— Все эти царьки из Новых Мертвецов… Так много имен…

— Китаец, император марксистской династии, жил намного позже меня. Хитрый, упрямый, несговорчивый, скорее всего, сумасшедший. Он правит Республикой Небесного Народа, которая находится к северу отсюда. По его словам, мы можем превратить Ад в Рай, коллективизировав его.

— Коллективизировав? — непонимающе переспросил Гильгамеш.

— Сделать крестьян царями, а царей крестьянами. Я и говорю: скорее всего, этот Мао Цзэдун ненормальный. Но у него толпы верных последователей, которые делают все, что он скажет. Он хочет завоевать все Окраины, начиная с моего царства, а потом подчинить весь Ад. Боюсь, что Елизавета в сговоре с ним, — эта чепуха насчет выхода из Ада только предлог, на самом деле Рэлей шпионит, выискивая мои слабые места, чтобы Елизавета потом могла продать информацию Мао.

— Но если этот Мао враг всех царей, почему Елизавета связалась с…

— Очевидно, они хотят использовать друг друга. Елизавета поможет Мао разгромить меня, Мао поможет Елизавете свергнуть ее отца. А что потом, кто знает? Но я собираюсь бороться.

— А что Энкиду? — спросил Гильгамеш. — Расскажи мне об Энкиду.

Пресвитер Иоанн развернул свиток компьютерной распечатки. Бегло пробежав его глазами, он нашел нужное место и прочел:

— Старый Мертвец, воин… Энкиду из Шумера… Шумеры, так назывался твой народ, да?…прибыл ко двору Мао Цзэдуна тогда-то… предполагаемая цель визита — охотничья экспедиция на Окраинах… вместе с американским шпионом, называющим себя для отвода глаз журналистом и охотником, неким Э. Хемингуэем… тайные встречи с Кублай Ханом, военным министром Республики Небесного Народа… теперь военный советник, готовит войска коммунистов к вторжению в Новый Каракитай… — Император поднял глаза. — Ну как, Гильгамеш, интересно?

— Чего ты хочешь?

— Этот человек твой друг. Ты знаешь его как самого себя. Защити нас от него, и я дам тебе все, что ты пожелаешь.

— Я желаю только любви Энкиду, — объявил Гильгамеш.

— Я преподнесу тебе Энкиду на серебряном блюде. Выступи за меня против войск Мао. Помоги мне предугадать, чему их научит Энкиду. Мы сотрем марксистских ублюдков с лица земли, захватим их генералов в плен, и Энкиду будет твой. Не могу гарантировать, что он захочет снова стать твоим другом, но он будет в твоей власти. Что ты скажешь, Гильгамеш? Что ты скажешь?

На серой пыльной равнине Ада от края до края выстроились легионы Пресвитера Иоанна. Желто-алые флаги развевались на ветру. В центре построения застыл клин конных лучников в кожаных доспехах; на каждом фланге расположилось по отряду тяжелой пехоты; императорская танковая дивизия медленно двигалась по пересеченной местности в авангарде. Фаланга трансатмосферных бронемашин обеспечивала защиту с воздуха.

Облако пыли вдали указывало на приближающуюся армию Республики Небесного Народа.

— Клянусь всеми демонами Стигии[42], ты когда-нибудь видел такую дурацкую мешанину? — вскричал Роберт Говард. Они с Лавкрафтом могли все видеть с императорского командного поста, роскошной пагоды, защищенной от ударов врага силовым щитом. Гильгамеш тоже был там, рядом с Пресвитером Иоанном и высшими офицерами Каракитая. Император вглядывался в экраны мониторов, а один из его помощников вводил команды в компьютерный терминал. — Никакого смысла, — пробормотал Говард. — Всадники, танки, летающие бронемашины — и все это вместе. Неужели эти сукины дети так воюют?

Лавкрафт прижал палец к губам:

— Не кричи так, Боб. Ты хочешь, чтобы Пресвитер Иоанн тебя услышал? Помни, мы его гости. И посланники короля Генриха.

— Ну услышит так услышит. Ты только посмотри на этот бардак! Разве Пресвитер Иоанн не понимает, что этот большевик-китаец из двадцатого века будет атаковать его оружием двадцатого века? Что хорошего во всадниках, скажи мне, ради бога? Кавалерия против тяжелой артиллерии? Луки и стрелы против гаубиц? — Говард захохотал. — Может быть, у стрел ядерные боеголовки, и в этом его фокус?

— Мы знаем только, что они есть, — мягко ответил Лавкрафт.

— Ты знаешь, что этого не может быть. Я удивляюсь тебе, ты же всегда мыслил разумно. Знаю, все эти ядерные штучки изобрели уже после нас, но ты же разбираешься в теории. Критическая масса боеголовки и все такое. Нет, Филип, мы с тобой прекрасно знаем, что все это не сработает. И даже если сработает…

Лавкрафт раздраженно махнул рукой, чтобы тот замолчал. Он показал на главный монитор перед Пресвитером Джоном. На экране появилось румяное лицо плотного человека с густой седой бородой.

— Неужели это Хемингуэй? — спросил Лавкрафт.

— Кто?

— Эрнест Хемингуэй, писатель. «Прощай, оружие!», «И восходит солнце».

— Никогда не мог его понять, — сказал Говард. — Какой-то бред о кучке пьяных слабаков. Ты уверен, что это он?

— Каких слабаков, Боб? — непонимающе спросил Лавкрафт.

— Я прочитал только одну его книжку, об американцах в Европе, которые ходили на бой быков, напивались и отбивали друг у друга женщин, — вот и все, что я прочитал у мистера Хемингуэя. Скажу тебе, меня затошнило. А как написано! Какие-то короткие предложения… никакой магии, никакой поэзии…

— Давай поговорим об этом в другой раз, Боб.

— Никакого героизма… ни намека на высокую страсть, которая облагораживает и…

— Боб… пожалуйста…

— Сборище подлых, хилых, развратных…

— Не будь нелепым, Боб. Ты полностью извратил его философию жизни. Если бы ты удосужился прочесть «По ком звонит колокол»… — Лавкрафт сердито покачал головой. — Сейчас не время для литературных прений. Смотри… смотри туда. Один из помощников императора зовет нас. Что-то происходит.

Битва должна была вот-вот начаться. Елюй-Даши совещался с четырьмя советниками. Гильгамеш, раскрасневшийся, взволнованный, шагал туда-сюда перед компьютерами. Лицо Хемингуэя все еще было на экране, он тоже выглядел взволнованным.

Лавкрафт и Говард поспешно приблизились к императору. Тот повернулся к послам.

— Они предлагают переговоры, — сказал Пресвитер Иоанн. — Кублай Хан уже направляется на поле. Доктор Швейцер будет моим посредником. Они назначили Хемингуэя независимым наблюдателем — их независимым наблюдателем. Мне тоже нужен независимый наблюдатель. Вы вдвоем пойдете туда, как дипломаты с нейтральной стороны, и будете наблюдать за всем происходящим.

— Рады служить, — торжественно ответил Говард.

— А с какой целью, мой господин, будут проводиться переговоры? — спросил Лавкрафт.

Елюй-Даши жестом указал на экран.

— Хемингуэй выдвинул предложение. Если мы его примем, все может решиться одной только схваткой — Гильгамеш против Энкиду. Сохраним оружие, избавим Гробовщика от лишней работы. Но есть расхождения в некоторых деталях. — Он деликатно подавил зевок. — Возможно, все решится к полудню.

Это было странное сборище. Представителем вождя Мао Цзэдуна был полный, пышно одетый Кублай Хан, чьи темные хитрые глаза свидетельствовали о коварстве и силе. В прошлой жизни он управлял своим собственным государством, но здесь, очевидно, решил не брать на себя лишней ответственности. Рядом с ним был Хемингуэй, большой и грузный, с гулким голосом и простецкими, почти нахальными манерами. Мао также послал четырех низкорослых офицеров в одинаковых голубых мундирах с красными звездами на груди («партийные», шепнул кто-то) и, как ни странно, одного из Волосатых Людей, с нависшим лбом и почти без подбородка, древнейшего из человеческих созданий. На его мундире тоже красовалась эмблема коммунистов.

И еще один человек был с ними — массивный, широкогрудый, с мрачным лицом и яростно сверкающими глазами. Он стоял в стороне от остальных.

Гильгамеш с трудом мог заставить себя посмотреть на него. Он тоже стоял в стороне, вдыхая свежий ветер, который дул над полем боя. Он мечтал броситься к Энкиду, обхватить его руками, отмести одним ликующим объятием всю горечь, которая разделяла их…