«Как же хорошо. Так лучше», — мелькнула последняя мысль, и темнота поглотила разум.
Будто со стороны я увидела тесную, маленькую, серую, каменную комнату без окон с узкой железной кроватью. Она сиротливо освещалась только одной лампочкой, свисающей с потолка. В комнатке находились двое мужчин, которые заполнили собой почти ее половину. Один здоровый с толстой шеей и огромной головой, второй невысокий и худой. Оба в одинаковой одежде. В военной форме?
Здоровяк держал в огромной руке за волосы или за шерсть что-то бесформенное, грязное и окровавленное. Кого? Человека? Животное?
Я с недоумением смотрела на этих троих и ничего не понимала.
«Кто они? И почему теперь я вижу так отчетливо? Почему они не видят меня? И почему нет боли и холода? Я проснулась?» — бесконечные вопросы хаотично возникали и пугали меня.
— Твою мать! Как воняет от неё! — выругался тот, который был здоровый и с огромной косматой головой. — Похоже, что сегодня она тоже в невменяемом состоянии. Не могу понять, очухалась или прикидывается, тварь. Глаза залеплены, дыхания нет, — он наклонился к бесформенному тюку, который держал в руке, и как будто прислушался к чему-то, потом резко отшатнулся и раздраженно и зло добавил: — Фу, воняет! Который день уже в таком состоянии, демоны ее дери! Капитан будет недоволен, — тяжело вздохнул. — Может, померла? — вдруг обеспокоенно и нервно спросил второго мужчину.
— Очень будет недоволен, но, с другой стороны, капитан знатно развлекся с ней, — хмыкнул второй мужчина, который был невысокого роста с хитрым лицом хорька. — Так сказать, со всей силой «широкой» души.
Оба загоготали грубо и надолго. Я продолжала с недоумением сверху их рассматривать.
— Да и нам не давал скучать, — и снова взрыв хохота. — Кто бы поверил, что это тело, — и тело потрясли, — было когда-то хорошенькой девицей. Целой лерой, чтоб ее демоны забрали!
Здоровяк тряс тело, а меня вдруг затопила невыносимая боль. Я снова никого и ничего не видела, стало дико холодно, и вдруг отчетливо, на какую-то долю секунды, я поняла, что вернулась в свое тело. То тело, которое было в руке здоровяка и которое он тряс, вонючее, окровавленное и бесформенное, — это мое тело. Ужас и паника охватили меня, но ненадолго — безразличие и апатия, желание заснуть навсегда неотвратимо засасывали в вязкое холодное черное болото.
Но двое мужчин не давали мне отключиться.
«Оставьте меня! Хочу спать! Оставьте!» — еле-еле пульсировало в тяжёлой голове.
Чужое несвежее дыхание ощутила лениво и безразлично, голова запрокинулась, а грубые пальцы попытались разлепить веки, но безуспешно.
«Что происходит?»
— Глаза заплыли. Можно было бы по ним понять, а так демоны ее знает, — разочарованно и брезгливо протянул голос здоровяка. — И дыхания не чувствую. Может, ты посмотришь, померла или нет? — нервно спросил другого.
— Не, не хочу — сильно воняет от нее, а я брезгливый, вот если бы она была как раньше, — второй мечтательно цокнул. — Эх, жаль, что недолго развлекались с ней. Ну, так и скажем капитану, что сегодня допрос тоже не получится, пусть развлекается с другими пленными, — второй мужской голос, мелодичный и невозмутимый, принадлежащий мужчине с лицом хорька, уже достаточно четко пробился в разум. — Их у него предостаточно, — и весело хмыкнул.
— Чего он привязался к этой шлюхе? — с отвращением произнес первый грубый голос.
«Шлюха, — лениво мелькнуло в сознании. — Я — шлюха?»
Тонкая, не оформившаяся мысль опять ускользнула — меня потрясли за шкирку.
— Она вообще как куль с собачьим дерьмом, похоже, он сломал ей все, что мог. Смотри! — грубо встряхнули. — Давно пора ее в общую яму ко всем лучам, — услышала странные слова.
— Руки, ноги висят, — невозмутимо произнес второй мелодичный голос. — А она рассказала то, что надо капитану? — лениво и безразлично поинтересовался он.
— А демоны его знает, — ответил грубый голос здоровяка, — мы — маленькие люди. Наше дело — привести на допрос и отвести с допроса, иногда поучаствовать в ролевых играх, — на последних словах он грубо хохотнул. — Ладно, сегодня с нее толку не будет, а к вечеру подохнет, наверное. Живучая оказалась тварь. Все лучи уже сдохли, а эта все за жизнь цепляется.
— Сучка, — констатировал второй мужчина. — Стольких наших угробила, а ее ничто не берет.
— Тварь, — с отвращением сплюнул здоровяк. — Если бы капитан разрешил, задушил бы собственными руками.
— Но капитан все равно будет разочарован, что она не приходит в себя, — недовольно пробубнил другой.
Беспомощное тело с силой отшвырнули, я ударилась обо что-то холодное и твердое и осталась лежать сломанной кучей.
Голоса стали еле слышны. Послышались удаляющиеся тяжелые шаги и скрип железной двери. Наконец-то. Я хотела свернуться калачиком, чтобы стать маленькой и незаметной, может быть, мышкой, чтобы меня больше никто не видел.
«Мышка? Почему надо стать, как она?» — попыталась поймать ускользающую мысль, видимо, нужную и важную, но не успела, опять уплывая далеко, где не больно. Свернуться калачиком так и не получились, как и пошевелить какой-нибудь частью тела.
Снова возвращали из спасительного забытья много разных голосов — чужих, незнакомых, резких, грубых. Слова глухо и с трудом проникали в мое измученное сознание.
— Под трибунал вас отдам! — грозно цедил злой незнакомый мужской голос. — Вы слышали о Положении об обращении с военнопленными?! Вы — солдат императора, капитан Бейкалич, а не палач! Вы — солдат самой великой и цивилизованной империи в мире! Но… — говоривший словно задохнулся от возмущения. — Вы страх совсем потеряли! Словно животные! Стыд какой!
Недолгая тишина. Слышались вздохи, шуршание и сопение.
— И это солдаты великой Марилии! — произнесли с горьким разочарованием.
— Господин военный министр, это та зарданка, из-за которой погибли тысячи наших солдат, — с ненавистью ответил знакомый до боли и ужаса голос.
Я не смогла вспомнить, почему так боюсь его, но меня охватил панический страх. Если бы я могла пошевелиться, то отползла бы как можно дальше от жуткого голоса.
«Нужно стать мышкой» — неприятно запульсировало в голове.
«Почему я не могу пошевелиться?! Это же не сон. Почему так темно и холодно?» — испуганно всколыхнулось.
— О ком вы? — раздраженно поинтересовался военный министр.
— Эта пленная из зеленых лучей, — словно выплюнул ненавистный голос. — У меня был приказ генерала Мирадовича допрашивать её, применяя все возможные меры.
— Из зеленых лучей? — перебивая говорившего, в изумлении переспросил военный министр. — Вот это жалкое существо?
Шаги медленно приблизились ко мне и остановились.
— Вы уверены? — с сомнением спросил министр.
«Зеленый луч» — теперь запульсировало болью в голове, но я не могла вспомнить, почему эти слова так знакомы и почему они пугают.
— Уверен, господин военный министр. Ее сдали свои же зарданцы по нашему требованию при сдаче Зардана, и на допросе она призналась. На допросах остальных военнопленных с помощью менталистов также с точностью выяснили ее личность.
— На допросе? — гневно прервал говорившего военный министр. — Вы называете допросом ваши жуткие действия?! — зло заорал он. — Вы — маньяк-убийца, капитан Бейкалич?! Любитель — садист?!
Кто-то нервно заходил рядом, и неожиданно я совершенно отчётливо поняла, почему каждый шаг так остро чувствую, — я лежала на ледяном каменном полу.
«Когда же они замолчат и уйдут? Надо стать мышкой», — снова подумала, сильно не вникая в причину таких мыслей.
Я почти отключилась от всего, когда снова резкий голос военного министра не дал уйти в спасительное беспамятство.
— Где протоколы допросов? — ледяным голосом спросил военный министр.
— Все протоколы находятся в сейфе генерала Мирадовича. Стояла задача выяснить, кто входил в зарданскую группу «зеленый луч», об их деяниях, в частности, о документах и древнем артефакте, похищенных членами группы из поместья недалеко от города-крепости Зардан, — четко отрапортовал капитан Бейкалич. — Для этих военных преступников предусмотрено особое наказание.