В один из дней, когда я проснулась после дневного сна, острая боль в пояснице не давала покоя, но руки и ноги были обездвижены и растопырены, и я никак не могла самостоятельно дотронуться до зудящего места, как-то помассировать его, облегчить себе состояние.
В палате, к моему удивлению и досаде, никого не было, а боль становилась все невыносимей и стала распространяться уже на все тело. В отчаянии я позвала сестру Таисию, но голос прозвучал тихо и глухо, и, видимо, никто меня не услышал.
Иногда мне казалось, что я и боль — это одно целое, и никогда в моей жизни не было времени без боли: острой или тупой, поясничной, головной, плечевой. Я уже привыкла к ней, но временами терпеть ее становилось невыносимо. Как сейчас, например.
Я позвала охранников, но они тоже не отозвались и не заглянули в палату. В отчаянье, чтобы хоть как-то отвлечься, я попыталась вспомнить и разложить по полочкам все, что узнала о себе от атера Кирстана Стефановича и сестры Таисии за последние дни.
Итак, я — лера Лорианна Тубертон, подданная империи Тангрия. В девичестве — лера Стенфилд. Вероятно, вышла замуж за тангрийского лера Тубертона, судя по изменении в имени. Когда-то училась целых три года в империи Марилия в Столичной Академии Магии, иначе — САМИМ, где якобы познакомилась и подружилась с атером Кирстаном Стефановичем, подданным этой империи. Его дядя, как выяснилось совсем недавно, целый военный министр Марилии? Странно. Потому что тогда его желание помочь мне выглядит вдвойне подозрительным.
Так, потом буду удивляться и разбираться.
В САМИМ я усилась на мага земли. Атер Кирстан старше меня и учился на мага огня. Потом между нашими империями возник политический конфликт, пришлось уехать из Марилии в родную империю Тангрию. Со времени отъезда с Кирстаном мы больше не виделись, потому что всякое сообщение между империями стало запрещено, а через некоторое время началась война.
Я стала солдатом своей империи и вступила в военную группу «зеленые лучи» зарданской армии Тангрийской империи. Всех членов группы также называли «зеленые лучи». Почему так, Кирстан высказал догадку, но пока я ничего не поняла из его объяснений.
В плен марилийцам я сдалась добровольно по требованию военного командования Марилии, в частности, генерала Мирадовича, чтобы спасти свой город-крепость Зардан и его жителей от смерти. Зачем ему понадобилась именно я? Непонятно. И, мне казалось, что атер Кирстан и сестра Таисия что-то знают и умалчивают. Военная тайна? Поэтому они не имеют права рассказывать? Может быть.
В плену солдаты Марилии, а особенно капитан Бейкалич, от имени которого я до сих пор интуитивно вздрагиваю и сжимаюсь в страхе, надо мной зверски издевались и пытали, в результате чего я сильно пострадала, потеряла память и теперь ничего не помню.
В наказание за военные преступления перед Марилией мне также выжгли магию земли, о чем свидетельствует клеймо на лопатке, которое я не видела, но видела сестра Таисия. Звучит пугающе — последнее означает, что теперь у меня не будет магии земли, и я никогда не стану магиней.
Что военные Марилии пытались узнать? Узнали или нет? Зачем меня так изуродовали? Потому что я молчала?
Теперь меня лечат в госпитале для военнопленных, чтобы я смогла вспомнить прошлое, выдержать допрос военного министра, а затем отработать на рудниках империи Марилия, чтобы выплатить долг за свои так называемые военные преступления.
Пожалуй, все. И все это я знаю со слов других людей, потому что сама так ничего и не вспомнила.
Хотя нет, не все. Еще атер Стефанович сообщил, что со мной столкнулся совершенно случайно, придя с плановой проверкой в военный госпиталь в Туроне, завоёванном Марилией тангрийском городе, поскольку в военном министерстве Марилии курировал все вопросы по военнопленным.
И это еще не все. Он же сообщил, что у меня были родители, по крайней мере до войны в Марилии я жила вместе с матерью — графиней Ванессой Стенфилд, а отец оставался в Тангрии и писал нам письма. Братьев и сестер у меня не было. Еще была родная тетя, мамина сестра, подданная империи Марилия, у которой мы жили, пока я училась в САМИМ. Она работала в САМИМ профессором.
В это время в палату, наконец, вошла сестра Таисия. Она хмурилась, о чем-то размышляя и с раздражением рассматривая в руках документы.
— Сестра Таисия, — еле слышно я позвала ее и, с облегчением заметив, что она меня услышала, отрывисто произнесла: — Не могу терпеть боль. Держусь из последних сил. Сейчас начну кричать.
— Пресветлая Богиня! Держитесь, лера Тубертон! Я сейчас! — испугалась и заволновалась сестра милосердия. — Эти бюрократы надолго задержали меня, дорогая! Простите, что оставила вас совсем без помощи. Сейчас сделаю укол и сразу полегчает, бедняжечка вы моя, — сочувственно добавила она.
Точными, быстрыми движениями женщина подготовила необходимое лекарство, достала шприц, наполнила его и уколола меня. Острая боль почти сразу притупилась, и я с благодарностью посмотрела на сестру, которая уже убирала за собой: выкинула шприц, убрала в шкафчик лекарство. И снова хмурилась.
— Что-то случилось, сестра Таисия? — тихо поинтересовалась я и, в ответ на ее недоуменный взгляд, добавила: — Вы хмурились, когда вошли в палату, и хмуритесь сейчас.
— Хмурилась? — криво улыбнулась сестра. — Еще бы я не хмурилась! Эти солдафоны выводят меня из себя своими нелепыми требованиями! — возмущенно прошептала она. — От меня требуют невозможного, лера Тубертон! А я даже не магиня! Я обычная сестра милосердия!
Она беспокойно заходила по палате, нервно заламывая руки, и я вынуждена была прикрыть глаза от ее постоянного мельтешения, от которого закружилась голова. Совсем как тогда, когда атер Стефанович тоже мерил шагами палату.
— У меня репутация сестры милосердия, которая быстро поднимает на ноги тяжелых пациентов, лера Тубертон, — с затаенной гордостью произнесла сестра Таисия. — Уже двадцать лет я работаю в Межземельном ордене Трилистника. Наш орден занимается оказанием немагической целительской помощи любому человеку, попавшему в беду, по всему миру Вериус. Мы вне политики, дорогая лера. Все Земли магического мира Вериус признают и уважают нас. Нашему ордену уже пятьсот лет. Меня поэтому и приставили к вам по просьбе главного лекаря Йовича. Он надеялся, что я быстро подниму вас на ноги.
Она остановилась и порывисто повернулась:
— Но, к сожалению, не в этот раз, — она недовольно передернула плечами, потом опять криво улыбнулась. — Эти странные военные, наверное, решили, что я сама Пресветлая Богиня и одним прикосновением могу излечить вас, дорогая. Они не понимают, что без магической целительской магии то, что вы вообще очнулись, само по себе чудо. Если к вам вернется память, и вы сможете встать на ноги, — это будет из области невероятного. Я же просто человек. Без магии. Пусть и человеческая целительница. Я делаю все возможное, что зависит от меня, но вы слишком сильно пострадали.
Я внимательно слушала ее, и после ее слов паника невольно стала охватывать меня: «Я могу так ничего и не вспомнить? Могу остаться навсегда обездвиженной?»
Увидев мое бледное, испуганное лицо, сестра подошла, присела на стул.
— Не переживайте, дорогая лера. Вы обязательно выздоровеете и все вспомните. Вы уже на пути выздоравления. Нужно только больше времени. Вот только… — она осеклась, тонкие губы недовольно скривились, а в глазах мелькнуло отчаянье.
— Вот только? — переспросила я.
— Только времени нам не дают, лера Тубертон, — вздохнула она тяжело. — И еще … — она пронзительно смотрела на меня голубыми глазами с белесыми короткими ресницами. — Иногда лучше не знать о том, что когда-то причинило тебе горе и боль. Если ваш мозг так упорно противится тому, чтобы вы все вспомнили, значит время не пришло. А, может быть, будет к лучшему, если вы совсем ничего не вспомните.
