесконечные удары гонгов, резкие звуки флейт и гнусавые голоса.
Слуга с круглым пухлым лицом евнуха подошел к нему и предложил копченого мяса. Гильгамеш знал, что позже ему придется за это поплатиться — так всегда бывает, когда ты ешь что-нибудь в Аду, — но он был голоден и начал жадно есть. И приложился к кувшину хмельного кумыса, торопливо поднесенного слугой.