С. Нет, я просто нервничал.

А. з. Но, сэр, вы, несомненно, должны были нервничать сильнее в те несколько секунд, когда вас грабили, чем во время разговора с инспектором, — разве не так?

С. Я нервничал в обоих случаях.

А. з. Но во время ограбления все — таки сильнее, да?

С. Вероятно, да. (Bailey, 1985, р. 153)

Адвокат защиты, проводящий перекрестный допрос, воспользовался одним высказыванием свидетеля, чтобы заставить его в силу логической необходимости признать другой, гораздо более важный факт. Свидетель мог либо отказаться от своего первоначального высказывания, и тогда он показался бы нерешительным и изворотливым, или попа'сть в расставленные адвокатом сети логических рассуждений. В любом случае он проигрывает.

В близком родстве с этой логической ловушкой находится психологическая ловушка самоатрибуции (Saks and Hastie, 1978). Если свидетель не признает за собой определенную эмоцию, мотив или черту, то, возможно, удастся заставить его высказать такое утверждение о самом себе, из которого будет следовать нужная характеристика. Изучите приведенный ниже «перекрестный допрос» студента, который жаловался, что ему незаслуженно поставили низкую оценку за экзамен, а потом подумайте, как можно применить подобную тактику в зале суда.

Преподаватель (П.). Вы на самом деле совсем не старались, когда готовились к этому экзамену, не так ли?

Студент (С). Почему же? Я занимался. Просто тест был слишком трудным, и это несправедливо.

П. Но разве я не слышал, как вы сказали Джону, что вечером накануне экзамена вы ходили в кино со своей девушкой?

С. Да, ходил, но …

П. В понедельник, за два дня до экзамена, вы прочитали все заданные главы?

С. Нет.

П. Но в конце концов вы прочитали все и повторили?

С. Да, я прочитал все и один раз повторил.

П. Разве этого достаточно для подготовки даже к самому трудному экзамену?

С. Нет.

П. Ну, разве вы не согласитесь, что ваши собственные действия говорят о том, что вы не прилагали максимум усилий к изучению моего предмета?

С. Да, может быть, я не старался изо всех сил. (Про себя: Этот препод — юрист он, что ли?)

П. Так вот, похоже, что вы хотите сказать, что для тех, кто занимался как полагается, тест был, наверное, справедливым, хотя и трудным, а для тех, кто не занимался, — и несправедливым, и трудным.

С. Похоже, что так. Извините за беспокойство. Я лучше пойду, пока не вышло чего похуже.

Мы уже наблюдали, что воспоминания свидетелей часто бывают ненадежными, и на них легко можно повлиять, задавая вопросы. К жалобам на то, насколько далеки от истины могут быть свидетельские показания, судебный юрист Ф. Ли Бэйли (Bailey, 1985) обычно добавляет вызывающее озабоченность мнение, что «присяжные оказывают огромное доверие этим показаниям, не осознавая, что из — за неправильных свидетельских идентификаций за решетку попало больше невиновных людей, чем из — за всех остальных ошибок присяжных вместе взятых» (р. 148). На самом деле Бэйли считает, что дискредитация опознавшего преступника свидетеля — это «самая трудная, неприятная, опасная и утомительная задача из всех, которые приходится решать судебному юристу» (р. 145).

Исследования реакций на показания свидетелей не дали ничего, что противоречило бы мрачным наблюдениям Бэйли, согласно которым присяжные переоценивают точность показаний свидетелей (Brigham and Bothwell, 1983). В одном исследовании испытуемые, изображавшие присяжных, после чтения протокола судебного дела о вооруженном ограблении голосовали за обвинительный вердикт только в 18 % случаев — если обвинение не представляло свидетелей. Но когда был представлен свидетель, и это было единственным изменением в» данном деле, то доля обвинительных вердиктов возросла до 72 % (Loftus, 1974).

Попробуем подорвать доверие к этому свидетелю и посмотрим, что произойдет. Один исследователь так и сделал, описав свидетеля как крайне близорукого человека и сообщив, что он был без очков, когда наблюдал ограбление. В результате насколько же снизилась доля обвинительных вердиктов? Только до 68 % (Loftus, 1974)!

В некоторых исследованиях реакций на показания свидетелей используется двухэтапная процедура. На первом этапе испытуемые — свидетели наблюдают инсценированное преступление, дают свидетельские показания и участвуют в опознании преступника. На втором этапе испытуемые — присяжные просматривают видеозапись этих сообщений свидетелей о своих воспоминаниях и высказывают догадки об их точности. Испытуемые — присяжные так часто предполагают, что ложные идентификации были правильными, что это вызывает беспокойство (Wells et al., 1979; Lindsay et al., 1981). Если люди сомневаются в человеческой способности правильно опознать однажды увиденное лицо, то им удается успешно скрывать свои сомнения от исследователей.

Такой уверенный вид. На основании каких признаков вы решаете, что можно доверять чьим — либо воспоминаниям? Скорее всего, принимая такое решение, вы рассматриваете целый ряд факторов. Люди с большей готовностью верят сообщениям, которые кажутся внутренне последовательными (Leippe et al., 1990). Более подробные сообщения также вызывают больше доверия, даже если подробности самые обыденные. В одной из имитаций судебных процессов «присяжные» были более склонны к принятию показаний свидетельницы ограбления магазина, когда она сообщала, что другой очевидец ограбления купил молочные ириски и бутылку диетической пепси — колы, чем когда она говорила просто о «нескольких покупках» (Bell and Loftus, 1989).

Но если бы нам надо было выбрать одну переменную, которая вероятнее всего может повлиять на вашу веру в точность воспоминаний другого человека, то это была бы степень уверенности в себе или убежденности в своей правоте, выраженная в высказываниях этого человека. В двухэтапных исследованиях инсценированных преступлений показано, что чем увереннее выглядит свидетель, тем чаще испытуемые — присяжные предполагают, что у него имеются надежные и точные воспоминания о преступнике (Wells et al., 1979; Leippe et al., 1990). Такое предположение кажется вполне разумным. Верховный суд даже включил «уверенность в себе при даче показаний» в число признаков, которыми должны руководствоваться присяжные при оценке показаний свидетелей в зале суда (Neil v. Biggers, 1972).

Хорошо, если бы это предположение было верным, но на самом деле это не так. Как мы отмечали ранее, между уверенностью свидетеля в точности даваемых им показаний и фактической точностью этих показаний существует лишь слабая связь. Тем не менее уверенный (или неуверенный) вид свидетеля обвинения производит столь неотразимое впечатление на присяжных, что от этого запросто может зависеть, поверят ли они показаниям, доказывающим вину подсудимого, даже если на карту поставлена его свобода. Судебные юристы хорошо это знают и всегда советуют своим свидетелям при даче показаний вести себя так, чтобы их манера поведения казалась уверенной, и даже обучают этому. Они также инструктируют свидетелей на тот случай, если во время перекрестного допроса им будут заданы каверзные вопросы. И как вы думаете, к чему приводят подобные наставления? Свидетели «берут себя в руки» и, давая показания, производят впечатление повышенной уверенности независимо от того, насколько точны их показания (Wells et al., 1981).

Как поколебать уверенность свидетеля в себе. Но не забывайте про другую сторону. Хорошие адвокаты, умеющие вести перекрестный допрос, могут обратить убеждающую силу уверенности в свою пользу, «поколебав уверенность» свидетеля. Однако постойте, давайте вспомним законы атрибуции. Если тактика адвоката, проводящего перекрестный допрос, «шита белыми нитками» или кажется, что этот адвокат издевается над свидетелем, то присяжные сочтут причиной неуверенных показаний свидетеля не его плохую память, а поведение адвоката. Как говорила Злая Волшебница с Запада (последняя злая волшебница в стране Оз), «такие вещи надо делать де — ли — кат — но». Один из этих методов нам уже знаком. Адвокат, проводящий перекрестный допрос, может (и обычно он так и делает) задавать вопросы в достаточно быстром темпе, чтобы заставить свидетелей давать фрагментированные ответы, из — за чего свидетели будут казаться не только менее компетентными, но еще и нерешительными и неуверенными. Второй метод состоит в том, чтобы изменить самовосприятие свидетеля и заставить его думать, что у него плохая память. Если задать достаточно много вопросов о мелких подробностях, на которые свидетелю приходится отвечать «Я не помню», то он может начать сомневаться в своей памяти. Такая неуверенность в себе обнаружится в его поведении и будет надлежащим образом отмечена судьей и присяжными.