Один атрибуционный подход к борьбе с этим характерным для первокурсников синдромом самообвинения заключается в том, чтобы убедить студента, что он ни в чем не виноват. Настроение и мотивация часто улучшаются, если консультантам и факультетским кураторам (заслуживающие доверия источники) удается внушить новичкам, что трудности на первом курсе фактически являются нормой, что со временем их средние баллы повысятся и они будут чувствовать себя в колледже гораздо комфортнее (Wilson and Linville, 1982). Таким образом внимание переключается на ситуационные причины, которые вполне можно устранить (опять самоэфектив — ность начинает служить здоровью). Вооруженный оптимизмом и освобожденный от необходимости делать мрачные выводы наподобие «Я этого не могу» студент уже не позволит депрессии и пораженчеству парализовать свое поведение.

Здесь существует общий принцип, который может оказаться полезным лично для вас. Для вашего психологического благополучия полезнее, если вы будете искать ситуационные причины ваших проблем (такие же, как у других), чем если вы будете упорно выискивать уникальные диспозиционные причины (которые отделяют вас от других как странного или неполноценного человека).

Ложь во спасение. В идеальном смысле с помощью атрибуционной терапии делается попытка коррекции «неправильных» атрибуций, основанных на неверных самоуничижительных предубеждениях, из — за которых проблемы клиента усугубляются. Иногда, однако, психотерапевты могут использовать основанную на атрибуциях тактику, которая помогает людям заменить набор нездоровых и сильно искаженных атрибуций набором здоровых, но все — таки слегка искаженных атрибуций. У страдающих депрессией людей стараются вызвать оптимистическое чувство личного контроля, которое характерно для хорошо адаптирующихся людей.

Тем не менее исследования показывают, а психотерапевты знают, что всем хорошо адаптирующимся людям свойственна одна здоровая иллюзия — они склонны переоценивать имеющиеся у них возможности контроля над своей жизнью. Страдающий депрессией человек может иметь более верные представления о реальности, но они порождают пессимизм и пассивность, и у человека опускаются руки. Тем из нас, у кого нет депрессии, ложный оптимизм помогает рисовать для себя самые радужные перспективы и прилагать больше усилий, в результате чего шансы на успех повышаются, а оптимистические взгляды подтверждаются (Lewisohn et al., 1980; Barthe and Hammen, 1981).

Точно так же первокурсник, который в свою первую экзаменационную сессию сдавал шесть экзаменов и получил оценки «F», четыре «D» и «С» с минусом, возможно, действительно имеет недостаточный академический потенциал. Тем не менее консультант, ориентирующийся на атрибуционную терапию, все — таки подталкивает студента к тому, чтобы он возложил часть вины на трудную ситуацию. Психотерапевт считает, что имеет смысл пойти на небольшие атрибуционные искажения в пользу клиента, если в результате он освободится от убеждений, из — за которых он попал в парализующие тиски самообвинения или постоянно ухудшающихся социальных отношений.

При рассмотрении различных областей и форм социального влияния мы снова и снова сталкиваемся с принципами обязательства и последовательности. Неудивительно, что эти принципы можно весьма успешно применять в психотерапии. Ясно, что психотерапевты стараются получить от своих клиентов обещания, обязывающие их прилагать усилия и сотрудничать с психотерапевтом. И чем раньше в ходе терапии они получают такие обещания, тем лучше.

Люди сильнее ощущают необходимость вести себя в соответствии со своими прежними поступками и данными обещаниями, когда чувствуют, что самостоятельно принимали решения о них — что их никто не принуждал. Осознавая это, некоторые психотерапевты обычно просят клиентов выбрать для себя вид лечения. Психотерапевт перечисляет различные виды проблемного поведения и альтернативные терапевтические методы, которые могут быть использованы для решения этих проблем. Затем клиент и психотерапевт совместно составляют план терапии, причем таким образом, чтобы было совершенно ясно, что некоторые пункты плана клиент выбирает сам. Чтобы сделать факт самостоятельного выбора более заметным и связать клиента обязательствами, психотерапевт может затем попросить клиента подписать «договор о терапии», в котором описываются выбранные лечебные средства. Существуют данные, свидетельствующие о том, что при наличии возможности выбора терапии состояние клиентов улучшается быстрее, чем в контрольных группах, где у клиентов не было возможности выбирать (Brehm and Smith, 1986). Очевидно, даже при психотерапии у людей имеется мотивация избегать диссонанса, вызванного неудачей в каком — либо деле, в планировании которого они принимали активное участие, или стараться устранить подобный диссонанс.

Самостоятельный выбор терапии не только позволяет использовать эффект диссонанса, но и способствует возникновению у клиента чувства личного контроля и ответственности. В результате у него усиливается чувство собственной значимости и самоэффективности и он начинает осознавать, что невозможно вылечиться, просто пассивно общаясь со всемогущим психотерапевтом. Смысл в том, что психотерапия помогает тем, кто помогает сам себе.

Поразительный пример роли выбора в психотерапии можно найти в исследовании Джоэля Купера (Cooper, 1980). Поместив объявление в университетской газете, он набрал людей, которые, по их собственным словам, ужасно боялись змей. Когда эти люди явились в лабораторию на первый сеанс психотерапии, продолжавшийся в течение одного часа, их случайным образом распределили на группы. Испытуемые из одной группы проходили настоящую краткосрочную терапию, а испытуемые из другой группы — мнимую терапию. Настоящая терапия была одним из вариантов стресс — тренировки: человек, который боится змей, представляет себе вызывающие у него страх сцены со змеями до тех пор, пока страх в основном не исчезнет.

Мнимая терапия называлась «физкультурной терапией» и включала в себя бег на месте, вращение йо — йо с нагрузкой и другие виды деятельности, не имевшие никакого отношения к змеям. Испытуемым объяснили, что в состоянии возбуждения, вызванного физическими упражнениями, людям легче осознать причины возникновения эмоций страха. Затем всех испытуемых разделили на две группы, в одной из которых им предоставлялась возможность выбора, а в другой — такой возможности не было. Испытуемым, которым предоставлялась возможность выбора, сообщили, что их терапия может потребовать от них приложения больших усилий и вызвать сильную тревогу и что они могут сами решить, хотят ли они продолжить сеанс. Испытуемым, лишенным возможности выбора, сказали о необходимости приложения усилий, но их не спрашивали, хотят ли они продолжать. Экспериментатор просто продолжил сеанс, приняв решение об этом без участия испытуемых.

Все испытуемые, проходившие настоящую и мнимую терапию, подвергались тестированию на наличие улучшений. Говоря конкретно, им была предоставлена возможность подойти к шестифутовому боа — констриктору, находившемуся в стеклянном террариуме, и дотронуться до него. До сеанса терапии средний испытуемый проходил примерно 1 фут из 20 футов расстояния, отделявшего его от змеи. А после терапии? С результатами можно ознакомиться, изучив рис. 9.7. Испытуемые, лишенные возможности выбирать, независимо от того, проходили они настоящую или мнимую терапию, в среднем подходили к удаву примерно на фут ближе, чем до сеанса. Ни один из них не дотронулся до змеи. Испытуемые, которым предоставлялась

возможность выбирать, наоборот, подходили в среднем на 10 футов ближе к змее, держась от нее на почтительном расстоянии в пределах 9 футов. Трое испытуемых на самом деле подошли вплотную и дотронулись до зверюги. И столь резкое улучшение, свидетельствовавшее об уменьшении страха, происходило независимо от того, какую терапию проходили испытуемые — стресс — тренировку или мнимую физкультурную терапию. Решающую роль играло решение пройти лечение, а не содержание этого лечения.