Гирш рассказывает дальше, что последний из Чарлзов был Флёри,
«работавший прежде в экспедиции «Dresdner Zeitung», которая выходила под редакцией Л. Виттига. В Бадене он, на основании доставленных им рекомендаций из Саксонии, был послан временным правительством в Пфальц, чтобы заняться там организацией ландштурма и т. д. Когда пруссаки вступили в Карлсруэ, он был взят в плен и т. д. Появился он вдруг снова в Лондоне в конце 1850 или в начале 1851 года. Здесь он с самого начала носит фамилию де Флёри и под такой фамилией поселяется среди эмигрантов, находясь с виду, по крайней мере, в тяжелом положении. Вместе с ними он живет в устроенной Эмигрантским комитетом эмигрантской казарме и получает вспомоществование. В начале лета 1851 г. его положение внезапно улучшается, он поселяется в приличной квартире и женится в конце этого года на дочери английского инженера. Впоследствии мы его встречаем, в качестве полицейского агента, в Париже… Настоящая его фамилия — Краузе; он сын сапожника Краузе, который лет 15–18 тому назад был казнен в Дрездене вместе с Бакхофом и Безелером за убийство в Дрездене же графини Шёнберг и ее горничной… Флёри-Краузе часто рассказывал мне, что он работал для правительств уже с четырнадцатилетнего возраста».
Это тот самый Флёри-Краузе, о котором Штибер заявил на публичном заседании кёльнского суда как о непосредственно подчиненном Грейфу прусском тайном полицейском агент». В своих «Разоблачениях о процессе коммунистов» я говорю о Флёри[601]:
«Флёри, хотя и не Флёр де Мари [Fleur de Marie] полицейских проституток, но все же он цветок, который будет цвести, хотя бы только цветом fleurs-de-lys».
Это в известной мере исполнилось. Несколько месяцев спустя после процесса коммунистов Флёри был приговорен в Англии по делу о подлоге к нескольким годам hulks.
«В качестве правой руки полицейского лейтенанта Грейфа», — продолжает Гирш, — «Флёри, в отсутствие его, сносился прямо с прусским посольством».
С Флёри был связан Макс Рёйтер, совершивший кражу писем у Освальда Дица, бывшего тогда хранителем архива шаппер-виллиховского союза.
«Штибер», — говорит Гирш, — «был извещен агентом прусского посланника в Париже Гацфельдта, пресловутым Шервалем, о письмах, которые последний сам писал в Лондон, и через Рейтера разузнал о их местонахождении, после чего Флёри, по поручению Штибера, совершил с помощью Рёйтера эту кражу. Это те украденные письма, о которых г-н Штибер не постыдился открыто дать на суде присяжных в Кёльне показания «как о таковых»… Осенью 1851 г. Флёри, вместе с Грейфом и Штибером, был в Париже; еще до этого Штибер, через посредство графа Гацфельдта, вступил там в сношения с этим Шервалем, или, правильнее, Йозефом Кремером, при помощи которого он надеялся создать заговор. С этой целью гг. Штибер, Грейф, Флёри, а также два других полицейских агента, Бекман и Зоммер, устроили совещание в Париже совместно с знаменитым французским шпионом Люсьеном Делаодом (под фамилией Дюпре) и дали соответственные инструкции Шервалю, по которым он должен был выкраивать свою переписку. Флёри очень часто забавлялся при мне этой провоцированной борьбой между Штибером и Шервалем; а тот Шмидт, который появился в основанном Шервалем по полицейскому приказу обществе в качестве секретаря одного революционного союза в Страсбурге и Кёльне, этот Шмидт был не кто иной, как г-н де Флёри… Флёри был в Лондоне, несомненно, единственным агентом прусской тайной полиции, и все предложения, делавшиеся прусскому посольству, проходили через его руки… гг. Грейф и Штибер во многих случаях полагались на его мнение». Флёри сообщает Гиршу: «Г-н Грейф сказал Вам, как надо действовать… Центральная полиция во Франкфурте сама того мнения, что прежде всего необходимо обеспечить существование политической полиции, — безразлично, какими мы этого добьемся средствами; шаг в этом направлении уже сделан сентябрьским заговором в Париже».
Грейф возвращается в Лондон, выражает свое удовлетворение работой Гирша, но требует большего, именно отчетов о
«тайных заседаниях Союза, принадлежащего к партии Маркса». «Мы должны, — сказал в заключение лейтенант полиции — a tout prix {во что бы то ни стало. Ред.} дать отчеты о заседаниях Союза; делайте это, как знаете, но только никогда не переступайте границ правдоподобия, сам же я слишком занят. Г-н де Флёри будет работать вместе с Вами от моего имени».
Тогдашнее занятие Грейфа заключалось, по словам Гирша, в переписке с Мопа через посредство Делаода-Дюпре насчет устройства мнимого побега Шерваля и Гиппериха из тюрьмы Сент-Пелажи. Ввиду уверений Гирша, что
«Маркс в Лондоне никакого нового центрального общества Союза не основал… Грейф договорился с Флёри, что при данных обстоятельствах мы должны пока сами изготовить отчеты о заседаниях Союза; он же, Грейф, возьмет на себя заботу о защите подлинности этих документов, а то, что он предлагает, будет во всяком случае принято».
Итак, Флёри и Гирш принялись за работу. «Содержание» их отчетов о проведенных мной тайных заседаниях Союза, по словам Гирша,
«сводилось к тому, что устраивались различные дискуссии, принимались новые члены Союза, в каком-нибудь уголке Германии основывалась новая община, создавалась какая-нибудь новая организация, в Кёльне у заключенных друзей Маркса то появлялись, то исчезали виды на освобождение, приходили письма от тех или иных лиц и т. д. Что касается последнего, то Флёри обыкновенно обращал при этом внимание на тех лиц в Германии, которые были уже на подозрении в результате политического розыска или каким-либо образом проявляли политическую активность; но очень часто должна была приходить на помощь и фантазия, и тогда в Союз попадали члены с именами, быть может, совсем не существовавшими на свете. Но г-н Грейф полагал, что отчеты хороши и что нужно ведь их a tout prix создавать. Часть их Флёри взялся составить один, но в большинстве случаев я должен был помогать ему, так как он не умел даже мелкие заметки написать надлежащим стилем. Так появились отчеты, а г-н Грейф без колебаний взял на себя гарантию их подлинности».
Гирш рассказывает далее, как он и Флёри посетили А. Руге в Брайтоне и Эдуарда Мейена (тобиевской памяти) и украли у них письма и литографированные корреспонденции. Но это не все. Грейф-Флёри наняли в типографии Станбёри, Феттер-лейн, литографский станок и вместе с Гиршем сами стали фабриковать «радикальные листовки». Здесь есть чему поучиться «демократу» Ф. Цабелю. Пусть послушает:
«Первая составленная мной» (Гиршем) «листовка была названа, по предложению Флёри, «К сельскому пролетариату»; удалось получить несколько хороших оттисков ее. Г-н Грейф послал эти оттиски, как исходящие от партии Маркса, а для большей правдоподобности прибавил в сфабрикованных вышеуказанным образом отчетах так называемых заседаний Союза несколько слов о рассылке такой листовки для объяснения ее происхождения. Подобное же произведение было изготовлено под заглавием «К детям народа»; я не знаю, кому приписал его на этот раз г-н Грейф. Эти фокусы потом прекратились, главным образом потому, что поглощали много денег».
После своего мнимого побега из Парижа Шерваль прибыл в Лондон; здесь он первое время работает при Грейфе за плату 1 ф. 10 шилл. в неделю;
«за это он обязан был представлять отчеты о сношениях между немецкой и французской эмиграцией». Но публично разоблаченный в Обществе рабочих и выгнанный из него, как mouchard
«Шерваль, по весьма естественным причинам, стал изображать немецкую эмиграцию и ее органы как совершенно не заслуживающие внимания, ибо с этой стороны он лишился всякой возможности доставлять какие бы то ни было сведения. Но зато он представил Грейфу отчет о ненемецкой революционной партии, в котором превзошел Мюнхаузена».
