Вольф не произнес ни звука об уландовской редакции воззвания. Он, как дважды заявил председатель, был призван к порядку, он вызвал всю эту бурю тем, что объявил имперского правителя и всех его министров предателями народа и призывал парламент объявить их предателями народа. Но для Фогта «эрцгерцог-имперский правитель», «изношенный Габсбург» («Исследования» Фогта, стр. 28) и «все его министры» — это «все, что только можно считать чистым». Он пел вместе с Вальтером фон дер Фогельвейде:
He находился ли Фогт уже тогда в «научных сношениях» с эрцгерцогом Иоганном, как он признался в этом позже? (см. «Главную книгу», Документы, стр. 25).
Десять лет спустя тот же Фогт заявил в своих «Исследованиях» на стр. 27:
«Во всяком случае, остается фактом, что Национальное собрание во Франции и его вожди так же недооценили в свое время способностей Луи-Наполеона, как вожди франкфуртского Национального собрания недооценили способностей эрцгерцога Иоганна, и что каждый из этих хитрецов в своей сфере заставил дорого поплатиться за допущенную ошибку. Но мы, конечно, далеки от того, чтобы поставить рядом обоих этих людей. Поразительная беззастенчивость и т. д. и т. д.» (Луи Бонапарта) — «все это свидетельствует о его значительном превосходстве над уже старым и изношенным Габсбургом».
На том же заседании Вольф передал Фогту через депутата Вюрта из Зигмарингена вызов на дуэль на пистолетах, а когда означенный Фогт решил сберечь свою шкуру для блага государства, пригрозил ему физической расправой. Но когда Вольф, выходя из собора св. Павла, увидел Карла Смелого с двумя дамами по бокам, он громко рассмеялся и предоставил его своей судьбе. Хотя Вольф и — волк с волчьими зубами и сердцем, но он ягненок перед прекрасным полом. Единственной — и совершенно безобидной — местью с его стороны была статья в «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung» (апрельский выпуск 1850 г., стр. 73) под названием «Дополнительные сведения из империи», где об экс-имперском регенте говорится следующее:
«В эти критические дни члены Центрального мартовского союза проявили усердие. До ухода из Франкфурта они уже обратились к мартовским союзам и к немецкому народу с призывом: «Сограждане! Пробило одиннадцать часов!» Из Штутгарта они обратились с новым воззванием «к немецкому народу» о создании народной армии, — но стрелка центрально-мартовских часов стояла на прежнем месте или же цифра XII была в них выломана, как в часах на Фрейбургском соборе. Одним словом, в воззвании опять говорилось: «Сограждане! Пробило одиннадцать часов!» О, если бы этот час пробил раньше, по крайней мере тогда, когда центрально-мартовский герой Карл Фогт, к своему собственному удовлетворению и удовлетворению чествовавших его нытиков, прикончил в Нюрнберге франконскую революцию[436]; о, если бы он бил тогда по вас и пробил вам головы!.. Регентство открыло свою канцелярию во фрейбургском правительственном здании. Регент Карл Фогт, бывший в то же время министром иностранных дел и возглавлявший ряд других министерств, принял и здесь очень близко к сердцу благо немецкого народа. После продолжительных занятий днем и ночью он разрешился вполне своевременным изобретением: «паспортами имперского регентства». Паспорта эти были несложные и красиво литографированные, получать их можно было даром столько, сколько душе угодно. У них был только один маленький недостаток: они имели силу только в канцелярии Фогта. Может быть, впоследствии тот или иной экземпляр найдет себе место в коллекции курьезных вещей какого-нибудь англичанина».
Вольф не последовал примеру Грейнера. Вместо того, чтобы «после появления» «Revue» «уехать немедленно в Америку», он еще в течение года ожидал в Швейцарии мести ланд-Фогта.
VII
АУГСБУРГСКАЯ КАМПАНИЯ
Вскоре после того, как гражданин кантона Тургау[437] закончил свою Итальянскую войну, гражданин кантона Берн начал свою аугсбургскую кампанию.
«Там» (в Лондоне) «находилась уже с давних пор марксова клика, которая поставляла большую часть корреспонденций» (в «Allgemeine Zeitung»), «а с 1849 г. поддерживала постоянные отношения с «Allgemeine Zeitung»» (стр. 194 «Главной книги»).
Хотя сам Маркс живет в Лондоне лишь с конца 1849 г., а именно со времени своей второй высылки из Франции, но «марксова клика», по-видимому, с давних пор пребывает в Лондоне, и хотя марксова клика «с давних пор поставляла большую часть корреспонденции в «Allgemeine Zeitung»», но только «с 1849 г. поддерживала» с ней «постоянные отношения». Во всяком случае, хронология Фогта распадается на два крупных периода, — именно, на период «с давних пор» до 1849 г. и на период с 1849 г. до «этого» года, и этому нечего удивляться, так как сей муж до 1848 г. «не думал еще о политической деятельности» (стр. 225 l. с.).
В 1842–1843 гг. я редактировал старую «Rheinische Zeitung»[438], которая вела войну не на жизнь, а на смерть с «Allgemeine Zeitung». В 1848–1849 гг. «Neue Rheinische Zeitung» возобновила эту полемику. Что же остается для периода «с давних пор до 1849 г.», кроме того факта, что Маркс «с давних пор» боролся с «Allgemeine Zeitung», в то время как Фогт в 1844–1847 гг. был ее «постоянным сотрудником»? (см. стр. 225 «Главной книги»).
Перейдем теперь ко второму периоду фогтовской всемирной истории:
Я, будучи в Лондоне, поддерживал «постоянные отношения с «Allgemeine Zeitung»», «постоянно с 1849 г.», так как «с 1852 г.» некий Оли был ее главным лондонским корреспондентом.
Правда, Оли ни в каких отношениях со мной ни до, ни после 1852 г. не был. Я его никогда в своей жизни не видел. Поскольку он вообще вращался среди лондонских эмигрантов, он был членом кинкелевского Эмигрантского союза. Но это нисколько не меняет дела, ибо:
«Прежним оракулом научившегося английскому языку старобаварца Альтенхёфора был мой» (Фогта) «близкий земляк, белокурый Оли, который на коммунистической основе пытался достигнуть высших поэтических точек зрения в политике и литературе. Сперва в Цюрихе, а с 1852 г… в Лондоне он был главным корреспондентом «Allgemeine Zeitung» до тех пор, пока, наконец, не кончил тем, что попал в сумасшедший дом» (стр. 195 «Главной книги»).
Mouchard {шпион. Ред.} Эдуар Симон романизирует эту фогтиаду следующим образом:
«En voici d'abord un qui de son point de depart communiste, avait cherche a s'elever aux plus hautes conceptions de la politique». («Высшие поэтические точки зрения в политике» оказались не по силам даже Эдуару Симону). «A en croire M. Vogt, cet adepte fut l'oracle de la Gazette d'Augsbourg jusqu'en 1852, epoque ou il mourut dans une maison de fous» («Revue contemporaine», т. XIII, стр. 529, Париж, 1860 г.).
«Operam et oleum perdidi», — может сказать Фогт о своей «Главной книге» и своем Оли. В то время как он сам заставляет своего «близкого земляка» посылать корреспонденции в «Allgemeine Zeitung» из Лондона с 1852 г., пока тот, «наконец, не кончает тем, что попадает в сумасшедший дом», Эдуар Симон говорит, что «если верить Фогту, то Оли был оракулом «Allgemeine Zeitung» до 1852 г., когда он» (кстати, еще и теперь здравствующий) «умер в сумасшедшем доме».
